Привязанность и черты характера как предикторы переживания страхов в студенческом возрасте

Полный текст

Эмоциональные явления занимают особое место в психической жизни субъекта. Они не отделены от познавательных и волевых процессов, участвуют в построении психического образа, регулируют поведение и деятельность, вносят существенный вклад в развитие личности [3; 6; 17]. Особое значение для понимания процесса функционирования психики имеет эмоция страха, обладающая в некоторых случаях огромной и порой разрушительной силой, а иногда — мобилизующая субъекта к совершению того или иного действия или поступка. Переживания по поводу того, что угрожает субъекту — его биологическому или социальному существованию, а значит того, что выступает для него источником фрустрации потребностей и побуждений, ограничениями на пути реализации ценностей, полноценной счастливой жизни и благополучия, — нередко оказываются ключом к пониманию реальных препятствий и возможных ресурсов личностного развития.

Актуальность изучения страхов в настоящее время усиливается из-за происходящих социальных потрясений. Социальная ситуация, в которой находятся люди по всему миру на протяжении последних лет, в связи с распространением коронавирусной инфекции, экономическим кризисом, вооруженными конфликтами, нарастающими угрозами финансовой и продовольственной безопасности и др., может быть охарактеризована как экстремальная, выходящая за нормы привычного жизненного уклада и социального взаимодействия [4; 7; 8; 16; 27 и др.]. Все эти стрессогенные факторы вызвали изменения в психике и поведении людей, в том числе в эмоциональной сфере. Страх за свою жизнь и жизнь близких стал предметом беспокойства, определяющего образ мыслей и действий.

Известно, что страх возникает у человека в ответ на реальную или воображаемую угрозу и выполняет сигнальную, защитную и адаптивную функции. При чрезмерной интенсивности страх может негативно сказываться на психологическом здоровье и качестве жизни, однако при незначительной выраженности способен вызывать ресурсные состояния, способствующие эффективному разрешению ситуации. Страхи появляются в онтогенезе довольно рано, причем на разных стадиях развития они имеют свои количественные проявления и характеризуются качественным своеобразием [5; 9; 24].

Существуют различные классификации страхов, как правило, в зависимости от причин, вызывающих их появление, или объекта переживания [9; 10; 22; 31]. Впрочем, страхи иногда сложно отнести к какой-то одной группе, т.к. страх может носить смешанный характер и включать сразу несколько модальностей, что, впрочем, объяснимо недизъюнктивностью (А.В. Брушлинский) человеческой психики и личности в целом. Так, страх заболеть может объединять биологический (физическое страдание) и социальный страх (лишиться социальных контактов, работы и т.п.) и др.

В публикациях выделяются уровни переживания страха. Например, согласно А.И. Захарову [9], их два: естественный (возрастной) и патологический. Непатологические страхи кратковременны, обратимы и в большинстве случаев исчезают с возрастом, не оказывая существенного влияния на характер и поведение человека, его взаимоотношения с другими людьми. Они часто имеют защитный характер, т.к. помогают избежать травмирующей ситуации. Патологические страхи имеют затяжной, навязчивый характер. А.И. Захаров также выделяет страхи, обусловленные ситуацией, и личностно детерминированные страхи.

Много исследований страхов посвящено подростковому и юношескому возрасту [19; 24; 28 и др.]. Указывается, что беспокойство и страхи нередко оказывают решающее влияние на социальную жизнь и активность на этих стадиях онтогенеза [14; 24]. В последние десятилетия исследования педагогов и психологов все чаще посвящаются изучению страхов не только в ранней, но и поздней юности, а также вопросам профилактики и коррекции страхов у молодежи [1; 14; 25]. По данным исследований [2; 13; 15; 21; 29] специфическими и наиболее распространенными в студенческом возрасте являются страхи, связанные с процессом вузовского обучения (страх экзаменов, публичных выступлений, стать плохим специалистом и др.).

Проведенный анализ показывает, что в настоящее время в системе факторов, обусловливающих переживания страхов в студенческом возрасте, лучше изучены внешние или социальные побудители, тогда как “внутренние условия” (С.Л. Рубинштейн) или личностная детерминированность страхов представлены в исследованиях гораздо в меньшей степени. Однако знание личностных предпосылок переживания страхов в студенческом возрасте позволило бы разрабатывать более эффективные способы профилактики и коррекции страхов, препятствующих позитивному формированию личности на стадии ее интенсивного становления.

