The Function of Constant Epithets in the Poetics of the Bylina

Cover Page

Cite item

Full Text

Abstract

The article analyses constant epithets in the poetics of the bylina (epic tale) and determines their role in the creation of an epic picture of the world as an ideal, aesthetically transformed version of reality. The study of constant epithets which accumulate folk ideals and values selected and polished by the longtime folklore tradition made it possible to find out what the Russians think about, how they characterise and assess people, objects and phenomena of the surrounding world in terms of their perfection. The identified traditional meanings of statements with constant epithets, displaying the ideal correspondence of an object and its characteristic to the norm in the epic picture of the world, participate in shaping the images of the Motherland, its defenders and the entire representational system of “one’s” epic world. For example, the set phrases “the land of Holy Russia,” “Orthodox/Christian faith,” “God’s/cathedral/the Lord’s churches,” “saved monasteries,” “life-giving crosses” create the image of Holy Rus’; the series of the constant epithets “daring, portly, good youth” and “strong mighty Holy Rus bohatyrs” express the total of physical and moral qualities that the defender of his native land, glorified in the epic, should possess; an “honouring feast” means a feast at which honors are given to heroes for their victories. The constant epithets “glorious,” “great,” “fair” often used to characterise oikonyms, indicating their fame, greatness and beauty, contribute to the celebration and glorification of Russian cities embodying the Russian land. Traditional cultural meanings (concepts), which are part of the folklore, becoming meaningful constants of the epic picture of the world, undergo transformation. For example, a hat/cap of the Greek land —– a wonderworking object functioning as a military weapon with the help of which a bohatyr defeats the enemy. The proposed approach to the study of constant epithets, which considers the mental existence of oral poetic invariables and the attitude to folklore as a worldview phenomenon, contributes to a better comprehension of the Russian epic.

Full Text

Постоянный характер фольклорного эпитета определяется длительной традицией его формирования: за точностью эпитетов лежат «тысячелетия выработки и отбора» [Веселовский: 64]. Ф. И. Буслаев сравнивал речения с постоянными эпитетами с «заветной иконой», уподоблял их «типам греческих божеств, которые, однажды создавшись, никогда не изменялись, потому что грек не находил уже другого лучшего и приличнейшего образа для олицетворения Юноны или Зевса» [Буслаев: 285–286], а также считал полезным «собрать все постоянные эпитеты для того, чтобы определить, в какие предметы преимущественно вдумывался русский человек и какие понятия присоединял к оным» [Буслаев: 286].

Исследованием фольклорных эпитетов занимались многие ученые: А. Н. Веселовский, Ф. И. Буслаев, А. А. Потебня, В. А. Воскресенский, П. Д. Первов, А. П. Евгеньева, Фр. Миклошич, В. Я. Пропп, Ф. М. Селиванов, П. Д. Ухов, С. Е. Никитина1 и др., рассматривавшие их с генетической, исторической, лингвистической точек зрения, в системе фольклорного текста, но без учета ментального бытия устно-поэтических констант — того, что составляет эпическое, фольклорное знание.

Мы предлагаем при изучении постоянных эпитетов учитывать связь с русской эпической традицией: выражаемые постоянными эпитетами традиционные культурные смыслы, являющиеся содержательными константами былинной картины мира, существуют объективно в поэтике традиции и в сознании народного мастера, являясь концептами — ментальной структурой хранения в традиционной эпической памяти. Доказательством этому служит употребление этих эпитетов и в других жанрах фольклора.

Традиционные смыслы, содержащиеся в словосочетаниях с постоянными эпитетами, становясь элементами поэтической системы былины, выражают «реалии» былинного универсума и в связи с этим обогащаются новым, в том числе аксиологическим значением, которое обусловлено последовательно проведенным делением былинного универсума на два полярных мира — «свой» и «чужой», сформированным в зависимости от отношения к Русской земле, Святой Руси. Наличие у постоянных эпитетов традиционных значений связывает их и весь былинный текст с миром традиционных ценностей и идеалов.

Характерное для русского фольклора описание мира как идеальной нормы, стабильного образца достигается во многом благодаря постоянным эпитетам: «Предметы и люди рисуются такими, какими они должны быть в идеале» [Пропп: 528].

Существуют различные взаимодополняющие друг друга классификации постоянных эпитетов, предложенные А. Н. Веселовским, П. Д. Первовым, П. Д. Уховым, В. Я. Проппом, Ф. М. Селивановым2 и др.

А. Н. Веселовский выделяет тавтологические и пояснительные эпитеты. В основе последних — «какой-нибудь один признак, либо 1) считающийся существенным в предмете, либо 2) характеризующий его по отношению к практической цели и идеальному совершенству» [Веселовский: 59].

К тавтологическим относятся те эпитеты, которые подчеркивают признак, входящий в понятие предмета и усиливающий значение характеризуемого объекта: красна девица, красно солнце, светел месяц, часты звезды, луна поднебесная, белый свет, белый снег, туча темная, горы высокие, светлица светлая, темница темная, святыня святая.

