Формирование цифровой диктатуры как актуальная общественно-политическая проблема

Аннотация

В статье проведен анализ использования в различных странах информационных технологий, которые в недалекой перспективе способны привести к формированию так называемой «цифровой диктатуры», т.е. системы тотального контроля властей за гражданами. Проблема значительно актуализировалась в результате введения чрезвычайных мер по борьбе с пандемией COVID-19. С точки зрения общественно- политической практики, это содержит в себе угрозы потенциального фрагментирования существующих социальных институтов и деформации идентичности отдельных людей.

Полный текст

Сложившуюся в мире в 2020-2022 гг. ситуацию часто описывают выражением «идеальный шторм», имея в виду сочетание множества негативных для всего человечества факторов. Глубокий экономический кризис, усугубляемый пандемией коронавируса, происходит на фоне глобальной политической нестабильности и многочисленных вооруженных конфликтов. Согласно известному принципу, «отчаянные времена требуют отчаянных мер», однако нужно учитывать, что жесткие решения, которые принимаются в настоящее время правительствами различных стран и наднациональными организациями с целью скорейшего преодоления текущих проблем, будут определять облик цивилизации не только на ближайшие годы, но и в долгосрочной перспективе. Несмотря на очевидную необходимость экстренных действий, следует уделять внимание и их неизбежным тревожным последствиям. Существует реальная опасность закрепления временных ограничительных мер в повседневной общественной и политической практике на постоянной основе.

Непроверенные и рискованные средства зачастую используются сейчас без особых раздумий, потому что бездействие в таких ситуациях намного хуже. Одной из ключевых потенциально опасных технологий являются системы цифрового контроля, которые получают все большее распространение во всем мире. Это сопровождается созданием огромных баз персональных данных граждан, а также методов распознавания лиц и других сопутствующих инноваций. Огромный объем информации о частной жизни людей ежедневно поступает в сетевые хранилища. Совокупность перечисленных факторов позволяет констатировать очевидную тенденцию к формированию полноценной «цифровой диктатуры».

Понятия «цифровое государство» и «цифровая демократия» не являются новыми в научном пространстве. Исследование этого феномена началось еще в конце 1990-х гг. с момента возникновения цифровой экономики. Долгое время их изучали нераздельно. Одними из первых, кто дал определение понятию «digital democracy», были Кеннет Л. Хакер и Ян ван Дейк, которые использовали этот термин для описания динамических отношений между государством и технологиями. Цифровая демократия включает «набор попыток практиковать демократию без ограничений во времени, пространстве и других физических условий, используя вместо этого информационно-коммуникационные технологи или компьютерную опосредованность в качестве дополнения, а не замены традиционных «аналоговых» политических практик» [12].

К преимуществам использования подобных инструментов в политическом процессе относят снижение затрат на управление, предоставление информации о гражданской активности и качестве политики. Эффективность использования ресурсов – наиболее распространенное обоснование перехода к цифровым технологиям в регулировании общественных отношений, это позволяет государству своевременно и без больших затрат донести информацию до максимального числа людей [11, с. 361]. Долгое время к феномену «цифрового государства» относились на Западе преимущественно положительно: там подобные системы активно применялись в США, Германии, Великобритании и Франции. Однако все изменилось, когда лидером стал Китай, который начал еще более масштабно использовать практики цифровизации. Его система контроля сетевого пространства «Золотой щит» работает уже почти 20 лет. В КНР запрещено посещать зарубежные сайты, а специальный отдел «Интернет-полиции» контролирует запросы граждан в сети: каждый запрос пользователя проверяется и в случае обнаружения неблагонадежной информации Интернет-соединение сбрасывается. Списки запрещенных ресурсов постоянно пополняется.

После запуска «Золотого Щита» и системы социального кредита в научном сообществе встала необходимость внедрения нового термина, который учитывал бы опыт Китая. В зарубежной литературе стали использовать, в основном, нейтральное «digital government». В отечественном же научном пространств стали  разграничивать понятия «цифровая диктатура» и «цифровая демократия» как принципиально разные объекты исследования [1].

Существуют различные практики «цифровой диктатуры», но каждая из них неизменно включает в себя следующие компоненты:

• система цифрового контроля;
• единый реестр персональных данных;
• единое сетевое пространство;
• система социального рейтинга/кредита.