Анализ исследований, посвященных изучению личностной детерминации страхов в юношеском и зрелом возрасте, указывает на связь качества привязанности к близким людям и некоторых черт характера с переживанием страхов. Так, в работах зарубежных ученых [34; 40; 42; 47] отмечается влияние стиля привязанности на переживание социальной тревоги. В исследовании Рида с коллегами [42] установлено, что и беспокойство относительно отношений с близкими людьми, и избегание близких отношений оказывают влияние на рост социальной тревоги как в юношеском, так и более зрелом возрасте. Основой такой тревоги чаще всего является сконцентрированность субъекта на себе и ожидание негативного оценивания со стороны окружающих. В недавнем обзоре исследований отмечалась позитивная связь ненадежной привязанности с симптомами тревоги и тревожными расстройствами [36]. При этом по одним данным [47] наиболее неблагоприятным из четырех стилей привязанности, выделенных Бартоломью и Хоровитц, в этом контексте, является избегающе-опасающийся стиль, характеризующийся высоким избеганием и высоким беспокойством в отношениях с объектом привязанности, однако по другим [36] — тревожно-озабоченный стиль, отличающийся высоким уровнем беспокойства в близких отношениях.

Особого интереса заслуживают исследования связи разнообразных страхов с факторами “Большой пятерки”. Так, в исследовании американских ученых [41], выполненном на выборке студентов, была выявлены прямая корреляции между нейротизмом и доброжелательностью со страхом неудачи и обратная зависимость этих черт характера с боязнью успеха и его последствий; при этом экстраверсия и открытость были негативно связаны с каждым из перечисленных страхов. В ряде недавних работ была установлена взаимосвязь факторов “Большой пятерки” со страхом пропустить важные и интересные события. Однако результаты этих исследований оказались противоречивыми. Например, в исследованиях с турецкими респондентами в возрасте 14–21 лет [32] и с немецкими респондентами разных возрастов [43] была доказана позитивная связь нейротизма и негативная связь экстраверсии, открытости, доброжелательности и добросовестности с выраженностью этого страха. В исследовании индонезийских студентов, наоборот, была обнаружена прямая взаимосвязь страха пропустить важные и интересные события в социальных сетях с экстраверсией и негативная — с нейротизмом [46]. Чаморро с соавторами [33] выявили прямую связь экзаменационной тревожности сербских студентов с нейротизмом и обратную — с открытостью, добросовестностью и доброжелательностью. Таким образом, можно видеть, что данные о специфике личностной обусловленности страхов не только противоречивы, но и весьма разрозненны, поскольку получены, как правило, в исследованиях, направленных на изучение связей между отдельными страхами и сторонами личности, без проведения структурного анализа этих связей.

Цель исследования заключалась в выявлении зависимости переживания страха в студенческом возрасте от качества привязанности к близким людям и черт характера (факторов “Большой пятерки”).

Задачи исследования: 1) выполнить структурный анализ страхов, переживаемых студентами, и оценить качество полученной структурной модели; 2) оценить зависимость отдельных групп страхов от показателей избегания и беспокойства как характеристик качества эмоциональной привязанности студентов к близким людям, а также факторов “Большой пятерки”.

Нами были поставлены следующие исследовательские вопросы:

1. Что представляет собой внутренняя (латентная) структура страхов, переживаемых студентами, если, конечно, таковая может быть выделена на основе эмпирических данных?
2. Какую роль в детерминации страхов (их латентной структуры) играют личностные факторы: черты характера субъекта (интегральные факторы “Большой пятерки”) и качество привязанности к близким людям (избегание близких отношений и беспокойство по поводу потери отношений с объектом привязанности)?