Пояснительные эпитеты выделяют в предмете его существенный признак: травы шелковые, цветы лазоревые, дуб сырой, поле чистое, соболь черный/сибирский, сокол ясный/заморский, калики перехожие/переброжие, купцы/гости торговые, поленица преудалая, вдова честна/многоразумная, гонцы скорые, брат крестовый/названый, батюшка крестный, дружин(-ушк-)а хоробрая, кресты животворящие, дорога прямоезжая, улица широкая, переулочки мелкие, конюшни стоялые, скатерти браные3. К этой же группе относятся цветовые эпитеты: море синее, сад зеленый, волк серый, соболь черный, лебеди белые, коса русая, кудри желтые.

Среди пояснительных эпитетов А. Н. Веселовский особо выделяет эпитет-метафору и синкретический [Веселовский: 61].

Метафорический эпитет «предполагает параллелизм впечатлений, их сравнение и логический вывод уравнения» [Веселовский: 61]. Он обозначает признак, перенесенный на определяемый предмет с другого предмета на основании какого-либо сходства: еств(-ушк-)а сахарные — уста сахарные, зеленый сад — зелен сафьян — зелено вино, буйные ветры — буйная голова.

К пояснительным синкретическим А. Н. Веселовский относит постоянные эпитеты, отвечающие «слитности чувственных восприятий» [Веселовский: 62]. Они «характеризуют предмет практически и эстетически с точки зрения его идеального совершенства» [Селиванов, 1977: 111]: столы (лавки, скамьи, сходенки) белодубовые, замки заморские/крепкие, золота казна несчетная, красно золото, чисто серебро, каменья драгоценные/самоцветные, жемчуг скатный, злат венец, перстень золотой (злачен), шляпа пуховая, платок шелковый, платье цветное, рубашка тонкая/мягкая, стрела каленая, сабля вострая, булатный нож, палица боевая, трубочка подзорная, бурзамецкое4/муржамецкое5 копье (вострое), сошка кленовая, шелк шемаханский6/заморский, шемахинская плетка шелковая/цветная, черкальское7/черкасское седелышко (седло), cапоги/чоботы зелен сафьян, стул/сумки (подсумок) рыта8 бархата, сумки переметные, ярлыки скорописчатые, паруса белополотняные, товары заморские, шуба черных соболей/кунья и др.

К классификации А. Н. Веселовского считаем необходимым добавить группу эпитетов, которые В. Я. Пропп называет оценочными, выражающими отношение народа к характеризуемым реалиям [Пропп: 528].

Оценочные эпитеты употребляются с абстрактными и обобщающими понятиями, связанными с проявлением жизнедеятельности народа, государства, с помощью эпитетов метафорически придаются такие качества, как весомость (грех тяжкий, заповедь великая, служба великая/немаленькая/тяжелая, слава великая, велик заклад, сила могучая/богатырская/молодецкая) и прочность (дума крепкая, сон крепкий).

Оппозиция «свой» — «чужой», реализуемая в былинной картине мира на этнически-религиозном уровне и преломленная в ценностном плане, обусловливает четкое противопоставление защитников родной земли и захватчиков, русских и иноземцев, христиан и иноверцев. Постоянные эпитеты, характеризующие свою родину — Русь и чужие государства, являются оценочными. Постоянство эпитета свидетельствует не только о постоянстве представления, стоящего за этим эпитетом, но и о постоянном характере его связи с определяемым предметом. Так, Святая Русь и без эпитета является «святой», то есть включенной в систему смысловых связей, отражаемую данным эпитетом9. Святая Русь — понятие не только этническое, но и этическое.

В былинной картине мира образ Cвятой Руси представлен эпитетами, содержащими христианские элементы (земля святорусская, вера православная/христианская, церкви Божьи/соборные/Господни/богомольные, монастыри спасенные, кресты животворящие), и имеет дополнительный концептуальный нюанс — это Родина, которую необходимо защищать от нападения:

«Вы постойте-тко за веру за отечество,
Вы постойте-тко за славный стольний Киев град,
Вы постойте-тко за церквы ты за божии,
Вы поберегите-тко князя Владымира
И со той Опраксой королевичной10;
«Постою-ту я за вѣру православную,
Постою я за Божьи церьквы соборныя,
За соборьныя цéрьквы богомольнiя,
Постою я за манáстыри спасёныя,
Постою-ту за сиротъ, за вдовъ за бѣдныихъ»11.

В былине Святая Русь противопоставлена чужим враждебным государствам, характеризуемым эпитетами с ярко выраженной негативной оценкой: Золотая Орда темная, чужая, неверная, немирная, поганая, татарская; Литва проклятая, поганая.

