Рассказ Ремезовской летописи «О древнем пророчестве» в контексте идеологических построений русских книжников

Полный текст

Тема нарушения особых сакральных пределов проживания каждого народа достаточно устойчиво прослеживается в древнерусской литературе. Смысловое значение этого мотива сводится к идее Божественного уста­новления географических границ для каждого народа, нарушение которых неизбежно, рано или поздно, приведет к Божественной каре. Эта тема могла быть, отчасти, навеяна русским книжникам библейскими аллюзиями, в том числе и апокрифическими. Впервые она встречается на страницах Повести временных лет в описании междоусобной войны потомков Ярослава Мудрого [14, с. 78–79]. Мотив нарушения сакральных границ, установленных якобы разделившими всю землю по жребию сыновьями Ноя, получил распространение в литературных памятниках XIV–XV вв. [10; 11]. К при­меру, в «Задонщине» победа на Куликовом поле демонстрировалась как отмщение потомков Иафета (русских) потомкам Сима (татарам) за вторжение 1223 г. и последующее за этим завоевание Руси [11]. Неожиданно «пограничная тема» вновь встречается в рассказе Ремезовской летописи конца XVII в. «О древнем пророчестве», где к данному сюжету добавляется новый мотив, связанный с рассуждениями на тему «сибирского взятия».

Идеологическое обоснование Москвой присоединения Сибири изучается в широком контексте внешней и внутренней политики, включая традиции управления и государственные институты допетровской России [1; 6; 23; 24; 25]. Значимым обобщающим исследованием, близким к нашей теме, является книга В. Кивельсон, посвященная первым русским географическим картам сибирских земель [8, с. 206–228]. В ней показаны рассуждения летописцев о важности распространения православия в ходе восточной экспансии и вытекающая из этого идея провиденциализма. Особое место исследо­вательница уделила выдающемуся ученому С.У. Ремезову (1642–1721) и его религиозно-политическим идеям. Важнейшие аспекты политико-идеоло­гического и дипломатического обоснования присоединения новых терри­торий за Уралом рассмотрены в коллективной монографии «Под сень двуглавого орла: инкорпорация народов Сибири в Российское государство в конце XVI – начале XVIII в.» [14]. Авторы затронули много важных вопросов, среди которых – идеологическая политика Москвы в Сибири, политико-правовое оформление русской власти на новых землях, ее дипломатическое обоснование, роль православной церкви, а также отно­шения с местной элитой. Данная статья, в свою очередь, не претендует на рассмотрение широкого круга вопросов, связанных с политико-идеоло­гическим обоснованием «сибирского взятия», она посвящена исследованию рассказа «О древнем пророчестве», содержащегося в Ремезовской летописи, в общем контексте русских книжных традиций.

Известно, что продвижение России за Урал было длительным процессом. В 1586 г. русским удалось относительно прочно закрепиться в Западной Сибири и основать свою первую крепость – Тюмень. Считается, что история Сибирского ханства закончилась в 1598 г. после битвы с царским войском под руководством А.М. Воейкова [16, с. 13]. Были окончательно подчинены не признавшие власть Москвы сибирские татары, а затем разгрому подверглась «Пегая Орда» –– объединение коренных жителей бассейна Оби и Томи, восточный союзник бывшего Сибирского ханства. В Москве прекрасно понимали значение Сибири как источника богатства: сразу «по взятии Сибирския земли» «храбрством и мужеством» русские атаманы и воеводы от царского имени велели местным жителем платить ясак [20, с. 77]. В книге о России, изданной в 1591 г., ее автор англичанин Дж. Флетчер отметил, что русский «царь ежегодно получает… на значительную сумму из Сибири, Печоры, Перми и иных мест меха… которые продаются или вымениваются за границей». Рассуждая о доходности этой торговли, он оценил «объем царской подати в Сибири… в 466 сороках соболях, пяти сороках куниц и 180 черно-бурых лисиц, не считая других произведений» [22, с. 67].

