Ethnic stereotypes in the speech behavior of a modern linguistic personality

Cover Page

Cite item

Full Text

Abstract

The work was carried out within the framework of the study of the actual problem of determining language, culture, and man, which takes on a special status in the context of understanding the importance of language in its relation to ethnic culture as a set of people's unique non-transitory values and life orientations.

The study's primary assumption is that a certain people's ethnic image is kept in their language, and its dominating qualities are transferred into the speech behavior of a linguistic personality.The purpose of the article is to consider ethnic stereotypes as constants of cognitive consciousness, a means of representing the specifics of speech behavior of a modern linguistic personality in typical communicative situations.

The research material was the texts created in the language of the Adyghe personality, which used stereotypical lexical units as figurative stable expressions, actively used in ethnic culture and understood as a concentration of priority knowledge and meanings subordinated to a single value-behavioral system adopted in the cultural and linguistic space of the Adyghe ethnic group.

The examination of linguistic units offers grounds to recognize that the incorporation of stereotyped phrases in current speech interaction contributes not only to the translation of communicatively relevant ethnic information, and also establishes the conceptual paradigm of dominant meanings, knowledge and perceptions, forming the cognitive consciousness of the modern ethnocultural linguistic personality and regulate its speech behavior in different communicative situations.  

Full Text

Как известно, язык – уникальное явление, отражающее специфику мышления народа, особенности его мировосприятия, предпочтений, ценностей, что детерминировано разными факторами, к которым относятся традиции и опыт предшествующих поколений. Наследие этноса закрепляется в языке, а язык, будучи знаковой системой, кодирует смыслы, знания и транслирует их в виде исторически приобретенного духовного опыта как идентификатора (символики) этнических ценностей.

Вопросы взаимообусловленности современности и прошлого через язык и культуру, связи языковых единиц и зафиксированных в них знаний, на наш взгляд, актуализируются в контексте их восприятия этнокультурной языковой личностью, когнитивная деятельность которой ориентирована прежде всего на некоторое ментальное понимание как сосредоточие результатов представляемой ими категории в картине мира определенного этноса.

Значимым в таком контексте представляется проблема рассмотрения феномена стереотипа как фрагмента этнической картины мира, как культурно насыщенной вербализованной мыслительной единицы, устойчивой языковой формулы, в которой закреплены представления о предмете, явлении, процессе как норме какой-либо категории в восприятии и понимании этнокультурного сообщества. Стереотип в переводе с греческого означает «непоколебимый образец», который отличается устойчивостью, сжатостью, емкостью, но содержательностью и обобщенностью, эмоциональностью, экспрессивностью и оценочностью. Стереотип детерминирован культурой и языком народа в прошлом, но востребован в настоящем и отличается этнической уникальностью, является объединяющим фактором для представителей одного этнического сообщества, но отличительным признаком от другого народа.

Термин «стереотип» был введен в научный оборот еще в 1922 г. американским журналистом У. Липпманом, который понимал под стереотипом определенный образ окружающего мира, оказывающий влияние на нас и наше отношение к нему и отмечал, что «…во всей... неразберихе внешнего мира мы выхватываем то, что навязывает нам наша культура, и мы имеем очевидную тенденцию воспринимать эту информацию в форме стереотипов… ориентируют человека в большом количестве информации и помогают сохранить высокую самооценку» [Липпман 2004: 95].

Востребован термин «стереотип» и в современных исследованиях. В когнитивной лингвистике, например, его применяют «…к любым сущностям (предметам, явлениям, событиям, лицам, животным, растениям и т.д.), с которыми человек соприкасается в своей познавательной и практической деятельности и которые получают обозначение в языке…» [Толстая 2009: 262]; в линвгокультурологии стереотип трактуется как воплощенный в сознании личности фрагмент картины мира, «…определенный образ представления, ментальная картинка, определенное постоянное, минимизированно-инвариантное, обусловленное национально-культурной спецификой представления о предмете или ситуации» [Красных 2002: 178]. По мнению Н.В. Уфимцевой, стереотипы бывают этнические и культурные: «…этнические стереотипы не доступны саморефлексии «наивного» представителя того или иного этноса…им невозможно специально обучать, а культурные стереотипы доступны саморефлексии, являются фактами поведения, сознания… и им можно обучать» [Уфимцева 2011: 220-221]. С.Г. Тер-Минасова подчеркивает, что, когда речь заходит о национальном характере, первое, что приходит на ум… это действительно набор стереотипов, ассоциирующихся с данным народом…» [Тер-Минасова 2008: 138], а потому этнические стереотипы «…активно поддерживаются в массовом сознании и редко претерпевают какие-либо изменения… характеризуются устойчивостью, эмоциональной окрашенностью и передачей обобщенного образа этнической группы, который имеет свою персонификацию» [Миньяр-Белоручева, Покровская 2012: 92].

