ГИПОКСИЯ ИНДУЦИРОВАННЫЙ ФАКТОР-1 - КАК ПОТЕНЦИАЛЬНЫЙ МАРКЕР СИСТЕМНОГО МЕХАНИЗМА АДАПТАЦИИ К ОСТРОМУ ПСИХОТРАВМИРУЮЩЕМУ РАССТРОЙСТВУ
- Авторы: Любимов А.В.1,2, Ефимов С.В.1, Тарахтеев А.С.1, Быкова Д.Д.1, Трандина А.Е.1, Погожая Е.А.3, Асямов К.В.4, Черкашин Д.В.1
-
Учреждения:
- Военно-медицинская академия им. С.М. Кирова
- Институт экспериментальной медицины
- Медицинский центр преморбидных и неотложных состояний Центрального военного клинического госпиталя им. П.В. Мандрыка
- Санкт-Петербургский медико-социальный институт
- Выпуск: Том 24, № 3 (2025)
- Страницы: 26-34
- Раздел: Медико-биологические науки: оригинальные статьи
- URL: https://ogarev-online.ru/2225-6016/article/view/354289
- DOI: https://doi.org/10.37903/vsgma.2025.3.2
- EDN: https://elibrary.ru/AXJHZJ
- ID: 354289
Цитировать
Полный текст
Аннотация
Цель. Изучить возможность и эффективность применения гипоксия индуцируемого фактора 1 (HIF1) в качестве биомаркера тяжелых стресс-ассоциированных расстройств. Методика. Исследование проводилось на самцах крыс линии Vistar после воздействия смертельной угрозы жизни в модели «Хищник-жертва». Животные были разделены на 4 группы, в которых на разных сроках после стрессогенного воздействия проводились оценка динамики лабораторного показателя. В первой группе животных в 1 сутки исследовалась острейшая стресс-ассоциированная реакция на угрожающий жизни стимул. Во второй группе на 3 сутки исследовалась острая стресс-ассоциированная реакция на угрожающий жизни стимул. В третьей группе на 7 сутки исследовалась отсроченная стресс-ассоциированная реакция на угрожающий жизни стимул. В качестве контроля использовали группу контрольных (интактных) крыс. Результаты. Сравнение уровня HIF1α в крови, миндалине и коре головного мозга в модели «Хищник - жертва», через 1 день после воздействия, через 3 суток и через 7 дней при помощи двухфакторного рангового дисперсионного анализа продемонстрировало статистически значимое снижение уровня HIF1α в крови крыс через 3 суток после моделирования в сравнении с уровнем HIF1α контрольной группы. При исследовании уровня HIF1α в коре и миндалине во всех группах исследуемых животных статистически значимых различий не выявлено. Заключение. Изучены адаптационные системные и нейрогенные процессы к тяжелому психотравмирующему воздействию с определением физиологического значения HIF1α и динамики изменения его концентрации во времени. Результаты, полученные на экспериментальных моделях, открывают перспективы для дальнейших исследований в том числе с участием человека, и позволяют разработать новые терапевтические подходы к диагностике и фармакологической коррекции тяжелых стресс-ассоциированных расстройств.
Полный текст
Введение
Распространенность тяжелых стресс-ассоциированных расстройств имеют сильный разброс: от 13 до 50% респондентов с травматическим опытом, их частота напрямую увеличивается в зоне военных конфликтов и на территории, где ведутся боевые действия [2]. Высокая распространенность стресс-ассоциированных психических расстройств у участников боевых действий обусловлена мощным психотравмирующим воздействием угрожающего жизни характера, сопровождающегося экстремальным стрессом. Среди участников боевых действий в Ираке и Афганистане тяжелая психопатология составила 23% [2]. Отечественная практика, на примере контртеррористической операции на территории Чеченской республики, показала высокий уровень распространенности посттравматических стрессовых расстройств (ПТСР) среди гражданского населения, проживавшего в зоне военного конфликта – 31,2% [4].
Посттравматическое стрессовое расстройство – психическое нарушение, развивающееся вследствие чрезмерного психотравмирующего воздействия угрожающего или катастрофического характера [1]. Основное клиническое проявление – повторение элементов травматического события с чувствами тревоги, паники, вины или безнадежности, стремлением избегать внутренние и внешние стимулы, ассоциирующиеся со стрессором. Расстройство провоцирует развитие персистирующих и сквозных нарушений в аффективной сфере, отношении к самому себе и в социальном функционировании, включая трудности в регуляции эмоций, ощущение себя как униженного, побежденного и ничего не стоящего человека, трудности в поддержании взаимоотношений [9].
