Поэтика Евангельского Слова в «Завещании отеческом к сыну» Ивана Посошкова

Полный текст

Иван Тихонович Посошков (1653?–1726), ремесленник, мастер Оружейной палаты, предприниматель (который успешно вел дела в том числе в Новгороде), видная фигура петровского времени (имел несколько встреч с Петром Первым) [Кошелев: 157], с драматичной судьбой [Зайцева], [Кафенгауз], остался в памяти потомков как автор нескольких знаковых сочинений. Наиболее известное из них — «Книга о скудости и богатстве» [Глазунова, Мининкова], [Дятел, Степченкова, Алешко и др.], [Цыпкин], [Щанкина], ставшая, судя по всему, причиной обвинения И. Т. Посошкова в серьезном преступлении (он умер, будучи под следствием, в возрасте 73 лет). Кроме того, он написал «Зерцало очевидное» — сочинение, направленное против раскольников, «Доношение о ратном поведении», «Доношение о денежном деле» и другие сочинения делового характера, а также открытое в середине XIX в. «Завещание отеческое к сыну»¹.

Написание «Завещания» было обусловлено, вероятно, личными причинами. В 1712 г., когда Иван Посошков был уже в преклонном возрасте, у него родился сын Николай. В 1719 г. Посошкову было около 67 лет, и, привыкший облекать свои мысли в письменную форму, он решил оставить наследнику, зрелость которого не надеялся увидеть, своего рода духовное наставление. Так появилось объемное «Завещание отеческое сыну», посвященное религиозным и морально-этическим проблемам человеческой жизни. По замечанию В. А. Кошелева, «большое место в книге уделено порицанию современного автору "роскошного, легкостного и сладостного жития", изображенного очень живо и красочно (благодаря этому "Завещание…" — ценный источник для истории быта рубежа веков)» [Кошелев: 158–159].

«Завещание» И. Посошкова было обнаружено и опубликовано в 1873 г. А. Поповым (Посошков, 1873). По признанию издателя, рукопись с неизвестным ранее произведением автора «Книги о худости и богатстве» была приобретена им за год до издания у случайного продавца старинных книг. Рукопись (автограф И. Посошкова, как доказывает А. Попов) форматом в четвертую долю листа, писанная убористой мелкой скорописью, с поправками прямо в тексте, хорошо сохранилась и содержала владельческие записи на чистых листах в ее начале и конце («Сия книга дому Московской второй гильдiи купца Екима Петрова 1760 г. ноября дня», «Сия книга кресьнина (т. е. крестьянина) Финогена Степановича Давыдова») (Посошков, 1873: III). «Нельзя поэтому не подивиться и не порадоваться счастливому случаю, спасшему отъ погибели одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ памятниковъ литературы Петровскаго перiода!» — писал издатель «Завещания» (Посошков, 1873: IV). Новое издание «Завещания», дополненное обнаруженной второй половиной текста, было осуществлено Е. М. Прилежаевым в 1895 г. Дополнение к «Завещанию» содержит изречения из книг Священного Писания, в основном Ветхого Завета, и указания на некоторые события Священной истории, расположенные в алфавитном порядке.

Еще первым издателем «Завещания» А. Поповым было дано определение жанра публикуемого им труда И. Т. Посошкова: «…авторъ "Завещанiя" нигдѣ не называетъ себя по имени, конечно потому, что настоящее его сочиненiе, по самому своему содержанiю, естественно должно было носить на себѣ характеръ домашняго, семейнаго акта» (Посошков, 1873: IV). На самом деле, труд И. Посошкова стоял особняком в ряду духовных завещаний, созданных в древнерусский период [Понырко], [Морковина]. По замечанию Т. В. Панич, «одной из особенностей жанра духовного завещания является разнообразие его типов» [Панич: 20]. Типология духовных завещаний, которые были унаследованы русской словесностью раннего Нового времени, включает духовные грамоты светских лиц, духовные грамоты царей, духовные завещания церковных иерархов и духовные грамоты игуменов и основателей монастырей [Лилиенфельд: 95], [Понырко: 380], [Панич: 20–21]. «Завещание отеческое» Ивана Посошкова уникально не только тем, что представляет собой нравственный наказ отца сыну, но и тем, что, в отличие от получившего большую популярность в Древней Руси сборника изречений «Наставления отца к сыну»², является подлинным актом непосредственной и очень личной коммуникации, хотя адресованная сыну речь и обращена «в будущее», когда Николай будет способен воспринять поучение отца.