Система цифрового контроля включает в себя государственную информационную систему для сбора, обработки и хранения видеозаписей с камер, систему непрерывного видеонаблюдения за перемещениями, электронный анализ и контроль действий и поведения граждан. Также в рамках «цифровой диктатуры» необходим единый реестр персональных данных граждан, чтобы систематизировать основную информацию о каждом из них.

Следующим компонентом «цифровой диктатуры» является единое сетевое пространство, которое подразумевает систему фильтрации контента в соответствующем сегменте Интернета, а также включает в себя такие подсистемы, как управление безопасностью, информирование о правонарушениях, контроль выхода и ввода, информационная система мониторинга, управление трафиком. Она создается с целью ограничения иностранных сайтов, фильтрации веб-страниц по «ключевым словам», а также создания любому заблокированному ресурсу соответствующего аналога, который сделан с учетом местного потребительского менталитета.

Последним, но при этом немаловажным компонентом является система социального кредита (также встречаются названия «система социального рейтинга», «система социального доверия») – система оценки отдельных граждан и/или организаций по различным параметрам, значения которых получаются с помощью инструментов массового наблюдения и использующих технологию анализа больших данных [5].

Самым ярким на сегодняшний день примером формирования элементов «цифровой диктатуры» является Китай, где система социального кредита разрабатывается уже давно. В 2007 году были размещены «Некоторые замечания канцелярии Госсовета КНР о создании системы социального кредита», в соответствие с которой уже в 2010 году начался первый эксперимент с внедрением данной технологии в провинции Сычуань, уезд Суйнин. Суть его состояла в том, что первоначально каждый гражданин получал 1000 условных кредитных баллов, и за каждое социально положительное или отрицательное действие рейтинг соответственно увеличивался или убавлялся. «Баллы могли вычитаться за нарушение конкретных правовых, административных или моральных норм. Например, наказание за вождение в нетрезвом виде оценивалось в 50 баллов, рождение второго ребенка – в 35 баллов, а невозврат кредитов – от 30 до 50 баллов. Потерянные очки могли быть восстановлены в течение 2-5 лет, в зависимости от вида проступка и серьезности нарушения. В итоге на основе полученных баллов граждане классифицировались по категориям от А до D» [7, с. 89]. Лицам, имеющим рейтинг D («тотальный аутсайдер»), стали отказывать в работе и социальных услугах. Примерные граждане с рейтингом А получили приоритет при трудоустройстве или при получении кредитов. Суйнин был лишь испытательной площадкой, и вслед за ним появилось более 40 городов (а к 2020 году в Китае действовали уже 352 «умных города» [3]), разрабатывающих собственные локальные системы социального кредита.

Пандемия коронавируса значительно ускорила внедрение подобного рода технологий по всему миру. В попытках справиться со стремительным распространением вируса по меньшей мере 24 страны [15] установили цифровое наблюдение за своими гражданами. Данные технологии включают в себя специализированное приложения COVID-19, данные о местоположении и электронные метки. Например, Центр по контролю и профилактике заболеваний в США отслеживает информацию о путешествиях отдельных лиц, используя данные авиапассажиров [14]. В Гонконге власти требуют ношения браслета и использования приложения для всех вновь прибывающих из-за границы. Технология GPS используется для отслеживания местоположения людей в Южной Корее, чтобы предотвратить нарушения карантина, посылая предупреждения пользователю и властям, если человек покидает назначенные места [13]. В Сингапуре люди должны были сообщать о своем местонахождении с фотографическими доказательствами. Таиланд использует приложение и SIM-карты для всех прибывших из-за границы, чтобы обеспечить соблюдение их карантина. Индия планирует производить браслеты для определения местоположения и контроля температуры граждан. В Европейском союзе одно из первых приложений для контроля над гражданами, обязанными соблюдать карантин, появилось в Польше.

Российская Федерация в этом вопросе не отстает от глобальных трендов. Еще в 2014 году стали обсуждаться меры по отключению Рунета от внешнего мира ради национальной безопасности [9]. Это дало толчок для разработки различных законов по охране персональных данных граждан. В ноябре 2019 года появился закон о «суверенном Интернете». С этого момента у всех операторов связи должны стоять устройства с функциями «противодействия внешним угрозам» и блокировки запрещенного контента из реестра Роскомнадзора, также был создан Центр мониторинга и управления сетями связи. Главные нововведения согласно данному закону: во-первых, Роскомнадзор реализует «централизованное управление» Рунетом, во-вторых, Роскомнадзор полномочен ограничивать доступ к запрещенным в России сайтам, в-третьих, создается национальная система доменных имен и, в-четвертых, операторы связи должны заносить в регистр и применять исключительно эти точки обмена.