МЕТОДИКА

Участники исследования. 94 студента российских вузов очной и заочной форм обучения в возрасте 18–22 лет (M = 19.5; SD = 0.6; 82% — девушки). Участникам было предложено ответить на вопросы в онлайн-режиме, посредством заполнения Google Forms. Обследование занимало 50–60 минут, носило добровольный характер и проводилось в октябре–декабре 2021 года. Использовались методика изучения интенсивности страхов Ю.В. Щербатых и Е.И. Ивлевой [31]; методика “Опыт близких отношений” (ECR) Н.В. Сабельниковой, Д.В. Каширского [26] опросник стиля привязанности Дж. Финей и др. (ASQ) в адаптации Н.В. Сабельниковой, Д.В. Каширского [44]; методика “Большая пятерка” (5PFQ) П. Коста и Р. МакКрае в адаптации С.А. Щебетенко [30].

На начальной стадии исследования для выявления латентной структуры страхов был использован метод главных компонент (PCA) в облических координатах. Выбор данного метода анализа с содержательной стороны обусловлен тем, что наличие одной группы страхов в структуре эмоциональной сферы личности не исключает наличия в этой структуре страхов другой модальности. Качество найденной структурной модели оценивалось с помощью конфирматорного факторного анализа (CFA). Для установления зависимости переживания страха от качества привязанности (шкалы опросников ASQ и ECR) и факторов “Большой пятерки” (шкалы 5PFQ) использовался множественный регрессионный анализ (MRA). Статистическая обработка осуществлялась в программе JASP 0.16.0.0.

РЕЗУЛЬТАТЫ

Выявление структуры страхов. На основе эмпирических данных, полученных с помощью опросника Ю.В. Щербатых и Е.И. Ивлевой, была выделена обобщенная латентная структура страхов, переживаемых студентами. Для этого использовался метод главных компонент (PCA), на возможность применения которого указали критерий адекватности выборки Кайзера–Мейера–Олкина (KMO) и критерий сферичности (многомерной нормальности) Бартлетта (KMO = 0.837; χ^2 = 581.55 ; df = 186; p≤0.001).

При решении вопроса о количестве выделяемых компонент использовался критерий отсеивания Кэттелла (рис. 1).

 

Рис. 1. График собственных значений (диаграмма “каменистой осыпи”)

 

По рис. 1 видно, что в точках графика с абсциссами 3 и 4 убывание величин собственных значений слева направо максимально замедляется, поэтому, исходя из опытных данных, в структуре страхов студентов можно попытаться выделить, соответственно, три или четыре компоненты (“фактора”). Далее с помощью PCA с использованием процедуры Promax вращения (в облических координатах) было найдено четырехкомпонентное решение, которое в отличие от трехкомпонентного решения устроило нас как с количественной (выше доля объясненной дисперсии около 53%), так и содержательной стороны, поэтому оно было выбрано как окончательное (табл. 1).

 

Таблица 1. Матрица факторных нагрузок после вращения Promax (PCA)*

Перечень страхов	Компоненты (“факторы”)
	1	2	3	4
Болезнь близких людей	0.536
Стать жертвой преступления	0.415
Изменений в личной жизни (ухудшения взаимоотношений, развод)	0.585
Старости	0.858
Болезней сердца (учащение ритма, болевые ощущения)	0.509
Войны	0.503
Смерти	0.774
Неблагоприятных изменений в жизни из-за болезни близких	0.730
Болезни	0.785
Змей, пауков		0.574
Темноты		0.754
Замкнутого пространство (лифт, закрытая комната)		0.861
Высоты		0.699
Глубины		0.552
Экзаменов			0.712
Публичных выступлений			0.863
Изменения в психическом состоянии				0.515
Ответственности и принятия решения				0.474
Самоубийства				0.691
Проявления агрессии по отношению к близким				0.797
Начальника (преподавателя) **
Бедности **
Неопределенности будущего **
Страхи, связанные с половой функцией **

Примечание. * Во внимание принимались факторные нагрузки ǀa_ijǀ ≥0.4. ** переменная не вошла ни в один из “факторов”.

 

Из табл. 1 видно, что страхи респондентов объединились в четыре группы, которые мы обозначили, соответственно, как “Страхи неконтролируемых событий” (31.6% объясненной дисперсии), “Природные страхи” (9.1%), “Социальные страхи” (6.4%) и “Страх потери самоконтроля” (5.6%). Найденное решение было оценено с помощью CFA, который показал приемлемое в статистическом смысле соответствие модели эмпирическим данным (CFI = 0.952; TLI = 0.918; RMSEA = 0.07; SRMR = 0.08).