Эти эпитеты усиливают противопоставление «своего» мира, Cвятой Руси, залитого светом, — «чужому» миру, этнически и хтонически чуждому и враждебному. При характеристике врагов в подавляющем большинстве случаев используется отрицательный оценочный эпитет поганый (татары поганые), в котором совмещаются такие значения, как «чужой, вражеский, неправославный и неверный», поэтому «с образом врага связана мысль о поругании христианских святынь» [Климас: 15].

Олицетворением Русской земли и Святой Руси являются русские города, характеризуемые в былинной картине мира оценочными постоянными эпитетами славный, великий и красен, являющимися носителями и проводниками таких традиционных культурных смыслов, как известность, величие и красота.

Оценочный эпитет славный, обозначающий совокупность тех качеств общественного порядка, которые влекут за собой всенародное признание, славу, по отношению к городам указывает на их известность: славный стольный Киев-град, во славном городе во Киеве, славная каменная Москва (также Новгород, Астрахань, Волынец, Галич, Муром, Рига, Ростов, Рязань, Тверь, Туринец, Леденец и др.). Киев имеет также пояснительный эпитет стольный, подчеркивающий его историко-государственный статус; Новгород — оценочный эпитет великий, свидетельствующий о его величии; Киев, Ростов, Галич и др. — оценочный эпитет красен12, говорящий о красоте этих городов (см.: [Селиванов, 2009: 272]).

В былинной картине мира устройство города (стена городовая, башни наугольные/угловые, церкви Божьи/соборные/Господни, монастыри спасенные, улица широкая, переулочки мелкие), двор (широкий двор на семи верстах, ворота широкие/решетчатые/вальящатые13), жилые строения (гридни(цы) светлые, терема златоверх-ие(-оваты)/высокие, палаты высокие/княженецкие/белокаменные) и помещения в них (сени новые/косящатые/решетчатые, погреба глубокие, крыльцо красное) изображены с помощью постоянных эпитетов такими, какими они должны быть в идеале.

«Широкий двор на семи верстах,
И около заборы позолочены» (Гильфердинг; т. 2: 679, № 180);
«Три терема златовéрховаты,
Да трои сени косящетыя,
Да трои сени решетчетыя»14.

Постоянные эпитеты участвуют в создании образов богатырей, князя Владимира и других представителей «своего» мира. Для характеристики врагов Русской земли постоянные эпитеты используются редко: эпитет-метафора cобака царь Калин употребляют «не только враги, но и его собственный посол в речи, которую он держит к князю Владимиру» [Веселовский: 66]. Исследователь называет это явление окаменением, когда происходит «забвение реального смысла эпитета» [Веселовский: 65].

При описании богатырей с целью большей конкретизации защитника Русской земли употребляются атрибутивные цепочки (два и более) пояснительных и оценочных эпитетов, совокупность которых выражает взаимосвязанные дифференциальные признаки, позволяющие создать полное представление о былинном образе: удалый (удаленький) дородный добрый15 молодец, сильные святорусские могучие богатыри.

Такие сочетания с постоянными эпитетами представляют собой образно-смысловую целостность, не сводимую к сумме составляющих. Их семантика в поэтике былины — сложное синкретическое единство традиционных смыслов. В цепочках постоянных эпитетов, характеризующих богатырей, выразилась совокупность всех тех качеств, которыми должен обладать защитник Русской земли, Святой Руси, воспетый в эпосе: удалью, здоровьем, силой, храбростью и смелостью. В том, что «героем былины всегда является "русак", русский человек», который ездит по русской земле, защищает ее и русский народ, сказывается, как отмечал А. П. Скафтымов, «национальная тенденция» [Скафтымов: 94].

«— Ай же, удаленькiй дороднiй добрый молодецъ,
— Славный богатырь свято-русскиiй!»16;
«Сильни русскии могучие богатыря!»
(Гильфердинг; т. 2: 60, № 79; 68, № 80).

Большинство эпитетов, характеризующих богатыря, являются пояснительными, содержащими метафору: голова буйная указывает на беспокойный характер мыслей, ноги резвыена быстроту, сердце ретивое имеет значение «сердце, быстрое на отклик», кровь горячая свидетельствует о пылкости, способности к сильным чувствам, плечи могутные — о большой физической силе.

Пояснительные и оценочные эпитеты, описывающие былинного князя Владимира (князь стольно-киевский, славный, ласковый, Красное Солнышко), передают взаимосвязанные дифференциальные признаки: «служебно-государственный статус, огромную роль в истории государства (крещение Руси), а также оценку личных качеств» [Петенева: 76]. Самым распространенным является солярный эпитет-приложение Красное Солнышко, который, по мнению Б. А. Рыбакова, был унаследован из древней языческой поэзии и отражает отношение к киевскому князю как к наследнику языческого бога солнца Даждьбога [Рыбаков: 450]. Метафорическое сближение князя с солнцем свидетельствует о народной любви к нему.