«Завещание» состоит из предисловия и шести глав, две из которых содержат нескольких разделов. Глава I — «Отеческое завещание сыну об отроческом житии», глава II — о брачном житии, глава III — о начале мирского жития, глава IV — о мирском молении и молитве, глава V — о гражданском житии (имеет 8 разделов, повествующих о земледелии, «рабском житии», художестве, купечестве, солдатском бытии, офицерстве, крестьянском житии, нищенском житии), глава VI — о приказных порядках (с двумя разделами: о старом подьячестве и о судействе). Тематический охват «Завещания», несомненно, продиктован требованиями времени коренных преобразований в русском обществе, а также личным опытом Ивана Посошкова, многое повидавшего и лично пережившего «искушение» раскольническим мировоззрением.

Примечательно, что «Завещание» не превращается в «книгу полезных советов» — это именно духовное наставление. Сила поучения слова, адресованного сыну, обусловлена интенцией автора и особой «торжественностью момента»: Иван Посошков, готовясь к скорой смерти, желал сказать своему наследнику самое важное, транслировать смыслы, на которые может указать юному человеку, начинающему свой путь, только любящий родитель. Посошков использует обращения «чадо мое», «сыне мой», «чадо мое любезное» — это прежде всего именования духовного сына. В нем кровный отец словно соединяется с духовным отцом, которого, если принимать во внимание процесс секуляризации русского общества в петровское время, отрок Николай мог не иметь. По наблюдению Т. В. Панич, «в духовных завещаниях церковных иерархов, как правило, ярко выражен нравственно-религиозный учительный аспект, подоплекой которого является нравственная обязанность церковного пастыря позаботиться о своих духовных чадах. <…> Во второй половине XVII в. с нарастанием процесса секуляризации деловые жанры получают все более самостоятельное значение, некоторые из них, напротив, приобретают литературные функции <…>. Жанр духовного завещания испытывает изменения, которые отличают всю литературу "переходного" периода…» [Панич: 21]. Эти изменения, как видно из «Завещания» И. Посошкова, касались, кроме прочего, трансформации роли духовных наставников: ее начали исполнять старшие родственники, что отразилось и на письменном слове.

Красной нитью через все «Завещание» проходит мысль о необходимости строго придерживаться своей веры — православия. Как будто видя угрозу потери Русью самоидентификации перед надвигающейся экспансией западных учений, И. Посошков спешит предупредить сына об этой опасности и о необходимости укрепляться в исконном вероисповедании. «Стой яко столпъ неподвиженъ» (Посошков, 1873: 103, ср.: 117) — это сравнение, одно из излюбленных в красноречии Петровской эпохи и древнерусской агиографии [Руди], становится лейтмотивом «Завещания» (в том числе в более развернутой форме сравнения: «стой яко мраморный столпъ, на недвижимомъ камени утвержденный» (Посошков, 1873: 2, ср.: 113))³.

В завещании сыну Посошков подробно говорит о духовном воспитании человека. Он дает детальные рекомендации о том, как молиться, класть поклоны, вести себя в церкви, почитать иконы, твердо держаться «церкви Христовой» и православной веры: «въ немъ же еси законѣ родился, въ томъ и пребывай» (Посошков, 1873: 1). Главный образ, используемый Посошковым, — «недвижимый камень» веры «древнего благочестия», означающий непреклонное следование Евангельским заповедям: «Нравственные нормы в христианстве нравственны уже в силу своего божественного происхождения» [Козлова, Вдовина: 29].

Народное восприятие вводимых при Петре Первом иноземных нововведений отразилось у Посошкова в критичном отношении ко всему иностранному:

«Нa Немецъ намъ смотрить нечего: они насъ обманываютъ, да денги у насъ выманиваютъ, а самые правды никогда намъ не скажутъ» (Посошков, 1873: 57).

Посошков высказывает мысль о воспитании детей в строгости. Следует учиться — таков совет отца сыну. В первой главе, давая наставление сыну о необходимости учения и прилежания к книгам, Посошков говорит о желательности овладения языками — латинским, греческим или хотя бы польским, чтобы иметь доступ к научному знанию. При этом следует относиться к иноязычному знанию осторожно, дабы не впасть в прелесть еретичества и отпадения от православной веры.