Результаты PCA указывают на то, что наиболее выраженной оказалась группа страхов неконтролируемых событий, т.к. описывает наибольший процент общей выборочной дисперсии. Среди страхов, вошедших в первую компоненту, и наиболее переживаемых студентами, следует прежде всего выделить страх, вызванный болезнью близких людей (M = 8.46; SD = 2.19), страх, связанный с изменениями в жизни, вызванными болезнью близких людей (M = 7.18; SD = 2.84), страх войны (M = 6.23; SD = 2.89) и страх оказаться жертвой нападения (M = 6.20; SD = 2.99). Примечательно, что страх заболеть самому также входит в первую компоненту, но выражен в меньшей степени (M = 5.07; SD = 2.96), чем страх за жизнь и здоровье близких людей. Заметим, что страх неопределенности будущего также представлен в эмоциональной сфере студентов (M = 6.09; SD = 2.81); эта переменная нагрузила преимущественно первую компоненту, однако ее вес оказался меньше 0.4, поэтому страх данной модальности не был включен в “факторное” решение.

Вторыми по степени выраженности и интенсивности проявлений являются природные страхи, среди которых первое место занимает страх змей, пауков (M = 6.68; SD = 2.82), глубины (M = 5.82; SD = 3.22) и высоты (M = 5.30; SD = 3.07). На третьем месте в структуре эмоциональной сферы — традиционные для студенческого возраста академические или т.н. “социальные” страхи, представленные двумя составляющими: боязнью экзаменов и ситуации проверки знаний (M = 6.88; SD = 2.40) и страхом публичных выступлений (M = 5.86; SD = 2.55). Следует обратить внимание и на то, что страх начальника (преподавателя) оказался у участников исследования достаточно выраженным на фоне других страхов (M = 5.82; SD = 2.46), он ожидаемо вошел в третью компоненту, однако с небольшим весом, поэтому не был включен в итоговое решение PCA.

Наименее выраженной оказалась группа страхов, связанных с потерей самоконтроля: страх ответственности, собственной агрессии и др. Наиболее выраженные из них: страх ответственности (M = 5.76; SD = 2.50) и болезненных изменений в психике (M = 5.10; SD = 2.80), а страх самоубийства, также вошедший в эту группу, по данным исследования является наименее выраженным из всех студенческих страхов (M = 2.92; SD = 2.68).

Анализ регрессионных моделей. Выделенные компоненты (категории страхов) были сохранены в базе данных в качестве самостоятельных переменных, после чего мы проверили ряд гипотез, связанных с влиянием эмоциональной привязанности и черт характера на переживание страха студентами. Для этой цели был использован множественный регрессионный анализ (MRA) обратным пошаговым методом (Backward). Оценивались четыре регрессионные модели, в которых последовательно в качестве зависимой переменной выступали компоненты, выделенные с помощью PCA (т.е. четыре категории страхов), а независимыми переменными являлись различные проявления привязанности (шкалы ECR и ASQ) и факторы “Большой пятерки” (шкалы 5PFQ).

Перед представлением результатов MRA были проверены условия его применимости на выборке. Так, на основе визуального анализа корреляционной матрицы взаимосвязей между зависимой и независимыми переменными, было обнаружено большое количество статистически значимых парных линейных корреляций, что свидетельствует в пользу применения MRA, предназначенного для оценивания линейного взаимодействия переменных. Кроме этого, нами не было обнаружен эффекта мультиколлинеарности, т.к. корреляции между независимыми переменными не превосходили по модулю значение r = 0.7. На отсутствие мультиколлинеарности указали также фактор увеличения дисперсии (VIF > 10) и допустимое отклонение дисперсии (Tolerance 0.10). При этом наши данные не содержали выбросов: значений, выходящих за пределы отрезка [Q₁— 1.5∙IQR; Q₃+1.5∙IQR], где Q₁ и Q₃— нижний и верхний квартили распределения, соответственно, а IQR — межквартильный размах.

Проведем вначале общую оценку качества регрессионных моделей, проанализировав индексы Adj R², RMSE и результаты дисперсионного анализа (табл. 2).