Другим законом, обращенным к операторам связи и Интернет-провайдерам, стал закон (или пакет) Яровой, состоящий из двух законов, которые были приняты в июле 2016 года. Они, в частности, обязуют операторов связи хранить звонки и сообщения абонентов за период, определяемый Правительством Российской Федерации (но не больше, чем за 6 месяцев), а информацию о фактах приема, передачи, доставки и обработки сообщений и звонков – 3 года [8]. Затем был подписан закон о создании единого федерального информационного регистра сведений о населении [2]. Идентификаторы: документ, удостоверяющий личность, регистрационный учет, воинский учет – всего более 25 параметров о каждом гражданине. Доступ к информационному регистру имеют органы государственной власти, органы местного самоуправления, внебюджетные фонды, многофункциональные центры, избирательные комиссии, нотариусы, физическое лицо, его законный представитель.

Таким образом, в Российской Федерации уже появился «суверенный Интернет» и единый регистр персональных данных, на базе которых можно создать систему социального рейтинга. Для борьбы с пандемией повсеместно в регионах были запущены приложения для граждан, которые должны соблюдать самоизоляцию. Были созданы платформы для выдачи цифровых пропусков для контроля режима самоизоляции. В Москве это приложение «Социальный мониторинг», в Республике Татарстан была введена система SMS-пропусков. Жителям Нижнего Новгорода необходимо было подтверждать выход на улицу через сервис «Карта жителя Нижегородской области» [10]. Эти сервисы имеют мобильные приложения, которые, при их установке, получают доступ к фото- и видеосъемке, к точному местоположению, к разрешению на совершение звонков, к данным о статусе телефона, к просмотру, изменению или удалению данных на накопителе, к запуску активных сервисов, к запуску приложения при включении смартфона, неограниченный доступ к сети и к получению данных, обеспечивают просмотр сетевых подключений и многое другое [4].

Безусловно, электронные системы государственного контроля за населением позволяют добиться высоких результатов при решении самых разнообразных общественно важных задач: от борьбы с распространением эпидемий и оперативного оповещения населения в чрезвычайных ситуациях до выявления разыскиваемых преступников, предотвращения террористических угроз, поиска пропавших или заблудившихся людей и т.п. Однако возможное дальнейшее продвижение по пути КНР влечет за собой также и специфичные проблемы.

Во-первых, это проблема надежного хранения и использование персональных данных граждан. Уже сейчас остро стоит этот вопрос с системой «Безопасный город» в Москве. Дело в том, что все записи с обычных камер, а также с камер, оборудованных системой распознавания лиц, интегрированной с базами МВД, отправляются на хранение в «Единый центр обработки и хранения данных». Вход осуществляется по логину и паролю, никаких других способов защиты от взлома у этой системы нет. На форумах и чатах уже продают доступ к любой городской камере, архивы и прямые эфиры, также можно найти предложения о покупке неограниченного доступа к камерам [6].

Во-вторых, обостряется вопрос о роли и месте человека в новом цифровом мире. Представители классического гуманизма ставили человека в центр мира, считали жизнь человека наивысшей ценностью. Для них было характерно внимание к проблемам личностного развития и становления человека, к его взаимоотношениям в общественно- политической среде. В современном мире человек все чаще становится лишь единицей информации для государства и коммерческих компаний, он перестает быть уникальной, индивидуальной личностью и превращается в безликий пункт из реестра данных. Появление «цифровой диктатуры» также влияет и на социальные отношения, на отношения в семьях, а также на саму личность человека. Такие феномены как, например, система социального рейтинга заставляют людей соперничать друг с другом в погоне за наивысшей оценкой и последующими привилегиями. Доносы здесь хороший способ поднять свой рейтинг и понизить рейтинг «соперника».

Пандемия COVID-19 привела к чрезвычайному расширению полномочий властей по контролю за гражданами. Возможно, методы цифрового мониторинга в дальнейшем, после их анализа, будут признаны эффективными в борьбе с вирусом, но останутся ли они в повседневной общественно-политической практике – вопрос открытый.