Учитывая геополитическую ситуацию в мире, количество военных конфликтов с вовлечением мирного населения не уменьшается и, соответственно, ожидать снижения распространения психопатий военного времени не представляется возможным. Существуют определённые трудности и неоднозначность объективизации диагноза ПТСР: наблюдается разнообразие подходов к клиническому пониманию ПТСР, что обусловлено рядом фундаментальных позиций, лежащих в основе различных авторских концепций [1]. Среди них можно выделить следующие ключевые вопросы: новизна диагностических критериев ПТСР в контексте учения о психогениях, клиническая выраженность ПТСР: моно- или полисимптомный характер, статус ПТСР: самостоятельное нозологическое образование или стадия единого патологического процесса, совместное течение ПТСР с другими психическими расстройствами (коморбидность).
Диагноз ПТСР в основном устанавливается на основе клинического обследования. Врач собирает информацию о жалобах пациента, изучает анамнез заболевания и оценивает его психическое состояние. Типичными жалобами пациентов являются: воспоминания о травмирующей ситуации: повторяющиеся, неконтролируемые и навязчивые переживания психотравмирующего события, сопровождающиеся страхом или ужасом, ночные кошмары: сновидения, содержащие элементы травматического опыта, повышенная бдительность, опасение и готовность к опасности, стремление избежать любых напоминаний о психотравмирующем событии, мыслей и воспоминаний о нём. Это может включать избегание определённых видов деятельности, ситуаций или людей, которые вызывают ассоциации с травмой.
В настоящее время отсутствуют лабораторные или инструментальные методы диагностики ПТСР. Основная задача таких методов – исключение соматических заболеваний, которые могут проявляться симптомами, схожими с ПТСР.
С XIX в. в клинической медицине известны острые и кратковременные расстройства, ассоциированные со стрессом. Эти психотические расстройства представляют собой гетерогенную и до сих пор дискуссионную группу. Составители МКБ-10 отмечают отсутствие систематических клинических данных, достаточных для формирования их концепции [9]. Диагностический приоритет отдают началу проявления симптомов в течение двух недель, наличию типичных синдромов и острого стресса, характерными признаками являются быстро меняющаяся полиморфная симптоматика и наличие в некоторых случаях психических симптомов, первые из которых обычно появляются в течение приблизительно двух недель после стрессовых событий у большинства людей в подобных ситуациях и в соответствующей культурной среде. Основная проблема заключается в выявлении объективных последствий воздействия психотравмирующей стресс-ассоциированной ситуации, которая послужит триггером развития соматической патологии [12].
Диагностика стресс-ассоциированных расстройств у участников боевых действий должна быть многофакторной, учитывая клинические, биологические, социальные и генетические аспекты, а также гормональный фон и результаты психологической диагностики. Несмотря на это, как в России, так и за рубежом, чаще всего [8] применяются клинический психопатологический подход и методы психологической диагностики. Однако из-за стигматизации обращения к психиатрам среди участников боевых действий эти методы не всегда эффективны.
На сегодняшний день сложность диагностики тяжелых стресс-ассоциированных расстройств и ПТСР обусловлена отсутствием не только характеристики событий и факторов, приводящих к развитию заболевания, но и терминологическими проблемами психогенного фактора. В связи с этим возникает полемика об обоснованности постановки диагноза по этиологическому признаку. В клинической практике для диагностики разработан и используется комплекс специально сконструированных клинико-психологических и психометрических методик, отражающих субъективную сторону процесса [11]. Прогнозирование развития стресс-ассоциированных заболеваний (артериальная гипертензия, стрессорные нарушения коронарного и мозгового кровообращения, стрессорные язвы желудка, психопатии и т.д.), основанное на удобном объективном лабораторном или инструментальном критерии открывает известные перспективы в ранней диагностике и не сложной профилактике развития социально значимых неинфекционных заболеваний. Объективную сторону может показать использование в качестве диагностического маркера гипоксия-индуцируемого фактора 1 (HIF1), который активируют экспрессию генов и синтез белковых продуктов, тем самым адаптируя организм к острому стрессу.