 

Таблица 2. Общая статистическая оценка регрессионных моделей

Номер модели	AdjR2	F	p	RMSE (H1)	RMSE (H0)
1	0.448	5.199	0.001	0.69	0.86
2	0.171	3.599	0.038	0.82	0.76
3	0.374	4.937	0.003	0.72	0.86
4	0.283	4.480	0.009	0.87	0.93

Примечание. Adj R²— скорректированный коэффициент множественной детерминации, F — статистика Фишера, p-уровень значимости, RMSE (H₁) — квадратный корень из среднеквадратической ошибки модели, RMSE (H₀) — среднеквадратическая ошибка для нулевой (“эталонной”) модели.

 

Представленные в табл. 2 показатели Adj R², указывают на то, что регрессионные модели объясняют от 17.1% до 44.8% вариативности зависимой переменной. Если судить по скорректированному коэффициенту множественной детерминации, то самой информативной является Модель 1 (зависимая переменная — “Страх неконтролируемых событий”), а наименее информативной — Модель 2 (зависимая переменная — “Природные страхи”). При этом по данным дисперсионного анализа все коэффициенты множественной детерминации оказались статистически значимыми. При сравнении индексов RMSE (H¹) с их эталонными значениями можно сделать вывод об удовлетворительном качестве трех моделей из четырех построенных. При этом вторая модель на основе данной оценки не может быть признана информативной, т.к. RMSE (H¹) = 0.82 > RMSE (H⁰) = 0.76. Заметим, она объясняет лишь около 17% общей дисперсии зависимой переменной как было показано выше. Впрочем, о качестве (пригодности) этой модели говорит отношение Фишера, поэтому Модель 2 также была взята для анализа и содержательной интерпретации.

 

В табл. 3 представлены стандартизированные коэффициенты для четырех уравнений множественной регрессии и значения t-статистики на различных уровнях статистической значимости ..

 

Таблица 3. Оценка параметров аппроксимации регрессионных моделей

Предикторы	Модель 1	Модель 2	Модель 3	Модель 4
	β	t	β	t	β	t	β	t
ECR
Избегание	-	-	-	-	-0.56	-3.34**	-	-
Беспокойство	-	-	-	-	-	-	-	-
ASQ
Избегание	1.77	3.09**	-	-	-	-	-	-
Беспокойство	-	-	-	-	-0.64	-1.72	-	-
Уверенность	0.51	1.70	0.52	1.86	-	-	-	-
Дискомфорт	-1.32	2.76**	-	-	0.56	2.56*	-	-
Второстепенность	-	-	-	-	-	-	-	-
Поиск одобрения	-	-	-	-	0.87	2.85**	-	-
Озабоченность	-	-	-	-	-	-	-	-
5PFQ
Экстраверсия	0.70	2.77**	-0.73	-2.62*	-	-	-0.39	-1.71
Доброжелательность	-	-	-	-	-	-	-0.33	-1.8
Добросовестность	-	-	-	-	-	-	0.60	2.99**
Нейротизм	0.51	3.00**	-	-	-	-	-	-
Открытость опыту	-	-	-	-	-	-	-	-

Примечание. β – стандартизированный коэффициент регрессии, t —— статистика Стьюдента, * p≤0.05, ** p≤0.01.

 

Перед тем как перейти к интерпретации уравнений, был проведен анализ остатков, полученных при построении каждой линейной модели, т.е. отклонений наблюдаемых значений от теоретически ожидаемых. Фактически речь шла о соблюдении условий теоремы Гаусса–Маркова при реализации метода наименьших квадратов (МНК). Для этого для каждой из четырех моделей была доказана гомоскедастичность остатков, отсутствие линейной зависимости между остатками (отсутствие эффекта автокорреляции) и нормальность распределения остатков (отсутствие существенных отклонений распределения остатков от закона Гаусса).

На рис. 2 представлена зависимость между остатками и предсказанными стандартизированными значениями для Модели 1. По диаграмме рассеяния можно сделать вывод о том, что ошибки предсказания постоянны на всем промежутке изменений зависимой переменной. Полученный результат указывает на гомоскедастичность остатков для рассматриваемой модели.

 

Рис. 2. Зависимость остатков регрессионной модели 1 от предсказанных стандартизированных значений

 

В случае оставшихся трех регрессионных моделей анализ проводился подобным образом и привел к сходным результатам.

