Dostoevsky's Great Pentateuch: concept, translation, interpretation

全文:

Достоевский жив. Каждое мгновение в разных странах мира читают его произведения, смотрят фильмы и спектакли по его романам. Ключевую роль в этом процессе играет перевод.

Перевод универсален и тотален. Он имеет всеобъемлющий характер.

Во всех славянских языках день отдыха назван «неделей» («неделаньем», нерабочим днем). Неделя — не только день отдыха, но и период времени (семь суток от понедельника до воскресенья). Есть разные мнения, в каком порядке рассчитывать дни недели. Остановимся на том, в каком он явлен в русском языке: понедельник — первый день после «недели» (дня отдыха), второй день — вторник, третий — среда, четвертый — четверг, пятый — пят-ница. Во многих языках после пятницы наступает суббота (перевод с евр.; др.-греч. τὰ σάββατα, лат. sabbatum).

У разных народов воскресенье было днем Солнца. В романских языках это был «день Господний» (от лат. dies Dominicus). В славянских языках он был неделей (нерабочим днем), и только в русском языке — воскресеньем. Сначала это был перевод с еврейского на древнегреческий язык, в котором слово ανάστασις стало названием Пасхи, христианского праздника праздников, но не стало днем недели. «День отдыха» в греческом языке назван Κυριακή (Господень день). В церковно-славянском и русском языках с давних времен этот день посвящали Церкви и Христу в честь Его воскресения. Церковно-славянский перевод Евангелия усилил пасхальное значение православного календаря. Воскресенье стало еженедельным праздником. Кто переименовал этот день, кто ввел это слово в русский язык, известно: «Воскресеньем сначала назывался первый день пасхи — пасхальное воскресенье (в память «воскресения из мертвых» Христа). С течением времени, примерно с XIII в., так начинают именовать седьмой день каждой недели (Срезневский, I, 407)» [Черных: 168]. Ср.: «Из "день воскресения (из мертвых)" получилось знач. "воскресный, нерабочий день". Первонач. в этом знач. употреблялось недéля, откуда понедéльник» [Фасмер: 357].

Достоевский полагал: народ дает идею и значение словам. Так, в полемике по поводу «Пушкинской речи» он писал:

«Пока народ наш хоть только носитель Христа, на него одного и надеется. Он назвал себя крестьянином, то есть христианином, и тут не одно только слово, тут идея на всё его будущее» [Достоевский, 2004, т. 12: 349].

Во всех славянских языках, в том числе русском, есть слова: «смерд», «холоп», «мужик». Какой переворот должен был произойти в сознании народа, чтобы каждого назвать крестьянином (христианином)? (Первое употребление слова «крестьянин» в значении «лицо, принадлежащее к низшему сословию на Руси; крестьянин, земледелец» отмечено около 1430–1440 гг. [Словарь русского языка: 49]). Так формировался русский тезаурус и культурный код: «спасибо» — «спаси Бог», вместо «до свидания» — «прощай» и т. д.

Достоевский востребован в переводах не только на иностранные языки, но и с русского на русский язык: рукописи — в печатный текст, печатный текст — в мультимедийный формат: аудио, видео, цифровой. За последние сто лет изменилась графика, орфография и пунктуация русского языка. Изменения в языке искажают смысл творчества Достоевского (см.: [Михайлов], [Захаров, 1994, 2009]). Наиболее полно недостатки, как, впрочем, и достижения советской текстологии, представлены в Полном собрании сочинений Достоевского в 30-ти томах (1972–1990). Восстановление подлинного Достоевского началось в 1995 г. с установления канонического текста в петрозаводском Полном собрании сочинений Достоевского в авторской орфографии и пунктуации (вышло 10 томов, 11 книг). В значительном объеме эта работа продолжается в новой академической редакции Полного собрания сочинений Достоевского в 35 томах (вышло 11 томов). Результатом обоих изданий должны стать исправленные тексты писателя, которые, в свою очередь, будут инициировать новые переводы на иностранные языки. Это неизбежно.

Достоевский переводи́м на все языки. Парадоксально, но факт: даже неудачные переводы не вредят мировой славе гения. Многие переводы столетней давности делали не с русского, а с языков-посредников, зачастую с французского, редко — с немецкого языков, но даже в них Достоевский оставался Достоевским.

Каждый перевод — интерпретация. Интерпретацией являются и критические публикации, театральные постановки и экранизации.