При проведении в 1990 г. исследований по изучению молекулярного механизма реакции клеток на кислородное голодание и динамику выработки эритропоэтина почками [13] было открыто соединение, которое первоначально получило название гипоксия-респонсивный элемент (hypoxia responsive element, HRE) – в последствии гипоксия-индуцированный фактор 1 (hypoxia-inducible factor – HIF1). В дальнейших исследованиях HIF1 был охарактеризован как белок, чувствительный к уровню кислорода, который в условиях гипоксии взаимодействует с цепью ДНК, что приводит к увеличению экспрессии генов, регулируемых им. [15]. Более углубленные исследования выявили, что белок HIF1 функционирует как транскрипционный фактор. Его структура представляет собой гетеродимер, включающий одну постоянно экспрессируемую β-субъединицу и одну α-субъединицу, активность которой зависит от уровня кислорода в окружающей среде. Молекулярная масса α-субъединицы составляет 120-130 кДа; β субъединицы – 91-94 кДа.
Концентрация и стабильность HIF1, его клеточная локализация и активность транскрипции находятся в прямой зависимости от уровня кислорода в клетке [10]. Следует отметить, что в ряде исследований, рассматривающих эффекты и молекулярные механизмы фактора HIF1, состоящего из α- и β-субъединиц, авторы часто акцентируют внимание именно на α-субъединице, которая обеспечивает большую часть эффектов HIF1. Фактор HIF1 играет ключевую роль в адаптации клеток млекопитающих к изменениям кислородного баланса. Его основная функция заключается в активации транскрипции генов, регулирующих снабжение клеток кислородом и повышающих их устойчивость к гипоксии и ишемии. Количество выявленных генов, активируемых HIF1, постоянно растет и включает гены, участвующие в ангиогенезе, энергетическом метаболизме, эритропоэзе, клеточной пролиферации, ремоделировании сосудов и вазомоторных реакциях [3].
Помимо классического пути активации HIF1, вызванного гипоксией и накоплением HIF1α, существуют альтернативные (неканонические) механизмы его регулирования. Эти механизмы охватывают практически все этапы активности HIF1 и его α-субъединицы: экспрессия, синтез, трансактивация, накопление и деградация. Например, синтез HIF1α может осуществляться независимо от уровня кислорода посредством каскадов сигнальных реакций, регулируемых системами MAPK (митоген-активируемая протеинкиназа) и PI3K (фосфатидилинозитол киназа), играющими важную роль в процессах роста, пролиферации и дифференцировки. Кроме того, установлено, что повышение транскрипционной активности HIF1 наблюдается под воздействием окиси азота, фактора некроза опухоли α, интерлейкина-1 и ангиотензина [7].
Цель исследования – изучить возможность и эффективность применения гипоксия индуцируемого фактора 1 (HIF1) в качестве биомаркера тяжелых стресс-ассоциированных расстройств.
Методика
Исследование проводилось на крысах Vistar в возрасте 8-9 мес. массой 250-300 г. Животные содержались в пластиковых клетках при температуре воздуха 22±2°С, световом режиме 12/12 ч, со свободным доступом к гранулированному корму и воде. В клетке было по 6 однополых особей. Все эксперименты выполнялись в соответствии с Национальным стандартом РФ ГОСТ Р-53434-2009 «Принципы надлежащей лабораторной практики», Приказом Минздрава РФ от 01.04.2016 № 199н «Об утверждении Правил надлежащей лабораторной практики» и Европейской конвенции Directive 2010/63/EU.
Моделирование стресс-индуцированных нейрофизиологических механизмов адаптации в условиях смертельной угрозы воспроизводили с использованием модели «Хищник – жертва». Животные были разделены на 4 группы. На разных сроках после стрессирующего воздействия проводились оценка динамики лабораторных показателей. Первая группа – исследовалась острейшая стресс-ассоциированная реакция на угрожающий жизни стимул. Вторая группа – исследовалась острая стресс-ассоциированная реакция на угрожающий жизни стимул. Третья группа – исследовалась отсроченная стресс-ассоциированная реакция на угрожающий жизни стимул. В качестве контроля использовали группу контрольных (интактных) крыс.