Для проверки предположения о независимости остатков регрессионной модели друг от друга, мы воспользовались критерием Дарбина–Уотсона (Durbin–Watson test) (табл. 4).

 

Таблица 4. Оценка автокорреляции остатков с помощью критерия Дарбина–Уотсона

Регрессионная модель	Durbin–Watson
	Autocorrelation	d	p
1	-0.06	2.05	0.723
2	-0.05	2.09	0.645
3	0.11	1.67	0.405
4	-0.05	1.93	0.996

 

Как видно из табл. 4, величины автокорреляции остатков (Autocorrelation) для всех регрессионных моделей принимают значения в районе нуля, все статистики d Дарбина–Уотсона попадают в диапазон от 1 до 3 и являются статистически незначимыми (p>0.10). Полученный результат говорит о случайности остатков для всех регрессионных моделей, т.е. об отсутствии в них выраженного эффекта автокорреляции.

Предположение о нормальности распределения остатков регрессионных моделей оценивалось с помощью квантиль-квантильного графика. На рис. 3 представлен Q–Q график для первой регрессионной модели.

 

Рис. 3. Квантиль-квантильный график для оценки нормальности распределения остатков для первой регрессионной модели

 

По рис. 3 можно сделать вывод о том, что предположение о нормальности остатков для модели 1 не было нарушено. Аналогичным образом была доказана нормальность распределения остатков для остальных регрессионных моделей.

Таким образом, остатки в полученных моделях являются некоррелированными, имеют равные дисперсии и среднее значение остатков не отличается от нуля. Поэтому на основе результатов MRA можно делать достоверные выводы о наличии зависимости страхов, переживаемых студентами, как от качества привязанности к близким людям, так и от отдельных черт характера (факторов “Большой пятерки”). Наконец, мы можем перейти к интерпретации регрессионных моделей.

Согласно первой модели, избегание отношений и дискомфорт, связанный с близкими отношениями, а также экстраверсия и нейротизм являются предикторами страхов неконтролируемых событий (старости, войны, болезни, расставания и т.п.). Вторая модель указывает на то, что экстраверсия имеет обратное влияние на страхи, связанные с природными явлениями. В соответствии с третьей моделью избегание близких отношений, переживание дискомфорта от близких отношений и поиск одобрения окружающих — предикторы страхов, связанных с социальным взаимодействием в условиях вуза. Избегание отношений привязанности вошло в уравнение регрессии с отрицательным знаком, что свидетельствует об его обратном влиянии на интенсивность переживания социальных страхов (юноши и девушки с меньшей потребностью в близких отношениях меньше боятся публичных выступлений и экзаменов). И наконец, четвертая модель показывает, что высокие показатели добросовестности являются предиктором страха потери самоконтроля.

Значимых связей страхов студентов с беспокойством в отношениях привязанности, открытостью новому опыту и доброжелательностью выявлено не было.

ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

На основе метода главных компонент страхи студентов — участников настоящего исследования были объединены в четыре группы: “Страхи неконтролируемых событий”, “Природные страхи”, “Студенческие страхи” и “Страх потери самоконтроля”. Заметим, что выделенная нами структура несколько отличается от полученных в предыдущих исследованиях [9; 10; 31]. Наиболее выраженными в нашем исследовании оказались страхи, связанные с неконтролируемыми событиями. Эта группа близка по содержанию к группе страхов, “связанных с изменениями в жизни”, выделенной Е.Г. Логиновой [18] и включает страхи, отмеченные как преобладающие у студентов, принявших участие в недавнем исследовании Л.Е. Киреевой с соавторами: страх перед изменениями и будущим и страх смерти и потери близких [11]. Наибольшая выраженность страха болезни близких среди других страхов отмечалась ряде исследований, проведенных на разных выборках до и во время пандемии [20; 31], что позволяет сделать вывод об универсальности этого страха для разных возрастов и контекста ситуации. Высокие рейтинги страха неблагоприятных изменений в жизни из-за болезни близких и неопределенности могут быть объяснены современной социальной ситуацией, непосредственно связанной с событиями последних лет, характеризующимися социальная изоляцией, информацией СМИ о рисках, связанных с вирусом, и о возможном экономическом кризисе, неопределенностью ближайшего и отдаленного будущего [12].