Переводы увеличивают корпус текстов Достоевского, и чем дальше, тем их объем будет больше. Переводы неизбежны. Неизбежно приращение смысла переводов и интерпретаций к оригинальному тексту автора.

Зачем нужны новые переводы?

Недавно, в дни празднования 200-летнего юбилея писателя, мне довелось услышать рассуждение Евгения Водолазкина о том, почему молодежь мало читает Достоевского. По мнению современного автора, язык Достоевского устарел, в отличие от переводов, которые читают на современных языках [Водолазкин]. Не соглашусь: это преувеличение. Русский язык Достоевского недалеко ушел по времени. Он понятен любому школьнику старших классов. Другое дело, что школьники боятся больших текстов, без подготовки не понимают оригинальную поэтику писателя, испытывают затруднения в чтении сложных и парадоксальных текстов, пропускают обширные философские диалоги. С возрастом и читательским опытом эти недостатки проходят.

В чем причина новых переводов Достоевского? Очевидно, не только в поисках правильного смысла. Достоевский современен. Предмет его романов, если сказать словами Бахтина, — «становящаяся действительность», «неготовое настоящее» [Бахтин, 1975: 395–396, 418, 426 и др.].

Обычно одиннадцать произведений Достоевского называют романами¹, из них пять стали самыми знаменитыми в мире: это «Преступление и Наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы».

В прямом смысле пятикнижие — это пять книг, в сакральном — пять священных книг Ветхого Завета: Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие, которые в иудаизме составляют Тору.

Сакральными в переносном значении исследователи назвали последние романы Достоевского.

Современники писателя не обратили внимания на «Записки из подполья». Только А. Григорьев заметил автору по-дружески: «Ты в этом роде и пиши» [Достоевский, 2005, т. 15, кн. 2: 310]. Критик и философ Лев Шестов расширил «пятикнижие», добавил в этот круг «Записки из подполья», включил в корпус зрелых романов не пять, а шесть сочинений писателя [Шестов: 24–25]. В середине ХХ в. эта повесть, точнее ее первая часть, была названа «лучшей увертюрой к экзистенциализму, когда-либо написанной»:

“I can see no reason for calling Dostoevsky an existentialist, but I do think that Part One of Notes from Underground is the best overture for existentialism ever written. With inimitable vigor and finesse the major themes are stated here that we can recognize when reading all the other so-called existentialists from Kierkegaard to Camus” [Kaufmann: 14].

(«Я не вижу причин называть Достоевского экзистенциалистом, но я действительно считаю, что первая часть "Записок из подполья" — лучшая увертюра к экзистенциализму, когда-либо написанная. Здесь с неподражаемой энергией и изяществом раскрываются основные темы, которые мы можем распознать, читая всех других так называемых экзистенциалистов, от Кьеркегора до Камю» — В. Кауфманн).

Лев Толстой выше всех произведений русской литературы ставил «Записки из Мертвого Дома». 26 сентября 1880 г. он писал Н. Страхову: «…не знаю лучше книги изо всей новой литературы, включая Пушкина. Не тон, а точка зрения удивительна — искренняя, естественная и христианская. Хорошая, назидательная книга. Я наслаждался вчера целый день, как давно не наслаждался. Если увидите Достоевского, скажите ему, что я его люблю» [Л. Н. Толстой — Н. Н. Страхов: 578].

При жизни Достоевского эпитета гениальный удостоился только роман «Бедные люди» (см.: [Захарова, 2020]). Он потряс многих критиков и читателей. Недалекий, некультурный и необразованный чиновник в письмах к Вареньке обретает дар слова, герой становится писателем — не только критики и пародисты, но и читатели признали его гением. Роман «Бедные люди» — во многом непонятое и непрочитанное произведение, способное образовать в человеке человека (см.: [Захаров, 2018]).

Тем не менее славу Достоевскому принесли не романы, а «Дневник Писателя», который стóит любого его шедевра. Критики трактуют «Дневник» как публицистическое произведение. В «Дневнике Писателя» есть и публицистика, и критика, и мемуары, но автор создавал и создал художественное произведение (см.: [Волгин], [Захаров, 1985: 171–208]). Открытие «Дневника» еще предстоит. Надеюсь, это дело недалекого будущего.

Итак, сколько ни увеличивать счет шедевров Достоевского, великих романов у него только пять. Если о статусе других романов еще можно спорить, то великое пятикнижие бесспорно. Так случилось. Проживи Достоевский дольше — его романов могло быть больше.