Определение уровня HIF1α проводили методом ИФА на образцах прозрачной фракции крови, миндалине и префронтальной коре головного мозга крыс (центрифугирование 8 000/об/мин), полученных при декапитации крыс у первой группы через 1 день после воздействия (моделирование острого периода), второй – через 3 дня (моделирование подострого периода), а у третьей – через 7 дней (моделирование хронического периода).
ИФА выполнялся сэндвич-методом с использованием тест-систем ELISA Kit for HIF1α (Cloud-Clone Corp., Хьюстон, США) в соответствии с протоколом фирмы изготовителя. Детекция антигена осуществлялась на спектрофотометре на длине волны 450 нм. До момента определения образцы сохраняли при -20°С.
Статистическую обработку производили с использованием GraphPadPrism8 и IBM SPSS Statistics 27 с оценкой статистической значимости показателей при p<0,05. По результатам критерия Шапиро-Уилка (p=0,086) и Колмогорова-Смирнова (p=0,200) проверяемое распределение показателя HIF1 в миндалине головного мозга соответствует нормальному, а в коре головного мозга и крови не соответствует нормальному (критерий Шапиро-Уилка (p<0,05) и Колмогорова-Смирнова (p <0,05), однако учитывая малую выборку, все данные обработаны при помощи непараметрического критерия.
В связи с невозможностью получения значения параметров у одного объекта исследования более одного раза (т.е. в динамике), принято решение взять четыре группы объектов с абсолютно одинаковыми характеристиками и снять показания: в первой группе – через 1 сутки после стрессирования, во второй – через 3 суток после стрессирования, в третьей – через 7 суток после стрессирования, в четвертой группе – до стрессирования (контрольная группа). Статистический анализ проводился при помощи однофакторного дисперсионного анализа Краскалла-Уоллиса для несвязанных выборок.
Результаты исследования
Показатели HIF1α в генеральной совокупности в крови, миндалине и коре головного мозга крыс приведены в табл. 1.
Таблица 1. Показатели HIF1α в генеральной совокупности в крови, миндалине и коре головного мозга крыс, Me [Q1÷Q3]
Ткань | Уровень HIF1α | σ |
кровь | 0,05867 [0,05255÷0,06996] | 0,01577 |
AMG | 0,08675 [0,07892÷0,09571] | 0,01616 |
PFC | 0,08686 [0,07483÷0,09865] | 0,01351 |
Примечание: Ме – медиана, σ – стандартное отклонение, Q1 – 25й процентиль, Q3 – 75й процентиль, AMG – миндалина головного мозга, PFC – кора головного мозга
При сравнении уровня HIF1α всех исследуемых животных в миндалине головного мозга (Ме – 0,08816, n – 23, σ – 0,01682) статистически значимых различий не выявлено (р=0,816). Показатели HIF1α в миндалине головного мозга крыс относительно времени приведены в табл. 2.
Таблица 2. Показатели HIF1α в миндалины головного мозга крыс относительно времени, Me [Q1÷Q3]
Группа | Me [Q1÷Q3] | sd |
контроль | 0,08213 [0,07406÷0,11268] | 0,01994 |
Через 1 сутки | 0,08229 [0,07981÷0,113345] | 0,02311 |
Через 3 суток | 0,09262 [0,07679÷0,09731] | 0,01126 |
Через 7 суток | 0,08905 [0,08353÷0,09418] | 0,00560 |
Примечание: Ме – медиана, sd – стандартное отклонение, Q1 – 25-ый процентиль, Q3 – 75-й процентиль
На рис. 1 представлена динамика изменения концентрации HIF1α в миндалине головного мозга крыс различных групп:
Рис. 1. Динамика HIF1α в миндалине головного мозга крыс различных групп

Анализируя уровень HIF1α в коре головного мозга (Ме – 0,08708, n – 23, σ – 0,02154), статистически значимых различий не выявлено (р=0,689). Показатели HIF1α в коре головного мозга крыс относительно времени приведены в табл. 3.