«Ласково со(л)нцо Владимер-князь!» (Кирша Данилов: 136, № 21);
«— Здравствуй, солнышко Владимир стольно-киевской!
Со своей было княгиною!
Спрашиват Владимир стольно-киевской:
– Ты откудова, удалый доброй молодец,
А коей земли, коей орды,
Как тя именем зовут,
Как тя нарекают по отечеству?»
(Гильфердинг; т. 1: 115, № 3).

Образ невесты-красавицы описывается с помощью цветовых и светового эпитетов, входящих в фольклорную формулу красоты: оч(-ушк-)и ясные, как у     ясна сокола, бров(-ушк-)и черные, как у черна соболя, лицо белое, как белый снег, личико/ягодницы/щечки маков цвет. Черты внешности, запечатленные в формуле красоты, выглядят идеализированными: чернота бровей подчеркивается употреблением главной эталонной реалии с помощью сравнения с черными соболями, очи сравниваются с глазами сокола. В динамическом и речевом портрете красавицы также используются сравнения с цветовыми эпитетами:

«— У ей очи-то были бы ясна сокола,
— У ей брови-то были черна соболя,
— Рѣчь-пословица умильная
— Будто бѣлыя лебеди пролетныя,
— У ей лицо-то будто бѣлый снѣгъ,
— У ей ягодницы будто маковъ цвѣтъ,
— Походка будто лани златорогiя.
— Не видалъ я другой такой на семъ свѣтѣ»
(Рыбников; т. 2: 557–558, № 183).

Возможность использования одного определения при характеристике разных реалий былинного универсума связана с историей развития эпитета: свет белый — тавтологический эпитет, «в сущности тождесловие, ибо и прилагательное и существительное выражают одну и ту же идею света, блеска, причем в их сопоставлении могло и не выражаться сознание их древнего содержательного тождества. <…> Белизна лебеди, например, может быть названа ее существенным признаком…» [Веселовский: 59–60]: лебеди белые, снег также белый; «белый день, лебедь белая — реальны, но понятие света как чего-то желанного обобщилось…» [Веселовский: 67]. Так появилось значение эпитета белый — универсальный знак положительного: лицо белое, грудь белая, руки белые, шатры белые, также в составе сложных эпитетов, состоящих из двух корней: палаты белокаменные, столы (лавки, скамьи, сходенки) белодубовые, паруса белополотняные, пшено белоярово. Значение фольклорного эпитета белый совпадает с древнейшим значением этого слова17. В былинной картине мира белый цвет, символизирующий чистоту, красоту, свет, радость, противопоставляется темному, черному, символизирующему несчастья, горе, печаль: туча темная (угроза, нависшая над родной землей), вороны черные (враги).

Традиционные культурные смыслы (концепты), становясь элементами былинной картины мира, претерпевают трансформацию в поэтике былины. Например, первоначальное значение словосочетания с постоянным эпитетом шляпа/шапка/колпак земли греческой — «монашеский головной убор, имевший форму капюшона или колокола» [Пропп: 192], который в былинах носят калики перехожие. Впоследствии исконное значение изменилось: этот чудесный предмет стал обозначать боевое оружие, с помощью которого Добрыня одерживает победу над змеем/змеей, а Илья Муромец — над Идолищем:

«Столько ỳвидал молóденькой Добрынюшка,
Да й на крутоём да он на береги
То лежит колпак да земли греческой;
Ён берёт-то тот колпак да во белы ручки,
Он со тою ли досадушки великою
Да ударил он змеинища Горынища.
Еще пала-то змея да на сырỳ землю,
На сыру-то землю пала во ковыль траву»
(Гильфердинг; т. 2: 58, № 79);
«У Ильи Муромца разгорѣлось сердце богатырское,
Схватилъ съ головушки шляпку земли греческой,
И ляпнулъ онъ въ Идолище поганое,
И разсѣкъ онъ Идолище на полы»
(Рыбников; т. 1: 35, № 6).

Постоянный эпитет, указывающий на принадлежность к земле греческой, олицетворяет христианство. Магическую сверхмощь шляпы/шапки/колпака земли греческой как поэтического символа христианства ученые (В. Я. Пропп, Б. Н. Путилов, А. А. Горелов) объясняют верованиями восточного славянства: «шапка священнослужителя, пришедшая на Русь вместе с христианством из Византии, обладает особой силой в борьбе со змеем, воплощающим языческую старину» [Путилов: 395] (ср.: [Горелов: 116]).

Устойчивое словосочетание чисто поле, употребляющееся в разных жанрах фольклора, в поэтике былины изменило традиционное значение — это просторы всей Русской земли или значительной ее части, мир, открытый для подвигов, место сражений и поединков богатырей, «промежуточный мир, в пределах которого герой и его противник равны друг перед другом и перед судьбой» [Колесов: 231].

«Онъ повыѣхалъ въ раздольице чисто поле,
Посмотрѣлъ на силушку поганаго:
Нагнано-то силушки чернымъ черно,
Чернымъ черно, какъ чернаго ворона <…>
Бьетъ онъ эту силушку, какъ траву коситъ…»
(Рыбников; т. 1: 40, № 7).