Проведенное исследование показало, что в психике студентов ярко представлены природные страхи, включенные в большинство классификаций [10; 31 и др.]. Группа социальных страхов в нашем исследовании оказалась представленной двумя: экзаменов и публичных выступлений (т.н. “студенческими страхами” [29]). Эти страхи являются специфическими для студенческой аудитории, поскольку связаны с основной деятельностью для большинства обследуемых. Следует заметить, что страхи, связанные с академической деятельностью студентов, в большей степени подвластны коррекции, т.к. легче всего объективируемы и могут стать основной мишенью терапевтической работы вузовской психологической службы. Наименее выраженным для студентов оказались страхи, связанные с возможной потерей самоконтроля. При этом, чаще всего среди страхов этой группы участники исследования отмечали страх ответственности. На распространенность этого страха среди студентов указывают и другие авторы (см., например, [18]).

Исследование обнаружило различия в личностной детерминации выделенных групп страхов. Согласно нашим ожиданиям, три группы страхов оказались обусловленными качеством привязанности и чертами характера студентов. Так, страх природных явлений сильнее выражен у более интровертированных студентов. Высокая добросовестность является фактором риска в развитии страха потери самоконтроля. Более добросовестные студенты, в силу этой черты характера, больше боятся ответственности и тревожатся относительно принятия правильных решений в сравнении с менее добросовестными; они чаще имеют страхи, связанные с возможными трудностями в саморегуляцией эмоций (негативных изменений в своем психическом состоянии, агрессивного поведения в отношении себя и других). Экстраверсия и нейротизм являются значимыми предикторами страхов неконтролируемых событий (войны, болезни, расставания и др.), что согласуется с данными исследований, указывающих на более сильное реагирование на неопределенность индивидов с более высокими показателями эмоциональной нестабильности [37; 39] и с данными исследований, указывающих на большую подверженность экстравертов в сравнении с интровертами тревоге во время социальной изоляции, в силу ограниченности привычного копинг-ресурса в стрессовой ситуации — общения [35]. Эти характерологические особенности студентов педагогам и психологам следует принимать во внимание при профилактической и коррекционной работе с тревогой и страхами.

Вопреки нашим ожиданиям и в разрез с исследованием, проведенном на выборке сербских студентов, [33] “студенческие страхи” в нашей выборке независимы от факторов “Большой пятерки”. Видимо, внешние факторы (актуальная академическая ситуация) являются более сильным предиктором этих страхов, чем особенности личности студентов.

Характеристики качества привязанности: избегание близких отношений, переживание дискомфорта от близких отношений и поиск одобрения окружающих — напротив, выступили единственными из рассмотренных нами предикторов страхов, связанными с социальным взаимодействием. Выяснилось, что для студентов с привязанностью, характеризующейся более выраженным дискомфортом от близких отношений, и для студентов, зависимых от одобрения значимых других, свойственно более интенсивное переживание страхов, связанных с социальным взаимодействием в условиях процесса обучения. Избегание близких отношений негативно влияет на переживание социальных, “студенческих страхов”. Мы связываем это тем, что, согласно теории привязанности, индивиды с избегающей привязанностью уделяют незначительное внимание взаимоотношениям и сосредоточены на изучении окружающего мира, в нашем случае, на учебе, что способствует их более высокой академической успешности и большей уверенности в успехе своих публичных выступлений и ответов на экзамене. Напротив, люди с зависимым стилем привязанности, характеризующимся высоким беспокойством относительно отношений с близкими, остро нуждаются во внимании и заботе и отличаются большей чувствительностью к социальному оцениванию [40], которая, в свою очередь, способствует переживанию социальной тревоги [38].

Наиболее уязвимыми к самому выраженному у респондентов страху — неконтролируемых событий — оказались студенты. избегающие близких отношений, и испытывающие дискомфорт от близких отношений. Причину этого мы видим в следующем. Избегание близких отношений в силу их субъективной незначимости или из-за переживания дискомфорта от близких эмоциональных связей приводит представителей этого стиля привязанности к ограничению социальных контактов и доверительного общения с близкими. Располагая более низким ресурсом социальной поддержки, эти индивиды вынуждены полагаться только на себя, что заставляет их больше тревожиться о ситуациях, неподвластных их контролю [45]. Полученные результаты находятся в соответствии с исследованиями, указывающие на связь склонности к доверительному общению и стрессоустойчивости [23] и результатами эмпирического исследования связи страха смерти и привязанности, выполненного М. Микулинсером с коллегами [40], обнаружившего различия в переживании страха смерти у представителей разных стилей привязанности: представители избегающих стилей привязанности в большей степени избегали неопределенности, связанной со страхом смерти, чем представители тревожно-амбивалентного и надежного стилей.