Таблица 3. Показатели HIF1α в коре головного мозга крыс относительно времени, Me [Q1÷Q3]
Группа | Me [Q1÷Q3] | sd |
контроль | 0,08208 [0,07149÷0,09466] | 0,01234 |
Через 1 сутки | 0,09190 [0,08092÷0,10112] | 0,01239 |
Через 3 суток | 0,09218[0,08280÷0,10844] | 0,01674 |
Через 7 суток | 0,08095 [0,07578÷0,09064] | 0,01116 |
Примечание: Ме – медиана, sd – стандартное отклонение, Q1 – 25-й процентиль, Q3 – 75-й процентиль
На рис. 2 представлена диаграмма динамики HIF1α в префронтальной коре головного мозга крыс различных групп:
Рис. 2. Динамика HIF1α в префронтальной коре головного мозга крыс различных групп

При исследовании уровня HIF1 α в крови (Ме – 0,05867, n – 36, σ – 0,01577) выявлены статистически значимые различия (р=0,043), в частности значимое снижение уровня HIF1 во второй группе (через 3 суток) по сравнению с показателями контрольной группы. Показатели HIF1α в крови крыс относительно времени приведены в табл. 4.
Таблица 4. Показатели HIF1α в крови крыс относительно времени, Me [Q1÷ Q3]
Группа | Me [Q1÷Q3] | sd |
контроль | 0,07547 [0,06505÷0,09956] | 0,02364 |
Через 1 сутки | 0,05937 [0,05095÷0,07414] | 0,01455 |
Через 3 суток | 0,05740 [0,05385÷0,05867] | 0,00450 |
Через 7 суток | 0,05902 [0,04912÷0,06413] | 0,00874 |
Примечание: Ме – медиана, sd – стандартное отклонение, Q1 – 25-й процентиль, Q3 – 75-й процентиль.
На рис. 3 представлена диаграмма динамики HIF1α в крови крыс различных групп.
Рис. 3. Динамика HIF1α в крови крыс различных групп

Анализ полученных статистических данных свидетельствует о том, что после воздействия ситуации «смертельной угрозы жизни» уровень HIF1α в крови крыс в динамике постепенно снижается, со статистически значимым снижением через 3 суток.
Обсуждение результатов исследования
Анализ полученных статистических данных свидетельствует о том, что после воздействия ситуации «смертельной угрозы жизни» уровень HIF1α в крови крыс в динамике постепенно снижается, со статистически значимым снижением через 3 суток. Исходя из достоверных сведений о стимулировании синтеза HIF1α при гипоксии, изменение уровня HIF1 в крови является предсказуемым явлением в ответ на снижение концентрации кислорода во вдыхаемом воздухе. Однако в нашем исследовании экспериментальные животные находились в нормоксических условиях и статистически значимое снижение HIF1α в крови является новыми неожиданными данными. Полученный результат свидетельствует о том, что изучаемый биологический маркер в экспериментальных условиях демонстрирует определённую роль в нейрогенной и физиологической адаптации к тяжёлой психотравмирующей ситуации, развитии стресс-ассоциированных реакций.
Было показано, что HIF1 играет роль в регуляции нейрогенеза нейронов гиппокампа у постнатального организма. Поэтому HIF1 представляет собой потенциальный диагностический маркер выраженности нарушения когнитивных функций и возможную терапевтическую мишень для коррекции поведенческих нарушений при различных психопатологиях, включая модуляцию нейрогенеза [6]. Стресс – важнейший фактор, меняющий активность головного мозга и нервной системы, связанный с повышением уровня симпатической иннервации, выбросом катехоламинов – это всё способствует развитию тканевой гипоксии.
Исследования системы гипоталамус-гипофиз-надпочечники (ГГН) выявили, что мозг регулирует выработку кортизола посредством высвобождения адренокортикотропного гормона (АКТГ) гипофизом. Как недостаточная, так и чрезмерная активация системы ГГН связана с агрессивным поведением. Кортизол, в свою очередь, подавляет активность системы посредством механизма отрицательной обратной связи. Кроме того, кортизол оказывает влияние на различные аспекты поведения, включая проявления тревоги и дистресса, и снижает синтез тестостерона [17]. Такая картина наблюдается при ряде психопатологических состояний, таких как ПТСР и стресс-ассоциированные расстройства.
Связь между АКТГ и HIF1 проявляется в обнаружении HIF1 в клетках аденомы гипофиза. HIF1 выступает в роли ключевого транскрипционного регулятора, координирующего адаптацию клеток к гипоксическим условиям при прогрессировании аденомы гипофиза [14]. Он способствует подавлению апоптоза и участвует в ингибировании глюкокортикоидного рецептора под действием дексаметазона в гипоксических клетках линии AtT-20. HIF1 играет значительную роль в патогенезе патологии системы ГГН, ассоциированных с АКТГ, и вовлечен в регуляцию нейрометаболических и гипоксических адаптационных реакций.