Этот же эпитет в словосочетании чисто серебро обозначает серебро без примесей, входит в фольклорную формулу «красно золото, чисто серебро и скатен жемчуг/каменья драгоценные», выражающую красоту и богатство. Эта формула представляет эталон даров, включающих благородные металлы и драгоценные камни, что придает «эпическую нарядность, яркость, блеск предметному миру былин» [Селиванов, 1977: 112].

«Насыпай ты пéрьву мису крáсна золота,
Насыпай ты втóру мису циста сéребра,
Насыпай-ко третью мису скатна жемцюга;
А пойдёмъ-то вѣдь къ царю да всё съ подарками…»18;
«Подавал он чашу красна золота
А солнышку Владимиру стольне-киевскому,
А другую подавал он чиста серебра
Только душечки княгины он Опраксии,
А третью подавал он скатня жемчуга
Молодой Забавы Путятичной.
Да еще подавал он камочку крущатую»
(Гильфердинг; т. 3: 25, № 199).

В поэтике былины эпитет яровчатые19, характеризующий гусли, изменил свое первоначальное значение — это музыкальный инструмент, игра на котором способна оказывать магическое воздействие на природу и людей. Можно предположить, что в слове яровчатый выделяется корень -яр- (ср.: ярый20, ярость).

«А й как начал играть он во гусли во яровчаты,
А играл с утра как день топерь до вечера.
А й по вечерỳ как по поздному
А й волна уж в озерѐ как сходиласе,
А как ведь вода с песком топерь смутиласе <…>
А й как начал играть Садке как во гусли во яровчаты,
А как начал плясать царь Морской топерь в синем мори.
А от него сколебалосе все сине море
А сходиласе волна да на синём мори,
А й как стал он розбивать много черных караблей да на синём мори,
А й как много стало ведь тонуть народу да в синё морё,
А й как много стало гинуть именьица да в синё море»
(Гильфердинг; т. 1: 640, 653, № 70).

Словосочетания с постоянными эпитетами красно солнце, светел месяц, часты звезды входят в состав фольклорных формул, описывающих изображения светил на теле детей, со значением «исключительность внешности» (во лбу / в теми / от очей красно солн-це(-ышко) / луч, на затылке светел месяц, по бокам/волосам/косицам часты мелки звезды), и многоэтажные терема с росписью необыкновенной красоты «по-небесному» (На небе красно солн-це(-ышко) / светел месяц / часты звезды — в терем-е(-ах) / белокаменных палатах красно солн-це(-ышко) / светел месяц / часты звезды).

«У нее во череве младенец есть,
Такого младенца во граде нет:
По колен ножки-то в серебре,
По локоть руки-то в золоте,
По косицам частыя звездочки,
А в темѝ печет красное солнышко»
(Гильфердинг: т. 2: 191, № 94);
«А й как обделал в теремах всё да по небесному:
А й как на неби пекет да красное уж солнышко, —
В теремах у его пекет да красно солнышко;
А й как на неби светит млад да светёл месяц, —
У его в теремах да млад светёл месяц;
А й как нá неби пекут да звезды частыи, —
А у его в теремах пекут да звезды частыи»
(Гильфердинг; т. 1: 645, № 70).

Большое значение в былинной картине мира уделяется пиру. В фольклорной формуле «пированье-почестный пир, столованье-почестный стол» эпитет почестный означает почетный, праздничный пир, на котором воздаются почести богатырям и отмечаются их победы.

«В стольном в городе во Киеве,
Что у ласкова сударь-князя Владимера
А и было пированье-почестной пир,
Было столованье-почестной стол»
(Кирша Данилов: 67–68, № 11).

С корнем -чест- используются и другие постоянные эпитеты: честные подарки, честна вдова многоразумная. Известно, что в эпосе наиболее почетный и высокий статус среди женщин имеет мать богатыря и так называемая «матерая вдова», т. е. «имеющая детей мужского пола, рожденных в законном браке, но потерявшая мужа и в силу этого обстоятельства одна воспитывающая детей. Как правило, в эпосе к таким женщинам относится эпитет "честная" (вдова) "многоразумная"» [Козловский: 200].

Названия еды и питья с постоянными эпитетами еств(-ушк-)а сахарные, пить-я(-ица) медвяные21 входят в фольклорную формулу, представляющую эталон угощения приятной едой и медовым хмельным напитком:

«Понесли ества сахарные и питья медяныя,
А питья все заморския» (Кирша Данилов: 131, № 20);
«Тут кормили его ествушкой сахарнею,
А й поили питьицем медвяныим»
(Гильфердинг; т. 2: 39, № 76).

При характеристике алкогольных напитков употребляются разные постоянные эпитеты: пиво пьяное/хмельное, зелено вино (в значении молодое), среди которых выделяется эпитет сладкий, имеющий положительную оценку: мёд сладкий, сладка водочка (оксюморон).