Богатства Сибирской земли имели для России, опустошенной Смутным временем, огромное экономическое значение. В 1637 г. на волне начавшейся новой экспансии был образован Сибирский приказ, контролировавший сбор с местных народов мехового ясака [13, с. 64]. Показательно, что дела нового приказа рассматривались вместе с вопросами, касающимися работы приказа Большого Дворца, который ведал так называемые «царские дворы» (Кормовой, Хлебный и другие) [13, с. 108]. С основанием Сибирского приказа и последовавшим затем учреждением Якутского воеводства (1638) последовала целая серия новых восточных экспедиций. В 1639 г. русский военный отряд вышел к Охотскому морю, в 1643 г. первопроходец В. Колесников достиг Байкала, а М. Стадухин – Колымы. В 1643 г. В. Поярков ступил на землю Приамурья. Через год, в 1644 г., военный отряд казаков совершил успешный поход против бурят с берегов Ангары [12, с. 53].

Экспансия России на восток сопровождалась развитием особого сибирского летописания. Оно зародилось, вероятно, еще в начале XVII в. после первых устных рассказов о подвигах дружины Ермака во время войны с ханом Кучумом [19, с. 108]. К середине столетия летописание, объеди­ненное сибирской темой, получило самое широкое распространение, сюда входили и казачьи летописцы («устные летописи»), местное и официальное московское летописание, а также фамильная история семьи промышленников Строгановых. Самыми значительными произведениями этого направления считаются Строгановская, Есиповская, Ремезовская летописи, а также иллюстрированная Кунгурская летопись. На их страницах рассказывалось о походе Ермака и казаков, об основании первых крепостей, о местных народах и природных богатствах Сибири.

Сибирские летописи всегда подчеркивали важность завоевания обширных земель, в особенности, «Сибирского царства» Кучума. Именно разгром этого наследника Золотой Орды привел к завоеванию русскими просторов от Уральских гор до «великого моря акияна» [4, с. 311]. Покорение Сибири приравнивалось к присоединению Казани и Астрахани: не случайно в летописях употреблялся термин «сибирское взятие», отсылающий к хорошо закрепившемуся в историографии «взятию Казани». Постепенно сибирская эпопея получала свое политическое обоснование в летописном материале.

Первая заметная попытка объяснить случившееся была сделана в Есиповской летописи (1636). Из повествования на ее страницах читатель узнает, что «одоление» русскими Сибирского ханства произошло «Божиим соизволением… от руского воинства в наследие росийского скипетро­держатель­ства» [3, с. 105]. Правители России направляли свои войска на Восток, где жили татары или подвластные им народы, воюя с татарами также, как и их предки – московские князья. Сибирское вторжение дружины Ермака, таким образом, было логичным продолжением старой борьбы Москвы с Ордой.

Еще один, ранний, идейный мотив сибирского летописания был связан с религиозным фактором вторжения в Сибирь. Он обрел свою значимость в описании русско-татарских столкновений еще в литературе XV в. и теперь повторился в новых исторических реалиях. Именно в распространении православия летописцы видели оправдание вторжения Ермака и после­дующих русских военных экспедиций. Ярким примером здесь может быть пассаж Есиповской летописи под заглавием «Благодарение Богу», полностью посвященный рассуждениям на тему того, как «солнце евангельское» осияло «землю Сибирскую» [4, с. 161].

Русские продвигались в Сибирь все дальше и дальше, и со временем религиозными мотивами и традиционным противостоянием с татарами трудно было оправдать это упорное движение «встречь солцну». Тогда летописцы стали избегать данной темы и ссылаться на промысел Божий. Провиденциализм играл все большую роль в объяснении событий. По данным Строгановской летописи (1668–1673), татары и подвластные им сибирские народы сами осознали, что Бог «покорил их под высокую царскую руку», оставив бесполезное сопротивление русским воинам [19, с. 91]. Но подобные мифологемы не отвечали требованиям эпохи.