Однако независимо от вида, аспекта понимания стереотипов основная их функция, на наш взгляд, заключается в возможности при их помощи моделировать уникальный образ этнокультурной языковой личности, в сознании которой сосредоточена совокупность приоритетных знаний и смыслов, детерминированных этнокультурным окружением и подчиненных единой ценностно-поведенческой системе, принятых в культурно-языковом пространстве конкретного этноса. Этнический стереотип является средством осуществления когнитивных процессов в контексте утверждения актуальных традиционных ценностей, закрепленных в сознании языковой личности; другими словами, стереотип, на наш взгляд, является когнитивной единицей, при помощи которой в типичной жизненной ситуации прогнозируется и моделируется поведение, в том числе и речевое, представителей конкретной этнической группы. Стереотипные языковые единицы воплощают в себе стандартизированное мировосприятие, отражают специфику принципов познания мира этносом, деятельность которого соотносится с единой нравственно поведенческой системой, понимаемой результативной частью практического познания действительности через этническое мировосприятие. Так, в работе [Шогенова 2015] нами была сделана попытка соотнести язык и культуру на материале рассмотрения особенностей стереотипной языковой личности как инварианта этнокультурного идеала; было обосновано, что стереотипные представления о себе, своих действиях, поведении и традициях формируются с ранних лет и идеализируют универсальные модели нравственного поведения этнокультурной личности. Отмечалось, что функционирование стереотипных языковых единиц в когнитивной деятельности языковой личности в тех коммуникативных ситуациях, которые предопределяют потребность в сохранении традиционных этнических принципов, основанных на универсальных базовых доминантных ценностных установках, преломленных в сознании этнокультурной языковой личности, позволяет моделировать ментальную морально-духовную ценностную систему знаний и идей о нормативных способах этнического поведения. В частности, были определены принципы взаимообусловленности репрезентации этнической картины мира через вербализацию этнокультурного сознания в лексические единицы, имеющие стереотипную модальность.

 

См. схема № 1.

сознание ↔ язык ↔ культура                                              ↓ ↓ ↓

ЛИЧНОСТЬ

↓ ↓ ↓

этническое сознание ↔ этнический язык ↔ этническая культура

↓ ↓ ↓

когнитивная деятельность личности

этнокультурное языковое сознание

стереотипное сознание [Шогенова 2015: 46].

 

Таким образом, очевидно, что в структуре языковой личности выделяется лингвокогнитивный уровень, обусловливающий познавательную деятельность ЯЛ, которая приобретает определенные компетенции (нормы, поведение, установки, идеи, предпочтения, приоритеты, ценности и т.п.); в результате формируется этнокультурное сознание (системы смыслов в сознании), специфика которого вербализуется в лексические единицы, характеризующиеся стереотипной модальностью, репрезентируемой в этнической картине мире. Следовательно, в работе стереотип понимается как когнитивный «след» в этнической картине мира, символ речевого поведения этноса в типичных коммуникативных ситуациях, специфика которых во многом раскрывается при помощи выработанных и сохраненных народом стереотипных высказываний и речевых клише, моделирующих коммуникативные отношения людей. Показательным в таком аспекте представляется этническое мировосприятие адыгской языковой личности, речевое поведение которой во многом подчинено стереотипным представлениям о нравственных принципах этнических предписаний, системе культурных знаний, вербализированных и концептуализированных в языке.

Материалом настоящего исследования послужили созданные на языке этнокультурной личности (адыгской личности) тексты, в которых ярко отражается специфика репрезентации этнических стереотипов. В статье рассмотрены примеры из произведений писателей, которые отражают особенности современной жизни, выявляют ее проблемы, актуализируют принципы взаимоотношения людей, создают образ современного человека, воплощают особенности его мировосприятия, что позволяет, во-первых, представить образ современного человека в разных жизненных ситуациях через его речевое поведение; во-вторых, рассмотреть, как стереотипы через номинации и образы выступают уникальным средством этнического сознания и поведения сквозь призму восприятия и интерпретации знаний о себе, окружающих, способом выражения и утверждения культурных ценностей этноса. Лингвистический материал дает возможность выявить этнические стереотипные единицы, которые не потеряли своей ценности и удачно активизированы в речи современной языковой личности.