Данные свидетельствуют о том, что воздействие жизнеугрожающего фактора запускает ответную системную реакцию, приводящую к дисбалансу и нарушению нейроэндокринной регуляции и адаптации к действию раздражителя, что приводит в конечном итоге либо к компенсации стресс-ассоциированного состояния, либо – к развитию патологии. Полученные нами результаты позволяют предположить, что нейропротективные механизмы, связанные с воздействием критических факторов, индуцируют экспрессию HIF1 в крови и головном мозге по мере прогрессирования психопатологии. Данное исследование поставило вопросы, почему в периферической крови наблюдается реакция исследуемого маркера на витальный стресс, а в миндалине и коре головного мозга – локация, где разыгрывается вся эмоциональная картина стрессогенной ситуации – изменения не отразились. Возникает предположение, что либо ЦНС является более защищённой системой от витального стресса, либо нейрогенные механизмы компенсации и адаптации головного мозга не задействуются в данном типе стрессирования. При этом другие виды негипоксического стресса вовлекают эти отделы головного мозга в реактивный процесс [5].
Динамика концентрации HIF1 в периферической крови, особенно в начальный период адаптации (3 сутки), может быть интерпретирована как значимый молекулярный маркер адаптации к воздействию жизнеугрожающего фактора. Однако, интерпретация полученных данных требует более углубленного и комплексного исследования. Это связано с тем, что HIF1 регулирует не только положительные с точки зрения клинической практики процессы, но также может запускать отдаленные негативные последствия, такие как неопластические процессы и апоптоз.
Стресс является основным проводником и стимулятором развития гипоксического состояния, возникающего в ответ на дисметаболические изменения головного мозга, которые на ранних этапах не заметны и не диагностируются в рутинной клинической практике. Типичные проявления скрытого стрессоподобного состояния проявляются в виде плохого сна, нарушения аппетита и пищевого поведения, снижения физической активности, меняется митогенез, энергетическое обеспечение.
В связи с этим, важно изучить долгосрочные последствия изменения концентрации HIF1 для дифференциальной диагностики адаптивных и патологических процессов. Важным моментом является то, что HIF1 представляет собой системный механизм, который тонко реагирует как на острые, так и на хронические состояния, что подчеркивает вовлеченность именно системных механизмов в эти процессы.
Для окончательного подтверждения возможности использования HIF1α в качестве лабораторного маркера тяжелых стресс-ассоциированных расстройств и ПТСР требуется проведение дополнительных исследований. Важно определить продолжительность сохранения стабильных изменений уровня этого маркера и его сопоставимость с другими лабораторными маркерами, имеющими потенциал применения в качестве диагностики хронического стресса. Необходимо изучить долгосрочную стабильность и воспроизводимость выявленных изменений, а также провести аналогичные исследования на других экспериментальных моделях и в различных условиях, чтобы обеспечить универсальность и значимость использования HIF1α в клинической практике. Комплексный подход к этим вопросам позволит утвердить HIF1α как важный диагностический инструмент в оценке стресс-ассоциированных расстройств и ПТСР и повысить точность и надёжность диагностики подобных состояний.
Дальнейшие исследования позволят разработать новые терапевтические подходы к диагностике и фармакологической коррекции тяжелых стресс-ассоциированных расстройств и посттравматического стрессового расстройства.
Заключение
Стресс является важнейшим элементом внешнего воздействия на человека и животных, приводящим к развитию эндогенной гипоксии. HIF1α является возможным биологическим маркером гипоксического воздействия и обладает потенциалом отражать степень стрессорного воздействия. Циркуляция HIF1α на фоне стрессового состояния в кровеносной системе не позволяет однозначно судить о степени воздействия этого биомаркера как повреждающего агента на ЦНС животных.
Об авторах
Андрей Владимирович Любимов
Военно-медицинская академия им. С.М. Кирова; Институт экспериментальной медицины
Автор, ответственный за переписку.