«Наливали ему чару зелена вина,
Наливали ему другу пива пьянаго,
Наливали ему третью мёду сладкаго…»
(Гильфердинг; т. 1: 387, № 41).

Часто применяемая в сочетаниях с постоянными эпитетами инверсия усиливает значение эпитета, который выделяет признак, точно характеризующий определяемое слово и поэтически закрепивший этот признак за ним.

Таким образом, семантика словосочетаний с постоянными эпитетами — сложное синкретическое единство традиционных смыслов, которые участвуют в создании образов Святой Руси, действующих лиц, относящихся в большинстве случаев к «своему» миру (богатырей, князя Владимира и др.), и предметно-образной системы «своего» эпического мира в целом. Они характеризуют место действия, основные события, значимые для былинной картины мира. Постоянные эпитеты, являющиеся средством репрезентации свойственных им традиционных культурных смыслов (концептов), в поэтике былины обогащаются новым, в том числе аксиологическим значением: приобретают семантику положительной (при характеристике «своего мира») или отрицательной (при характеристике врагов) оценки. В постоянных эпитетах, являющихся носителями и проводниками таких традиционных культурных смыслов, как прославление и воспевание красоты, величия русских городов, олицетворяющих Русскую землю и Святую Русь, и ее защитников — богатырей, нашли отражение вековые идеалы и ценности русского народа.

 

1 См.: [Веселовский], [Буслаев: 285–287], [Потебня: 211–215], [Воскресенский], [Первов], [Евгеньева: 306, 313–316], [Миклошич: 219–227], [Ухов], [Пропп: 524–531], [Селиванов, 1977, 2009], [Никитина: 66–71, 104–144].

2 См.: [Веселовский: 59], [Первов], [Ухов: 162], [Пропп: 525–529], [Селиванов 1977: 106–116].

3 Узорчатые, вытканные или вышитые узорами (Словарь совр. рус. лит. языка: в 17 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. Т. 1. Стлб. 605). Здесь и далее выделение полужирным шрифтом принадлежит автору статьи.

4 Бурзамéцкий — языческий // Фасмер М. Этимолог. словарь рус. языка: в 4 т. М.: Астрель, АСТ, 1987. Т. 1. С. 244. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с использованием сокращения Фасмер и указанием тома и страницы в круглых скобках.

5 Мурзамéцкий — басурманский; татарский (Фасмер; т. 3: 12).

6 Производное от названия города Шемахá в Азербайджане, известного своим шелководством (Фасмер; т. 4: 427).

7 Черкáльский — черкесский; от черкáсы, черкéсы (Фасмер; т. 4: 343).

8 Тисненый бархат; первоначально — с вырытым (выдавленным по ткани) узором; рыть (Фасмер; т. 3: 531).

9 О связи концептов ‘свет’ и ‘святой’ в народной этимологии и допустимости их синонимической замены в устно-поэтической речи см. подробнее: [Шестеркина] (указано А. М. Дундуковой).

10 Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 г.: в 3 т. 4-е изд. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. Т. 2. № 75. С. 25. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с использованием сокращения Гильфердинг, указанием тома, страницы и номера в круглых скобках.

11 Беломорские былины, записанные А. Марковым / с предисл. проф. В. Ф. Миллера. М.: Т-во скоропечатни А. А. Левенсон, 1901. № 3, С. 48.

12 Здесь в первоначальном значении: «красивый» (Шанский Н. М., Иванов В. В., Шанская Т. В. Краткий этимолог. словарь рус. языка. 2-е изд., испр. и доп. М.: Просвещение, 1971. С. 219). Далее ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с использованием сокращения Шанский и указанием страницы в круглых скобках.

13 1) Массивные; крепкие, прочные; 2) изящные, искусно сделанные, обработанные; резные (Словарь русских народных говоров / под ред. Ф. П. Сороколетова. Л.: Наука, 1969. Вып. 4. С. 33, 34).

14 Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым / подгот. изд. А. П. Евгеньева, Б. Н. Путилов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. № 1. С. 12. (Сер.: Лит. памятники.) Далее ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с использованием сокращения Кирша Данилов и указанием номера и страницы в круглых скобках.

15 Здесь в первоначальном значении: «подходящий, соответствующий», то есть годный к воинскому подвигу (Шанский: 127).

16 Песни, собранные П. Н. Рыбниковым: в 3 т. / под ред. А. Е. Грузинского; с портрет., биографией и указателем. 2-е изд. М.: Сотрудник школ, 1909. Т. 1. № 4. С. 15. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с использованием сокращения Рыбников и указанием тома, номера и страницы в круглых скобках.

17 Общеслав., индоевр. характера, от индоевр. bhā — «светить, сиять, блестеть» (Шанский: 41).

18 Беломорские былины, записанные А. Марковым. № 3. С. 48.