Анализ текстов показал, что включенность стереотипных фраз в речевое взаимодействие помогает не только передать коммуникативно значимую информацию, но и воплотить ее именно в символическую единицу как средство сохранения накопленного культурного и речевого опыта, в которой утверждены ценностные взгляды этнического общества, а когнитивный этнический образ создается типичными лексическими единицами, включенными в речевую деятельность языковой личности. Такими в работе представлены этнические стереотипы адыгэ хабзэ, адыгагъэ, намыс, напэ.

Стереотип Хабзэ как норма коммуникативного поведения. Этический кодекс «Адыгэ Хабзэ» (каб.) является воплощением сути духовной культуры кабардинцев, одного из титульных народов Кабардино-Балкарской Республики. В представлении кабардинцев лексема хабзэ (каб.) – ёмкое, содержательное слово – традиционно понимается как основа специфики мышления этнического сообщества на протяжении многих столетий и раскрывает уникальное мировосприятие, специфику интерпретаций знаний, особенности оценки объектов и явлений внешнего мира. Именно сквозь призму положений хабзэ носители адыгской культуры выражают свою философию и утверждают жизненную позицию. Адыгэ хабзэ – этническая особенность мироощущения, система неписаных правил нравственного поведения этноса, представители которого данным словом подчеркивают этническую принадлежность – характеризуется устойчивостью, репрезентируется в речи современной языковой личности в виде стереотипной единицы как константы когнитивного сознания личности, как кодекс в поведении кабардинца. Не зря в народе говорят «хабзэр бзэгупэк1э зэрахьэркъым» (каб.) – (букв.: «хабзэ на кончике языка не носят»), что подчеркивает ее закрепленность именно в сознании личности. Семантическое содержание лексемы Адыгэ хабзэ позволяет применить его практически к любой актуальной жизненной ситуации и дать оценку действиям, поведению, поступкам человека, а потому стереотипный ее характер определяет особенность адыгского этнического сознания. Важно отметить тот факт, что в речи практически каждого кабардинца присутствует слово хабзэ, применяемое в повседневной коммуникации как индикатор, регламентирующий и предписывающий нормы его поведения. Так, использование стереотипной фразы «хабзэ (намыс ) хэльщ» (каб.) – (букв.: «…в нем есть хабзэ») означает высшую оценку личности, подчеркивает достоинство и воспитание человека, а фраза «хабзэншэ, нэмысыншэ» (каб.) – (букв.: «…в нем нет хабзэ, нет намыс», наоборот, несет аксиологическую составляющую восприятия действий и поступков человека. Стереотипными являются устойчивые фразы, в которых основу составляет лексема хабзэ«ар хабзэщ», «хабзэ хъуащ», «зэрыхабзэщи», «хабзэм ипкь иткIэ», «хабзэм тету» и т.п. Подобные стандартные лексические единицы весьма активны и распространены в современных типичных речевых ситуациях и позволяют говорящему не только выразить свои позиции, но и утвердить точку зрения как неоспоримый факт, так как его заключения основаны на лексеме хабзэ, понимаемой как абсолютная и неопровержимая истина. Ср.: «Ари хабзэ хъуащ ди заманым, – ерыщакIуэрт Мазан. – Хэт ипэкIэ хуэдэуиджы гуащэрэ тхьэмадэрэ зебгьэлIэлIэну кьекIуу кьэзылъытэр?... Бэдынокъуэ кьыхильхьа хабзэжьщ (каб.) [Керефов 1989: 146] – «В наше время это стало хабзэ, – говорил Мазан. – Кто как раньше проявляет внимание к свекру и свекрови?... Это хабзэ времен Бадыноко» (букв.); Сыт абы зэманым емызэгьыхэу хэльыр?… природэм шэджэгьуашхэ щыщIыныр хабзэ хьуакьэ ди заманым? Джинс гъуэшэнджыр адыгэ цIыхубзхэми щатIэгьэныри хабзэ хьукьэ? (каб.) [Керефов 1989: 146] – «Что в этом не соответствует времени? Разве не хабзэ – обедать на природе? Адыгские женщины в джинсах – это разве не стало хабзэ?» (букв.); «Уэлыхьи мыгьэщIэгьуэн ар, а кьомыр зыхузэфIэкIыр, дауи лIыфIу кьыщIэкIынщ. Дэ кьыдэфIэкIым дехьуапсэн фIэкI, дефыгъуэ хьунукьым. Хабзэкьым»(каб.) [Керефов 1989: 147] – «Это неудивительно, раз столько возможностей у него, стало быть, он хороший (достойный) мужчина. И мы должны не завидовать ему. Это не хабзэ». (букв.).