Проведенное исследование имеет ограничения. Во-первых, в связи с тем, что сбор данных осуществлялся на основе фиксированного списка страхов, отдельные актуальные страхи студентов, не вошедшие в список, могли остаться за рамками нашего исследования и поэтому не вошли в анализируемую структурную модель. Во-вторых, подавляющее большинство участников проведенного исследования ― девушки (82%), что не позволяет в полной мере экстраполировать полученные результаты на всю студенческую молодежь. В связи с этим задачу организации последующих исследований мы видим в достижении большей сбалансированности выборки по полу и применении методов, направленных на выявление более полной картины страхов современных студентов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенное исследование позволило выявить и статистически обосновать внутреннюю структуру страхов, переживаемых студентами, компонентами которой являются страх неконтролируемых событий, природные и социальные (“студенческие”) страхи, страх потери самоконтроля. На основе анализа регрессионных уравнений установлена личностная детерминация переживания страхов в студенческом возрасте, где в качестве предикторов выступили показатели эмоциональной привязанности и черты характера — факторы “Большой пятерки”. Исследование показало, что наиболее уязвимыми к самому выраженному у респондентов страху — неконтролируемых событий — оказались студенты, избегающие близких отношений, т.е. менее открытые для доверительного общения. Предикторами этой группы страхов также стали экстраверсия и нейротизм (эмоциональная неустойчивость личности). Интенсивность студенческих страхов обусловлена особенностями привязанности, свойственными избегающе-опасающемуся и зависимому стилям. Природные страхи связаны с интроверсией, а страхи потери самоконтроля — с добросовестностью.

Результаты проведенного исследования представляют практический интерес для педагогов и психологов вуза. Рассмотренные в работе виды страхов присущи всем участникам исследования. Позитивная сторона переживания страхов — мобилизация сил для преодоления тревожащих ситуаций и проявление осторожности во избежание опасности или негативного хода событий. Однако чрезмерно интенсивное переживание страхов может препятствовать личностному росту и нормальному развитию студентов, дезорганизовать деятельность, в том числе учебную. Поэтому необходимо научить студентов осознавать страхи, объективировать их с помощью различных психологических техник и затем корректировать свое восприятие пугающих объектов и явлений, поведение. Разработка коррекционно-профилактических программ анализа и преодоления различных страхов может стать важной задачей внеучебной работы со студентами, которая может позитивно повлиять на их академические успехи и личностное развитие.

Осуществлять индивидуальный подход в этом процессе поможет знание места индивидуальных особенностей личности (“внутренних условий”) в детерминации страхов студентов, которые, как показало наше исследование, являются предикторами характера переживания страхов.

Об авторах

Н. В. Сабельникова

Институт психологии и педагогики, ФГБОУ ВО “Алтайский государственный педагогический университет”

Email: psy.journ@yandex.ru

Доцент

Россия, Барнаул, ул. Молодежная, д. 55

Дмитрий Валерьевич Каширский

ФГБНУ “Федеральный научно-клинический центр реаниматологии и реабилитологии” (ФНКЦ РР), кафедра психологии и реабилитационных технологий; ФГБОУ ВО “Алтайский государственный университет”, Юридический институт, кафедра уголовного процесса и криминалистики

Email: psy.journ@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-8251-2653

Профессор

Россия

А. В. Нефёдова

Владимирский государственный университет имени А.Г. и Н.Г. Столетовых

Email: psy.journ@yandex.ru

Старший преподаватель кафедры психологии образования Института психологии и педагогики

Россия, Владимир

Г. Г. Эрнст

Алтайский государственный педагогический университет

Автор, ответственный за переписку.
Email: psy.journ@yandex.ru

доцент кафедры психологии образования Института психологии и педагогики

Россия, Барнаул

Список литературы

Дополнительные файлы