19 В названии яровчаты отмечена перестановка согласных — метатеза. Первонач. сделанные из явора (вид клена) (Фасмер; т. 4: 541).

20 Ярый (общеслав.). Первонач. значение — «весенний, теплый, горячий <…>; далее развитие значения пошло, во-первых, в сторону "искрящийся, ясный" (ср. яркий), во-вторых, в сторону "гневный, суровый"» (Шанский: 525).

21 Медвяный — медовый, с медом, или на меду сделанный; сладкий (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М.: Русский язык, 2000. Т. 2. С. 313).

×

About the authors

Irina P. Chernousova

Lipetsk State Pedagogical University Named After P. P. Semenov-Tyan-Shansky

Author for correspondence.
Email: ira.chernousova2010@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0001-5797-9561

PhD (Philology), Professor of the Department of Russian Language and Literature of the Institute of Philology

Russian Federation, ul. Lenina 42/1, Lipetsk, 398020

References

  1. Buslaev F. I. Prepodavanie otechestvennogo yazyka [Teaching the Native Language]. Moscow, Prosveshchenie Publ., 1992. 511 p. (In Russ.)
  2. Veselovskiy A. N. From the History of the Epithet. In: Veselovskiy A. N. Istoricheskaya poetika [Veselovsky A. N. Historical Poetics]. Moscow, Vysshaya shkola Publ., 1989, pp. 59–75. (In Russ.)
  3. Voskresenskiy V. A. Features of the Russian Folk Language. In: Sem’ya i shkola [Family and School]. St. Petersburg, 1879, no. 5, book 2, pp. 349–355. (In Russ.)
  4. Gorelov A. A. “The Hat of the Greek Land” in Epic Tales. In: Russkaya literatura. St. Petersburg, Nauka Publ., 2002, no. 1, pp. 109–117. (In Russ.)
  5. Evgen’eva A. P. Ocherki po yazyku russkoy ustnoy poezii v zapisyakh XVII–XX vv. [Essays on the Language of Russian Oral Poetry in the Written Sources of the 17th — 20th Centuries]. Moscow, Leningrad, he Academy of Sciences of the USSR Publ., 1963. 348 p. (In Russ.)
  6. Klimas I. S. In the Blue Sea There Was a Nasty Monster (‘Filthy’ in the Epic Genres of Folklore). In: Lingvofol’kloristika [Linguistic Folkloristics]. Kursk, Kursk State University Publ., 2017, issue 26, pp. 10–17. EDN: YSOJYP (In Russ.)
  7. Kozlovskiy S. V. Istoriya i starina: mirovospriyatie, sotsial’naya praktika, motivatsiya deystvuyushchikh lits [History and Antiquity: Worldview, Social Practice, Motivation of Characters]. Izhevsk, Izhevsk State Agricultural Academy Publ., 2009. 354 p. (In Russ.)
  8. Kolesov V. V. Drevnyaya Rus’: nasledie v slove [Ancient Rus’: Heritage in a Word]. St. Petersburg, St. Petersburg State University Publ., 2000, book 1: Human World. 326 p. (Ser.: Philology and Culture). (In Russ.)
  9. Mikloshich Fr. Visual Means of the Slavic Epic. In: Drevnosti. Trudy slavyanskoy komissii Imperatorskogo Moskovskogo arkheologicheskogo obshchestva [Antiquities. Proceedings of the Slavic Commission of the Imperial Moscow Archaeological Society]. Moskow, Tipografiya E. Lissnera i Y. Romana Publ., 1895, vol. 1, pp. 205–229. (In Russ.)
  10. Nikitina S. E. Ustnaya narodnaya kul’tura i yazykovoe soznanie [Oral Folk Culture and Linguistic Consciousness]. Moscow, Nauka Publ., 1993. 189 p. (In Russ.)
  11. Pervov P. D. Epithets in Russian Epics. In: Filologicheskie zapiski [Philological Notes], 1901, issue 6, pp. 1–47. (In Russ.)
  12. Peteneva Z. M. On the Specifics of the Folklore Epithet. In: Russkiy yazyk v shkole [The Russian language at School], 1989, no. 4, pp. 76–81. (In Russ.)
  13. Potebnya A. A. Iz zapisok po teorii slovesnosti [From Notes on the Theory of Literature]. Kharkov, Izdanie M. V. Potebni Publ., 1905. 652 p. (In Russ.)
  14. Propp V. Ya. Russkiy geroicheskiy epos [Russian Heroic Epic]. Moscow, Gosudarstvennoe izdatel’stvo khudozhestvennoy literatury Publ., 1958. 603 p. (In Russ.)
  15. Putilov B. N. Russkaya narodnaya poeziya: epicheskaya poeziya [Russian Folk Poetry: Epic Poetry]. Leningrad, Khudozhestvennaya literatura Publ., 1984. 440 p. (In Russ.)
  16. Rybakov B. A. Yazychestvo Drevney Rusi [Paganism of Ancient Rus’]. Moscow, Nauka Publ., 1987. 782 p. (In Russ.)
  17. Selivanov F. M. Epithet. In: Selivanov F. M. Poetika bylin [Selivanov F. M. Poetics of Epics]. Moscow, Lomonosov Moscow State University Publ., 1977, pp. 100–118. (In Russ.)
  18. Selivanov F. M. Epithets of the Epic City of Kiev. In: Selivanov F. M. Poetika bylin v istoriko-filologicheskom osveshchenii (kompozitsiya, khudozhestvennyy mir, osobennosti yazyka) [Selivanov F. M. Poetics of Epics in Historical and Philological Coverage (Composition, Art World, Language Features)]. Moscow, Krug Publ., 2009, pp. 267–286. (In Russ.)
  19. Skaftymov A. P. Poetika i genezis bylin [Poetics and Genesis of Epics]. Moscow, Saratov, Publishing House of V. Yaksanov Publ., 1924. 226 p. (In Russ.)
  20. Ukhov P. D. The Fixed Epithets in Epics as a Means of Typifying and Creating an Image. In: Osnovnye problemy eposa vostochnykh slavyan [The Main Problems of the Epic of the Eastern Slavs]. Moscow, The Academy of Sciences of USSR Publ., 1958, pp. 158–171. (In Russ.)
  21. Shesterkina N. V. The Relationship of the Concepts ‘Light’ — ‘Holy’ in the Russian Language. In: Lingua Mobilis, 2010, no. 3, pp. 103–108. Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/sootnoshenie-kontseptov-svetlyy-svyatoy-v-russkom-yazyke/viewer (accessed on April 10, 2024). EDN: MSYBCH (In Russ.)