В оценочной коммуникации всегда доминирует модель речи в соотношении с хабзэ, подчеркивается необходимость его сохранения, соблюдения: «…Адыгэл1ым и гьащIэр зэрыщыту гьуэгуанэщ… АдыгэлIыр шым щехуэх и мащэу гъуэгу тетщ, ди льэпкьыжь хабзэр хэт и хьэтыркIи схуэкьутэжынкьым» [Кармоков 1988: 21] – Жизнь адыгского мужчины – дорога… Место падения адыгского мужчины с коня – место его могилы – это хабзэ… и ни при каких условиях нарушать его нельзя… (букв.); «Зэманыр йокIуэкI, и хабзэхэр ткIиуэ игьэзащIэурэ» [Кармоков 1988: 31] – «Время проходит, строго выполняя законы хабзэ…» (букв.).; «Iэу, ДыгъэцIыкIу, хабзэр-щэ?» [Мафедзев 1991: 15] – Ой, Солнышко, а как же хабзэ? (букв.); «Хабзэр-щэ, Iэу. Мис апхуэдэу дихабзэр» [Мафедзев 1991: 16] – А как же хабзэ? Такой наш обычай (букв.); «…абы къыхалъхьа хабзэрэ акъылрэт цIыхум зэрахэтар» [Мафедзев 1991: 22] – воспитанные в нём хабзэ и ум помогли ему быть в обществе.

Как видно, повседневное поведение современного общества кабардинцев во многом регламентируется стереотипными представлениями о хабзэ как культурном ориентире, компасе, основном принципе мировосприятия; хабзэ для адыгской языковой личности – реальность, которая регулируется его законами, подчиняется принципам и положениям кодекса, ценности которого для этноса представляются развивающимися и трансформирующимися в современности, не теряющими своей актуальности в этнической ментальности народа.

Стереотип адыгства (адыгагъэ) как основа коммуникативного поведения. Доминирующей нравственной основой соблюдения правил и норм поведения в разных современных жизненных ситуациях выступает и стереотип адыгагьэ. Соблюдение его принципов – целое философское представление о системе оценки жизни человека. Очевидно, признаки адыгагьэ обусловливают некую модель поведения, конфигурируют культурные ценности этноса, образуют концептуальную парадигму позитивных смыслов и значений, из которых складывается когнитивное сознание языковой личности, выступают дескриптором ее этнического образа. В системе адыгской нравственной мысли адыгагъэ воспринимается как основная национальная идея, как ценность вне времени и пространства, как «...заповедь и характерная черта адыгства» [Бгажноков 1999: 16].

Этнический стереотип адыгагьэ (адыгство) как свидетельство национального когнитивного сознания предписывает языковой личности прежде всего подчинение высоконравственным качествам и регламентирует соответствующее поведение человека. Ценностная мотивация и эмоционально-оценочное содержание речи предопределяют обращенность языковой личности к стереотипу адыгагьэ и его включенность в общение. Ср.: «Iэхъуэм и акъылкъызэрихькIэ шум хабзэншагъэ щIилэжьам егупсысырт. Дауи, ар адыгэу къыщIэкIынкъым. Адыгэ шу адыгэ хэку Iэхъуэ нэмыплъ щытщIынкъым, ар хьэкъщ…» [Мафедзев 1991: 8] – Пастух думал о причинах нарушения всадником хабзэ. Скорее всего, он не адыг? Вряд ли сердце адыга проигнорирует на адыгской земле пастуха, это факт (букв.); «атIэ, мы адыгэмэ, …хабзэ ещIэри» [Мафедзев 1991: 8] – если не адыг, но откуда знает хабзэ (букв.); «…абы и деж нэху дыкъыщекIынущ, – жиIащ ДыгъэцIыкIу, – гулъытэ, адыгагъэ зэрыхэлъыр и напщIэ трилъхьэн узэрыхэмыт макъкIэ» [Мафедзев 1991: 16] – у него переночуем, - сказала Солнышко, - подчеркивая своим голосом, что не собирается хвалиться тем, что в ней есть внимание и адыгство (букв.).