В недавней статье И. П. Смирнов отмечает, что принятое в критике название больших романов Достоевского как «пятикнижия» «имеет сугубо формальный характер», но предполагает, «что Достоевский сознательно ориентировал позднее творчество на Пятикнижие Моисея, стремясь придать своим романам тот же фундаментальный смысл, каким обладают для иудео-христианской духовной культуры отправные библейские повествования о становлении отношений между Богом и человеком» [Смирнов: 28]. В своих наблюдениях над библеизмами в «Преступлении и Наказании» автор не учитывает фундаментальные исследования Б. Н. Тихомирова, в которых с исчерпывающей полнотой описаны ветхозаветные и новозаветные источники творчества Достоевского [Тихомиров, 2011, 2016, 2017a, 2017b]. Вряд ли Достоевский соизмерял современность «книгами Торы» [Смирнов: 44]. Мерой Достоевского был Христос.

В мировой культуре известны наименования корпусов текста по числам: дилогия, трилогия, тетралогия, тетрабиблос, четверокнижие, четвероевангелие, пятикнижие, шестикнижие, семикнижие и т. п. Пятикнижие Моисея — ветхозаветная часть христианской Библии, за Ветхим Заветом следует Новый — Благая Весть о Христе. «Пятикнижие Достоевского» случайно. Достоевский возглашал Благую Весть в романе «Бедные люди», в «Записках из Мертвого Дома», в романах «Униженные и Оскорбленные», в пяти великих романах, в «Дневнике Писателя».

В России, как и во многих странах мира, роман — переводной повествовательный жанр. До романов в русской литературе были повести, в которых рассказывали хроники, воспевали воинские подвиги, ужасались княжеским преступлениям и мученичеству праведников, сострадали превратностям судьбы незнатного и небогатого человека. Хотя редкие переводы византийских романов появлялись в древнерусской литературе уже в средние века, сам жанр возник в XVIII в. В русскую литературу пришли новые герои и события. Читатели были ошеломлены эротикой французских любовных романов, семейными драмами и частной жизнью героев английских и немецких романов.

Поначалу было трудно отличить поэтику повести и романа. Типичны были их синонимия и конкуренция. Разделение жанров произошло, когда возник русский роман, а повесть осталась повестью (см.: [Захарова, 2019]).

Идея, концепция и открытие русского романа принадлежат Пушкину, который дал определение жанра в 1830 г.: «В наше время под словом роман разумеем историческую эпоху, развитую на вымышленном повествовании» [Пушкин: 92]. В творчестве эта концепция была открыта им в романе «Евгений Онегин» (1823–1830), развита в романах Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Толстого и др.

В XIX в. пути романа и повести разошлись. Повесть сохранила традиционные признаки эпоса. Оригинальную концепцию романа предложил М. Бахтин. Роман разрушал эпическую дистанцию, абсолютное прошлое, создавал стихию романного слова, которое не только изображало, но и само становилось предметом изображения [Бахтин, 1975: 72–483]. Романное слово событийно, диалогично, многомерно, отчасти пародийно.

Критики Бахтина справедливо указывают, что он описывал не то, каким был роман, а то, каким роман может быть. Его концепция основана на анализе поздних романов Достоевского. Не всё бесспорно в суждениях ученого. Бахтин утверждал, что романы Достоевского полифоничны, отрицал концепцию идеологического романа. Бахтин признавал лишь идеи героев, считал их предметом изображения в романах писателя [Бахтин, 1963]. Прав Б. Энгельгардт: «героиней» Достоевского была идея, он — автор идеологического романа как жанра [Энгельгардт]. Идея у Достоевского — и принцип, и предмет изображения. Достоевский полифоничен, но, вопреки мнению Бахтина, полифония Достоевского иерархична, автор и его герои не равноправны, «равноправны» герои и повествователи. Бахтин гениально услышал голоса героев, но не услышал главного голоса — голоса Достоевского.

Пятикнижие является откровением этого голоса. В своих романах Достоевский открыл читателям человека, идеал, всечеловека, Россию, Бога, Христа.

¹ Достоевский назвал романом еще и «Роман в девяти письмах». Эпистолярный роман — по жанру всегда «роман», как и по форме, и по содержанию, — так что к одиннадцати романам можно прибавить двенадцатый.

作者简介

Vladimir Zakharov

编辑信件的主要联系方式.
Email: vnz01@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-2709-4145

PhD (Philology), Professor, Head of the Department of Classical Philology, Russian Literature and Journalism

参考

补充文件