Email: lyubimov_av@mail.ru
кандидат медицинских наук, преподаватель кафедры военно-морской терапии Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова, научный сотрудник отдела нейрофармакологии им. С.В. Аничкова ФГБНУ «Институт экспериментальной медицины» Россия, 194044, Санкт-Петербург, ул. Акад. Лебедева, 6; Россия, 197376, Санкт-Петербург, ул. Акад. Павлова, 12
Семён Валерьевич Ефимов
Военно-медицинская академия им. С.М. Кирова
Email: sve03helper@rambler.ru
кандидат медицинских наук, преподаватель кафедры военно-морской терапии Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова Россия, 194044, Санкт-Петербург, ул. Акад. Лебедева, 6
Антон Сергеевич Тарахтеев
Военно-медицинская академия им. С.М. Кирова
Email: anton.tarakhteev@mail.ru
ассистент кафедры военно-морской терапии Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова Россия, 194044, Санкт-Петербург, ул. Акад. Лебедева, 6
Диана Дмитриевна Быкова
Военно-медицинская академия им. С.М. Кирова
Email: didish2020@mail.ru
ассистент кафедры военно-морской терапии Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова Россия, 194044, Санкт-Петербург, ул. Акад. Лебедева, 6
Александра Евгеньевна Трандина
Военно-медицинская академия им. С.М. Кирова
Email: sasha-trandina@rambler.ru
врач клинической лабораторной диагностики научно-исследовательской лаборатории тканевой инженерии научно-исследовательского отдела медико-биологических исследований Научно-исследовательского центра Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова Россия, 194044, Санкт-Петербург, ул. Акад. Лебедева, 6
Елена Андреевна Погожая
Медицинский центр преморбидных и неотложных состояний Центрального военного клинического госпиталя им. П.В. Мандрыка
Email: epogozhaya16@yandex.ru
старший врач-специалист медицинского отдела (диагностики и диспансеризации) медицинского центра преморбидных и неотложных состояний ФКУ «Центральный военный клинический госпиталь им. П.В. Мандрыка» МО РФ Россия, 119002, Москва, пер. Серебряный, 4
Константин Валерьевич Асямов
Санкт-Петербургский медико-социальный институт
Email: asyamovkonstantin@mail.com
кандидат медицинских наук, доцент кафедры Санкт-Петербургского медико-социального института 195272, Санкт-Петербург, Кондратьевский проспект, 72 А
Дмитрий Викторович Черкашин
Военно-медицинская академия им. С.М. Кирова
Email: cherkashin_dmitr@mail.ru
доктор медицинских наук, профессор, начальник кафедры военно-морской терапии Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова Россия, 194044, Санкт-Петербург, ул. Акад. Лебедева, 6
Список литературы
- Васильева А.В. Посттравматическое стрессовое расстройство - от травматического невроза к МКБ-11: особенности диагностики и подбора терапии. Медицинский совет. - 2023. - N17. - C. 94-108 @@Vasil'eva A.V. Meditsinskii sovet. Meditsinskiy council. - 2023. - N17. - P. 94-108. (in Russian)
- Доровских И.В., Заковряшин А.С., Павлова Т.А. Посттравматическое стрессовое расстройство при боевых травмах:патогенез, клиника и прогноз // Современная терапия психических расстройств. - 2022. - № 3. - С. 25-31. @@Dorovskikh I.V., Zakovryashin A.S., Pavlova T.A. Post-traumatic stress disorder in combat injuries: pathogenesis, clinic and prognosis. Current Therapy of Mental Disorders. - 2022. - N3. - P. 25-31. (in Russian)
- Жукова А.Г., Казицкая А.С., Сазонтова Т.Г., Михайлова Н.Н. Гипоксией индуцируемый фактор (HIF): структура, функции и генетический полиморфизм // Гигиена и санитария. - 2019. - N98. - P. 723-728. @@Zhukova A.G., Kazitskaya A.S., Sazontova T.G., Mikhailova N.N. Gigiena i Sanitaria. Hygiene and Sanitation. - 2019. - N98. - P. 723-728. (in Russian)
- Идрисов К.А. Эпидемиологическое исследование распространенности посттравматических стрессовых расстройств среди взрослого населения Чеченской Республики на разных этапах военной ситуации // Российский психиатрический журнал. - 2009. - №1. - С. 57-64. @@Idrisov K.A.Russkiy zhurnal psikhiatrii.Russian Journal of Psychiatry. - 2009. - N1. - P. 57-64. (in Russian)