Как видно, слово адыгагьэ ассоциируется у говорящих и со словом хабзэ и его компонентами. Например, утверждение концепта человечность – цIыхугъэ (каб.) как часть адыгства – «ФIыщ цIыхур цIыхугъэ хэлъу къэтэджмэ» [Мафедзев 1991: 18] – Хорошо, если человек станет (будет воспитываться) человеком» [букв.]; обращенность к концептам почтительность и честь в ситуации утверждения ценности семьи, воспитания (согласно принципам адыгства): «Иджыпсту Бэгъэуш гуфIапщIэм щIегупсыпсыр езым къихь хъыбарым адыгэ унагъуэм, цIыхум щIалъхьэ пщIэмрэ мыхьэнэмрэ нэсу къызэгурыIуарарагъэнут… Дунейм цIыху теткъым си бын, си щIэблэ Iей хъуащэрэт, жызыIэ. АтIэ ар фIы хъунщхьэкIэ упI къудейкIэ зэфIэкIыркъым, ар гъэсэн хуейщ. Гъэсэн, фIым, дахэм, екIум, лIыгъэм, пэжыгъэм, захуагъэм и гур хуэузэщIауэ, гушхуэныгъэм и псэр етауэ. Ар куэдым яхузэфIэкIыркъым. Бгъэм дэплъейр бгъэ мэхъури, хьэфI дэплъейр хьэф1 мэхъу» [Мафедзев 1991: 19] – «Сейчас Багауш осознавал значимость адыгской семьи, понимание чести и уважения… На свете нет человека, который говорит, хоть бы мои дети, мое потомство стали бы плохими. Чтобы они стали хорошими, надо их приучать к хорошему, приличному, мужеству, честности, справедливости, открытости…Многие не могут этого…Кто обращает свои взоры к орлу (к высоте), становится орлом, кто – к хорошей собаке, тот - хорошей собакой…» (букв.); ум и мудрость акъылрэ губзыгъагъэрэ; псалъэIущ: «ЩыIэ укъыщIэкIынкъым акъылрэ губзыгъагъэкIэ зыхэтым ядэгуашэу цIыху зыгъэдэIуфэм нэхърэ нэхъ лъапIэ…псалъэIущыр куэд и уасэщ» [Мафедзев 1991: 5] – «нет ценнее человека, чем тот, кто может делиться умом и мудростью и воспитывать мудрым словом, ценность молодости – уважение к старости (букв.).

Составляющими компонентами адыгства являются честь и почтительность, которые также раскрываются через стереотипное мировосприятие: «ЩIалэу зыхамылъхьа жьы хъуа иужькIэ къагъуэтыжыркъым» [Мафедзев 1991: 5] – подчеркивается, что молодость – это пора приобретения – чего не было в молодости, не найдешь в старости (букв.); философское отношение, уважение, понимание старости: «..жьы хъуам и Iуэхур пщIэркъэ…» [Мафедзев 1991: 16] – старость меняет мировоззрение человека (букв.); согласие в доме между супругами: «Щхьэгъусэ зэрызэхуэхъурэ а тIур зэман лей трамыгъэкIуадэу зэакъылэгъуу къежьат, зым жиIэр адрейм фIэкъэбылу, зым ищIэр адрейм диIыгъыу, фызыр лIы Iуэху хэмыпсэлъыхьу, лIыр фыз Iуэху хэмыIэбэу» [Мафедзев 1991: 30] – с тех пор как они поженились, они старались жить одним умом, слово одного принималось в веру другим; дело одного поддерживалось другим; женщина не вмешивалась в дела мужчины, а мужчина – в дела женщины (букв.).

Ценность этнической принадлежности, стереотипное представление об адыгстве, утверждение его принципов для кабардинского народа представляется основной национальной идеей. Ср.: «Иригъэлеи1уэуи къыпф1эщ1ыну хуабжьу адыгэпсэт. Тхылъ дэдзэжагуэрхэр зыщ1ып1э къыщиулъэпхъэщынти, утыку кърилъхьэнт, «адыгэм хуэдэу л1ыгъэ зыхэлъауэ зы лъэпкъ дунейм теткъым» жи1эу щ1игъужу. «Усы тлъэпкъ?» жи1эу зыгуэр къоупщ1амэ, «сыадыгэщ» жып1э хъунут [Кармоков 1988: 15] – Могло показаться, что это было излишне – но настолько у него была душа адыга. Находил старые книги и зачитывал, что более сильного, чем адыг, ни одного народа на свете нет… И если спросят, кто ты по национальности, то нужно сказать: «Я кабардинец…» (букв.).

Как видно, стереотип адыгство содержит богатый лингвокультурный потенциал, дающий информацию о народе, его культуре, опыте и традициях; адыгство во многом представляется как ядро адыгской языковой картины мира, насыщенное этническими стереотипными представлениями о человечности, чести, мудрости, ценности семьи, уважении к старости.