Supplementary files

Supplementary Files
Action
1. JATS XML

Copyright (c) 2025 Черноусова И.P.

Creative Commons License
This work is licensed under a Creative Commons Attribution-NonCommercial-NoDerivatives 4.0 International License.

Согласие на обработку персональных данных с помощью сервиса «Яндекс.Метрика»

1. Я (далее – «Пользователь» или «Субъект персональных данных»), осуществляя использование сайта https://journals.rcsi.science/ (далее – «Сайт»), подтверждая свою полную дееспособность даю согласие на обработку персональных данных с использованием средств автоматизации Оператору - федеральному государственному бюджетному учреждению «Российский центр научной информации» (РЦНИ), далее – «Оператор», расположенному по адресу: 119991, г. Москва, Ленинский просп., д.32А, со следующими условиями.

2. Категории обрабатываемых данных: файлы «cookies» (куки-файлы). Файлы «cookie» – это небольшой текстовый файл, который веб-сервер может хранить в браузере Пользователя. Данные файлы веб-сервер загружает на устройство Пользователя при посещении им Сайта. При каждом следующем посещении Пользователем Сайта «cookie» файлы отправляются на Сайт Оператора. Данные файлы позволяют Сайту распознавать устройство Пользователя. Содержимое такого файла может как относиться, так и не относиться к персональным данным, в зависимости от того, содержит ли такой файл персональные данные или содержит обезличенные технические данные.

3. Цель обработки персональных данных: анализ пользовательской активности с помощью сервиса «Яндекс.Метрика».

4. Категории субъектов персональных данных: все Пользователи Сайта, которые дали согласие на обработку файлов «cookie».

5. Способы обработки: сбор, запись, систематизация, накопление, хранение, уточнение (обновление, изменение), извлечение, использование, передача (доступ, предоставление), блокирование, удаление, уничтожение персональных данных.

6. Срок обработки и хранения: до получения от Субъекта персональных данных требования о прекращении обработки/отзыва согласия.

7. Способ отзыва: заявление об отзыве в письменном виде путём его направления на адрес электронной почты Оператора: info@rcsi.science или путем письменного обращения по юридическому адресу: 119991, г. Москва, Ленинский просп., д.32А

8. Субъект персональных данных вправе запретить своему оборудованию прием этих данных или ограничить прием этих данных. При отказе от получения таких данных или при ограничении приема данных некоторые функции Сайта могут работать некорректно. Субъект персональных данных обязуется сам настроить свое оборудование таким способом, чтобы оно обеспечивало адекватный его желаниям режим работы и уровень защиты данных файлов «cookie», Оператор не предоставляет технологических и правовых консультаций на темы подобного характера.

9. Порядок уничтожения персональных данных при достижении цели их обработки или при наступлении иных законных оснований определяется Оператором в соответствии с законодательством Российской Федерации.

10. Я согласен/согласна квалифицировать в качестве своей простой электронной подписи под настоящим Согласием и под Политикой обработки персональных данных выполнение мною следующего действия на сайте: https://journals.rcsi.science/ нажатие мною на интерфейсе с текстом: «Сайт использует сервис «Яндекс.Метрика» (который использует файлы «cookie») на элемент с текстом «Принять и продолжить».