В конце XVII в. в Ремезовской летописи появилось новое объяснение истории «сибирского взятия». По всей вероятности, автором ее был сибирский ученый С.У. Ремезов [3; 6; 8, с. 205]. Однако существует мнение, согласно которому вторая часть этого произведения была только включена им в книгу, но имела другого автора [1, с. 250–259]. Так или иначе, согласно этому летописному тексту успешное завоевание Сибири имело несколько причин. Прежде всего (и вполне традиционно), все произошло согласно Божественному плану, по которому русские должны были принести в эти языческие земли православную веру [17, с. 312]. Поэтому Бог наполнил казаков храбростью и внушил им мысль начать покорение очередного татарского ханства, а богатства Сибири стали своеобразным даром Бога за исполнение Его воли. Но главные причины успехов русского оружия в победе над Кучумом были более сложны. О них говорится в находящемся во второй части летописи специальном рассказе «О древнем пророчестве», отсылающем читателя к Книге пророка Исайи:

«О семъ Кучюмѣ збыстся пророчество Исаино, и християнскимъ воиномъ Ермакомъ со единодушною дружиною в Сибири исполнися глаголъ: им же образомъ рѣкохъ, тако будетъ, и еже совѣща, тако уставися; не веселитеся, вси иноплеменницы, сокруши бо ся яремъ веселящаго васъ, отъ семени бо зміина изыдутъ внучата аспидомъ, і внучата ихъ изыдутъ змия лѣтящая, и упасутся нищіи Господемъ, и убозіи человѣцы в мире почиютъ; потребитъ Господь гладомъ семя твое, аспиде, и останокъ твой, возрыдаютъ врата градовъ, і возмутъ гради тверди иноплеменскихъ всехъ, яко дымъ отъ севера грядетъ, и несть пребывати в числехъ его. И се завѣщание скончается на Туркахъ в совершенство» [17, с. 354].

Ниже мы предлагаем изложение данного текста:

«На Кучуме сбылось пророчество Исайи, и христианского воина Ермака с единодушной дружиной исполнился глагол: им же образно говорилось, так будет, так завещано и таков закон; не веселятся все иноплеменники, сокрушено будет основание веселящее вас, от семени змеиного рождаются внучата аспидов, и внучата их превратятся в змея летящего и спасутся нищие Духом, и убогие люди в мире пребудут; напустит Господь голод на семя твое, аспид, и на потомков твоих, возрыдают врата городов и возьмут все крепкие грады иноплеменников, как дым от севера грядет, и нет окончания ему. И это пророчество сбудется до конца на турках».

Хотя текст довольно сбивчив, современникам была вполне понятна его суть, поскольку он отсылает читателя к истории войны филистимлян и евреев, содержащейся в Книге пророка Исайи (Ис. 14:29–31). Данный библейский сюжет исходит из того, что Бог определил каждому из этих народов земли для постоянного проживания. Но гордые филистимляне захватили страну своих соседей. Прошло время, и евреи отомстили обидчикам, одолев их на поле боя. В этой отсылке мы видим традиционный для русской литературы мотив возмездия за нарушение установленных Богом границ. Однако данный библейский сюжет послужил основой и для новой идеи. Победив филистимлян, евреи решили, что следует подчинить своей власти все их территории, «ибо из корня змеиного выйдет аспид, и плодом его будет летучий дракон» (Ис. 14:29) [17, с. 354]. Иными словами, если бы евреи не покорили земли филистимлян, то те снова и снова нападали бы на Израильское царство. Божественный закон расселения народов в однажды установленных пределах не был нарушен, ведь сам Бог устами пророка Исайи повелел занимать владения враждебных соседей, нарушителей границ, не дожидаясь новой опасности. Следовательно, точно по такому же принципу Россия завоевала сибирские земли, стремясь не допустить второго монгольского нашествия, дабы на этих просторах не зародился очередной «змей летящий».

В своих рассуждениях автор рассказа «О древнем пророчестве» находился в традициях русской литературы, и его новое видение событий «сибирского взятия» не выходило за рамки исторического провиден­циализма, столь характерного для памятников средневековой книжности, хотя и являлось более оригинальным. Русское покорение сибирских народов, в его понимании, проходило в рамках установленного Богом закона, связанного с неизбежным завоеванием русским воинством той земли, откуда исходила постоянная угроза православному царству. Об этом законе поведал библейский пророк Исайя.