Стереотип намыс как мера оценки поведения. Намыс – ценностно-оценочная доминанта в культуре многих кавказских народов, в том числе и адыгского этноса. Намыс понимается как нравственная категория, внутренняя установка человека, отождествляется с его честностью, уважением, почтением, совестью. Стереотип намыс оценивает поведение человека, его поступки, действия, выступает критерием определения правильного и неправильного, нравственного и безнравственного. В речи современного кабардинца лексема намыс достаточно активное, востребованное слово – оно утверждает должные положительные качества личности, определяет действия и выбор человека, отражает этническое понимание о нормированном поведении этноса в разных жизненных ситуациях – словом, выступает нравственным законом для народа. Выражение «нэмыс зыхэлъ ц1ыху», «нэмысыфIэ» (каб.) – «человек, в котором есть намыс» (букв.) считается для него высочайшей оценкой. Так, использование в речи клишированных фраз с компонентом намыс или даже одного слова намыс позволяет носителю языка ёмко, но содержательно передать свой коммуникативный замысел, точно и образно раскрыть глубину вопроса, охватить многие ценностные аспекты жизни и поведения человека. Ср.: «Гуащэ и кьуэрыльхум нэщхъкIэ еуащ, сыт щыгьуи нэмыскIэ кьыбгьэдэт щIалэр апхуэдэу и пащхьэ кьызэрихьэжар игу иримыхьу…» [Кармоков 1988: 27] – Свекровь недовольно посмотрела на внука, который всегда относился к ней с намысом (то есть уважительно, почтительно), из-за его подобного появления…(букв.); «Адэ-мыдэ тIэкIу жаIа нэхь кьайгьэ изэрымыгьэхъуу, зэблагьэхэр зэувэл1эжри яку илъыпхьэ нэмыскIи льэкI кьагьанэтэкьым. Псори хъэрзынэу екIуэкIыу кьыпщыхъунт…» [Кармоков 1988: 32] – Родственники не стали шуметь долго и продолжили свои отношения, в которых строго соблюдались правила намыс (букв.).

Категория намыс считается индивидуальным качеством для каждого представителя адыгского народа. Этикетная фраза благопожелания уи намыс нэхъ лъагэ ухъу (каб.) – пусть твой намыс будет еще выше (букв.) – предполагает, что в каждом человеке природой заложены те этнические качества, которые воплощает лексема намыс. И чем выше намыс в человеке, тем больше он ценится в глазах людей. И наоборот: если совершается безнравственный поступок, проявляется недостойное поведение, то прежде всего «страдает» оценочная категория намыс. Ср.: «Си нэмысыр хэутэн зыщIар? Сэ, дауэ, напэм къысхуегъэкIуу, яжесIэну жылэм къысщыщIар?» [Кармоков 1988: 28] – Кто опорочил мой намыс? Как я смогу людям об этом сказать? (букв.). Как видно, стереотип намыс пронизан ценностным содержанием и определяет маркированное поведение личности, а в данном контексте определяется как средство оценки самоуважения.

Стереотип напэ как регулятор этнического поведения. Слово напэ относится к культурно-коннотативной лексике, которая отличается со значениями, имеющими определенные ассоциации в этническом сознании людей. Кроме основного прямого соматического значения, напэ в понимании кабардинцев является многогранным и культурно насыщенным словом. Оно ассоциируется с такими понятиями, как честь и совесть, с одной стороны, стыд – с другой стороны. Доминирующая роль напэ в адыгской культуре раскрывается во фразе «псэм и пэ напэ» - достойное лицо выше души, жизни (букв), что подчеркивает ценность стереотипа напэ. Слово напэ активно используется в разных жизненных ситуациях и оценивает поступок человека, номинирует его. Ср.: «напэ зимы1эр я пщ1ант1эм къыдэк1ыжри ц1ыхугъэ зыхэлъ нэгъуэщ1 щ1алэ ирихьэл1ащ...» [Кармоков 1988] – Со двора вышел тот, у кого нет лица (то есть бессовестный человек), и встретился с хорошим парнем… (букв.); «…Ларисэ жиIэрт езым и зэран льэпкь хэмылъу, хьыджэбзым и напэр езым имыхьумэжмэ зыми хуэмыхьумэну» [Кармоков 2004: 11] – Лариса говорила, что девушка сама опорочила себя – «сняла лицо свое», не сберегла (букв.); «Си цIыхубз напэмрэ си шхьэц тхъуамрэ фIэльыкIагьэнщ – текIуэтри кьэувыжащ» [Кармоков 2004: 11] – Мое женское лицо (совесть) и мои седые волосы остановили его (букв.); «И напэ тэкIуэр тхьэщIа щхьэкIэ, щхьэпсыншэ мыгъуэщ…» [Кармоков 2004: 11] – Хотя лицо было вымыто, он сам очень легкомысленный (букв.); «Си лIахэм я пащхьэ си напэ кьабзэу сигьэхьэж» – жиIэу Нанэ…» [Кармоков 2004: 13] – Прошу дать возможность встретиться с умершими с чистым (белым) лицом (букв.). Как видно, этнический стереотип напэ в основном выступает как оценочная категория и передает как положительную, так и отрицательную коннотацию: адыгэ напэ зехьэн – иметь адыгское лицо означает верность предкам, честь и достоинство, его сохранение в течение жизни; напэ (лицо) должно быть белым, чистым, то есть непорочным (напэ хужь, напэ кьабзэ), ибо ему противостоит черное, ржавое (напэр улъиящ, напэр фlыцlэщ), а если оценку связывают с каким-либо действием, то лицо может гореть (напэр сын – испытывать чувство стыда), лицо может «сойти» (напэр текlащ – опозориться, испытывать чувство неудобства). Словом, стереотип напэ представляется средством оценки норм поведения и общения.