- Любимов, А. В. Участие HIF-1 в механизмах нейроадаптации к острому стрессогенному воздействию / А.В. Любимов, П.П. Хохлов // Обзоры по клинической фармакологии и лекарственной терапии. - 2021. - Т. 19, № 2. - С. 183-188. @@lyubimov A.V., Khokhlov P.P. Obzory po klinicheskoy farmakologii i lekarstvennoy terapii. Reviews on Clinical Pharmacology and Drug Therapy. - 2019. - N2. - P. 31-42. (in Russian)
- Новиков В.Е., Левченкова О.С., Иванцова Е.Н., Воробьева В.В. Митохондриальные дисфункции и антигипоксанты // Обзоры по клинической фармакологии и лекарственной терапии. - 2019. - Т. 17. - №4. - С. 31-42. @@Novikov V.E., Levchenkova O.S., Ivantsova E.N., Vorobieva V.V. Obzory po klinicheskoy farmakologii i lekarstvennoy terapii. Reviews on Clinical Pharmacology and Drug Therapy. - 2019. - N4. - P. 31-42. (in Russian)
- Трегуб П. П., Куликов В. П., Малиновская Н. А., Кузовков Д. А., Ковзелев П. Д. HIF-1 - альтернативные сигнальные механизмы активации и формирования толерантности к гипоксии/ишемии // Патологическая физиология и экспериментальная терапия. - 2019. - Т.63., №4. - С. 115-122. @@Tregub P.P., Kulikov V.P., Malinovskaya N.A., Kuzovkov D.A., Kovzelev P.D. Patologicheskaya fiziologiya i eksperimental'naya terapiya. Pathological Physiology and Experimental Therapy. - 2019. - V.63,N4. - P. 115-122. (in Russian)
- Феньвеш Т.А., Забелина Е.Ю., Костяева Е.A. Исследование стигматизации людей с психическими заболеваниями среди молодежи // Социодинамика. - 2023. - N3. @@Fenvesh T.A, Zabelina E.Yu., Kostyaeva E.A. Sotsiodinamika. Sociodynamics. - 2023. - N3. - P. 9-21. (in Russian)
- Чинарев В.А., Малинина Е.В. Первый психотический эпизод: клинико-диагностические аспекты и терапевтические подходы // Доктор.Ру. - 2024. - N23. - C. 102-112 @@Chinarev V.A, Malinina E.V. Doctor.Ru. Doctor.Ru. - 2024. - N23. - P. 102-112. (in Russian)
- Cimmino F., Avitabile M., Lasorsa V. HIF1 transcription activity: HIF1A driven response in normoxia and in hypoxia. BMC Med Genet. - 2019. - N20. - P. 37.
- Ehlert U., Straub R. Physiological and emotional response to psychological stressors in psychiatric and psychosomatic disorders. Annals of the New York Academy of Sciences. - 1998. - N851. - P. 477-486.
- Renneberg B., Rosenbach C. “There is not much help for mothers like me”: Parenting Skills for Mothers with Borderline Personality Disorder - a newly developed group training program. Borderline Personality Disorder and Emotion Dysregulation. - 2016. - N1. - P. 16.
- Semenza G.L., Nejfelt M.K., Chi S.M., Antonarakis S.E. Hypoxia-inducible nuclear factors bind to an enhancer element located 3 to the human erythropoietin gene. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. - 1991. - N88. - P. 5680-5684.
- Vidal S., Horvath E., Kovacs K. et al. Expression of hypoxia-inducible factor-1alpha (HIF1alpha) in pituitary tumours. Histology Histopathology. - 2003. - N18. - P. 679-86.
- Wang G.L., Semenza G.L. General involvement of hypoxia inducible factor 1 in transcriptional response to hypoxia. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. - 1993. - N90. - P. 4304-4308.
- Williams L., Coman J., Stetz P. et al. Identifying response and predictive biomarkers for Transcranial magnetic stimulation outcomes: protocol and rationale for a mechanistic study of functional neuroimaging and behavioral biomarkers in veterans with Pharmacoresistant depression. BMC Psychiatry. - 2021. - N21. - Р. 35.
- Zhang C., Qiang Q., Jiang Y. Effects of hypoxia inducible factor-1α on apoptotic inhibition and glucocorticoid receptor downregulation by dexamethasone in AtT-20 cells. BMC Endocrine Disorders. - 2015. - N15. - P. 24.
Дополнительные файлы