Интересно, что от покорения Сибирского ханства летописец обращает свой взор на Юг – к Османской империи, видя также и в этом государстве наследника древних кочевых орд. Продолжая развивать пророческую тематику (Ис. 14:30–31), автор уверяет, что именно о расширении границ России предсказано пророком: с севера «яко дым» придет народ и «возмутъ гради тверди иноплеменские» и «се завѣщание скончается на Туркахъ». «Не веселитеся, вси иноплеменницы, сокруши бо ся яремъ веселящаго васъ» (не веселятся все иноплеменники, сокрушено будет основание, веселящее вас), – заявляет автор, перефразируя текст Книги пророка Исайи [17, с. 354]. Идея объединения всех народов Востока в одну общую группу была характерна для русской литературы. Еще в Повести временных лет все восточные народы отнесены к потомкам старшего сына Ноя Сима. Татары и турки представлены как один народ в известной книге А.И. Лызлова «Скифская история» (1692) [9]. Автор использует это обстоятельство как политический аргумент в пользу оправдания войны России с Османской империей. Под его пером противостояние с турками выглядит на историческом фоне логичным продолжением борьбы Московского княжества с Золотой Ордой и ее наследниками – Казанским и Астраханским ханствами. Однако покорение Сибири создатель «Скифской истории» вовсе не считал частью этой общей борьбы.

Возвращаясь к идеям летописного рассказа «О древнем пророчестве», обратим внимание на содержащуюся в его тексте отсылку к истории вторжения Ермака в Сибирь («и христианского война Ермака с единодушной дружиной исполнился глагол»). Получается, что легендарный атаман предвидел успех русского оружия и будущую Божественную поддержку России в покорении враждебных «иноплеменников». В обращении автора рассказа к истории Ермака можно увидеть прочно сложившуюся к концу XVII в. особую «сибирскую идентичность»: для местных книжников Сибирь была главнейшей частью мировой истории, и вторжение казаков в эти земли получало прямо-таки вселенское значение и масштаб. Эта мистическая христианская сибирская идентичность особенно наглядно проявилась в представлениях С.У. Ремезова [18, с. 7–23].

Таким образом, рассказ «О древнем пророчестве» Ремезовской летописи содержал оригинальные рассуждения на тему покорения Сибири. Используя текст из 14 главы Книги Пророка Исайи (Ис. 14:29–31), автор обращался к идее неизбежного отмщения татарам за давнее нарушение границ Руси. Развивая эту мысль, он оправдывал завоевание тем, что необходимо было предотвратить новое монгольское нашествие, подобно тому, как это сделали евреи, покорившие земли филистимлян. Конечно, важное место в его построениях занимал Божественный промысел, связанный с необходимостью распространения православия в сибирской земле, «идоложертвием омраченной» [17, с. 355].

К сожалению, мы не имеем конкретных сведений о степени распространенности Ремезовской летописи и содержащихся в ней идей среди русских книжников своего времени. Тем не менее, следует учитывать общую популярность сибирского летописания, содержащего увлекательные военные сюжеты, описания природных богатств и коренных народов обширной Сибири. Так или иначе, выдающееся историко-литературное произведение XVII в., связанное с именем С.У. Ремезова, было частью древнерусского литературного пространства с общими идейно-содержательными традициями и религиозными аллюзиями. Именно поэтому идеи, зародившиеся в XII вв. на берегах Днепра, получившие развитие на московской почве в междуречье Оки и Волги в XIV–XV вв., неожиданно проявились вместе с развитием Российского государства на широких сибирских просторах Тобола и Иртыша. Здесь к старым рассуждениям на тему отмщения кочевникам за нарушение границ Русской земли, установленных Божественным законом, добавилась новая мысль о необходимости раз и навсегда перевернуть страницу истории противостояния Руси и Степи, предотвратив появление нового «змея летящего» завоеванием всех восточных земель. 

Об авторах

Денис Александрович Ляпин

Автор, ответственный за переписку.
Email: lyapin-denis@yandex.ru

доктор исторических наук, доцент, ведущий научный сотрудник, ведущий научный сотрудник научно-исследовательской лаборатории исторической антропологии

Список литературы

Дополнительные файлы