Таким образом, это далеко не полный перечень этнических стереотипов в адыгской культуре, к которым апеллируют писатели в классических текстах, созданных на родном (кабардинском) языке. Материал выборки позволяет заключить, что стереотипные единицы, которые активно употребляются в речевой практике современных носителей языка, представляются устойчивыми общепризнанными ценностями, в которых сохраняется уникальная память народа, духовно-нравственные традиции и опыт предков; через стереотипные лексические обороты дается высокая оценка личности в контексте не только его принадлежности к определенному этносу, но и статуса человека; именно обращенность к стереотипным фразам в речевой деятельности выявляет когнитивные признаки, репрезентирующие уникальные этнические качества, которые должны быть свойственны представителям адыгского народа. Стереотипизированные и клишированные фразы в современной речевой практике обнаруживаются в типичной ситуации, определяют нормы и правила поведения человека, образуют концептуальную парадигму положительных смыслов и значений, из которых складывается когнитивное сознание этнокультурной языковой личности.

×

About the authors

M. Ch. Shogenova

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov

Author for correspondence.
Email: shog-marina@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-4873-7795

PhD (in Philology), Associate Professor

Russian Federation, Nalchik

Z. R. Dokhova

Kabardino-Balkarian State University named after H.M. Berbekov

Email: dohovaz@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-8940-2134

PhD (in Philology), Associate Professor

Russian Federation, Nalchik

References

  1. LIPPMAN U. Obshchestvennoe mnenie: Uolter Lippman [Public opinion: Walter Lippman]; per. s angl. T.V. Barchunovoi; Fond "Obshchestv. mnenie". – Moskva: In-t Fonda «Obshchestv. Mnenie», 2004 (PPP Tip. Nauka). – 382 p. (In Russ.).
  2. TOLSTAYA S.M. Stereotip i kartina mira [Stereotype and worldview]. In: Etnolingvistika. Onomastika. Etimolo-giya: Materialy mezhd. konferentsii. – Ekaterinburg, 2009. – P. 262-264. (In Russ.).
  3. KRASNYKH V. Etnopsikholingvistika i lingvokul'turologiya: kurs lektsii [Ethnopsycholinguistics and linguoculturology: a course of lectures]. – M.: Gno-zis, 2002. – 284 p. (In Russ.).
  4. UFIMTSEVA N.V. Yazykovoe soznanie: dinamika i variativnost' [Linguistic consciousness: dynamics and variability]. – M.: Institut yazyko-znaniya RAN, 2011. – 252 p. (In Russ.).
  5. TER-MINASOVA S.G. Yazyk i mezhkul'turnaya kommunikatsiya [Language and intercultural communication]. – M.: Izdatel'stvo MGU, 2008. – 352 p. (In Russ.).
  6. MIN'YAR-BELORUCHEVA A.P., POKROVSKAYA M.E. Etnicheskie stereotipy v sovremennom yazykovom prostranstve [Ethnic stereotypes in the modern language space]. In: Natsional'nyi psikhologicheskii zhurnal. – № 2 (8). – 2012. – P. 90-94. (In Russ.).
  7. SHOGENOVA M.CH. Stereotipnaya yazykovaya lichnost' kak invariant etnokul'turnogo ideala yazykovoi lichnosti [Stereotypical linguistic personality as an invariant of the ethno-cultural ideal of a linguistic personality]. In: Izvestiya Kabardino-Balkarskogo gosudarstvennogo univer-sitet. – 2015. – № 4. – P. 45-49. (In Russ.).
  8. KEREFOV M.ZH. Razbogateesh' na nasledstve ottsa? [You'll get rich from your father's inheritance] («AdeshchIeinmyl"kukh"ure?»). – Nal'chik: El'brus, 1989. – 253 p. (In Kabardin language).
  9. KARMOKOV M.M. A topolya vse rastut [And the poplars are still growing] («ShchikhukheridzhyrimekI»). – Nal'chik: El'brus, 1988. – 452 p. (In Kabardin language)
  10. MAFEDZEV S.KH. Dostoiny pechal'noi pesni [Worthy of a sad song] («G"ybzekhuefashchet» (kab.): – Nal'chik: El'brus, 1991. – 448 p. (In Kabardin language)
  11. BGAZHNOKOV B.KH. Adygskaya etika [The Adyghe ethics]. – Nal'chik: El'-Fa, 1999. – 96 p. (In Russ.).
  12. KARMOKOV M.M. Zov v nochi. Izbrannoe [A call in the night. Favourites]. («K"odzhemuig"ezheirk"ym»). Tkhyg'ekher. – Nalshyk: El'brus, 2004. – 532 p. (In Kabardin language).

Supplementary files

Supplementary Files
Action
1. JATS XML

Copyright (c) 2024 Шогенова М.C., Дохова З.R.

Creative Commons License
This work is licensed under a Creative Commons Attribution-NonCommercial 4.0 International License.

Согласие на обработку персональных данных с помощью сервиса «Яндекс.Метрика»

1. Я (далее – «Пользователь» или «Субъект персональных данных»), осуществляя использование сайта https://journals.rcsi.science/ (далее – «Сайт»), подтверждая свою полную дееспособность даю согласие на обработку персональных данных с использованием средств автоматизации Оператору - федеральному государственному бюджетному учреждению «Российский центр научной информации» (РЦНИ), далее – «Оператор», расположенному по адресу: 119991, г. Москва, Ленинский просп., д.32А, со следующими условиями.

2. Категории обрабатываемых данных: файлы «cookies» (куки-файлы). Файлы «cookie» – это небольшой текстовый файл, который веб-сервер может хранить в браузере Пользователя. Данные файлы веб-сервер загружает на устройство Пользователя при посещении им Сайта. При каждом следующем посещении Пользователем Сайта «cookie» файлы отправляются на Сайт Оператора. Данные файлы позволяют Сайту распознавать устройство Пользователя. Содержимое такого файла может как относиться, так и не относиться к персональным данным, в зависимости от того, содержит ли такой файл персональные данные или содержит обезличенные технические данные.

3. Цель обработки персональных данных: анализ пользовательской активности с помощью сервиса «Яндекс.Метрика».

4. Категории субъектов персональных данных: все Пользователи Сайта, которые дали согласие на обработку файлов «cookie».

5. Способы обработки: сбор, запись, систематизация, накопление, хранение, уточнение (обновление, изменение), извлечение, использование, передача (доступ, предоставление), блокирование, удаление, уничтожение персональных данных.

6. Срок обработки и хранения: до получения от Субъекта персональных данных требования о прекращении обработки/отзыва согласия.

7. Способ отзыва: заявление об отзыве в письменном виде путём его направления на адрес электронной почты Оператора: info@rcsi.science или путем письменного обращения по юридическому адресу: 119991, г. Москва, Ленинский просп., д.32А

8. Субъект персональных данных вправе запретить своему оборудованию прием этих данных или ограничить прием этих данных. При отказе от получения таких данных или при ограничении приема данных некоторые функции Сайта могут работать некорректно. Субъект персональных данных обязуется сам настроить свое оборудование таким способом, чтобы оно обеспечивало адекватный его желаниям режим работы и уровень защиты данных файлов «cookie», Оператор не предоставляет технологических и правовых консультаций на темы подобного характера.

9. Порядок уничтожения персональных данных при достижении цели их обработки или при наступлении иных законных оснований определяется Оператором в соответствии с законодательством Российской Федерации.

10. Я согласен/согласна квалифицировать в качестве своей простой электронной подписи под настоящим Согласием и под Политикой обработки персональных данных выполнение мною следующего действия на сайте: https://journals.rcsi.science/ нажатие мною на интерфейсе с текстом: «Сайт использует сервис «Яндекс.Метрика» (который использует файлы «cookie») на элемент с текстом «Принять и продолжить».