Будучи сам в высшей степени деятельным человеком, Посошков вразумляет сына: остерегаться праздности — заниматься ремеслом, чтением или проводить время в молитве. Много говорит он о семейной жизни: выборе жены, жизни с ней в любви и согласии, в постоянных совещаниях друг с другом, в стремлении не к удовольствиям в браке, а к деятельной любви, к «чистому» рождению детей. Осознавая сословность существования человека в обществе, Посошков пишет о главных качествах купечества: честности, твердом купеческом слове, использовании верных мер и весов, приверженности профессиональных норм поведения и правил торговли. Переживший множество перипетий судьбы, Посошков готовит сына к переменчивости жизни и советует ни в какой ситуации не терять присутствия духа, уповая на помощь Божью. В целом автор находится в русле средневековых (и, вероятно, вневременных) традиций духовного завещания. Как верно пишут комментаторы одного из последних изданий сочинений И. Т. Посошкова, Н. В. Козлова и Л. Н. Вдовина, «"Завещание отеческое" интересно в первую очередь с точки зрения донесенных традиций, а не новаций. Этическая концепция христианства формировала нравственные устои и идеалы: чувства общественного долга, личного достоинства, трудолюбие, честность. Бурное петровское время принесло немало перемен, затронувших разные стороны жизни. Но главное для Посошкова осталось неизменным — жить по христианским заповедям, способствуя тем самым процветанию государства Российского, благополучию своей семьи и личному благочестию» [Козлова, Вдовина: 40].

Георгий Плеханов в труде об общественной мысли петровского времени, говоря об И. Посошкове, развенчивает его образ как прогрессиста из народа: «Мы уже знаем, что Посошков никаких основ не потрясал, а только хотел утвердить, — правда, расширив их со стороны, полезной трудящемуся населению, — старые основы Московского государства» [Плеханов: 136]; «…Посошков был новатором не в большей мере, нежели консерватором. <…> Но все это не уменьшает, а скорее увеличивает значение литературной деятельности его в глазах историка русской общественной мысли» [Плеханов: 104]. Это представляется справедливым: дидактическое и во многом полемическое «Завещание» Посошкова, утверждая в целом многовековой народный опыт, полно антитез, ярких образов, авторских афоризмов: «Лучши бо чадъ не раждати, нежели родивъ, да и съ душею погубити» (Посошков, 1873: 52), «Ты же сыне мой: тако тщися жити, дабы тебѣ всегда быти готову умереть» (Посошков, 1873: 74), «Чадо мое, аще лѣтами и юнъ сый, но буди разумомъ старъ…» (Посошков, 1873: 10).

Евангельское Слово в «Завещании» становится одним из главных текстов, на который опирается автор в своих наставлениях сыну. В отличие от других сочинений И. Посошкова, Священное Писание здесь цитируется практически на каждом листе, иногда по нескольку раз. Всего в основном тексте «Завещания» 97 прямых отсылок к евангельскому тексту (тогда как к Ветхому Завету — 54). Приведем это соотношение в таблице:

Новый Завет в сочинении И. Посошкова отражен важнейшими структурными частями: четырьмя Евангелиями, Апокалипсисом, Посланиями ап. Павла (к коринфянам, евреям, римлянам, Тимофею). В Ветхом Завете наиболее востребованными оказываются у Посошкова Книга Премудрости Иисуса сына Сирахова, Книга Притчей Соломоновых и Псалтырь, дополняемые отдельными чтениями из Книг Бытия, Исхода, Царств, Ездры, Товита, Второзакония, пророков Исайи, Моисея, Иеремии, Даниила. Несомненно, количество ветхозаветных и новозаветных цитат отчасти объясняется тематикой той или иной части сочинения. Так, прописывая наставления сыну о необходимости воздержания и отвращения от блуда, Иван Посошков излагает блестящий, очень личностный пересказ истории Иосифа Прекрасного (Посошков, 1873: 14). Однако даже ветхозаветные цитаты даются им через призму новозаветного мировоззрения, через Евангельское Слово, как это в целом характеризует всю русскую словесность⁴.

В использовании тем или иным автором цитат из Священного Писания важным оказывается, несомненно, не только количественный показатель заимствований. Как справедливо отмечает М. Гардзанити в своей программной статье, «если мы хотим избежать формального подхода, мы не можем ограничивать себя простым выявлением библейских цитат и описанием их литературной функции» [Гардзанити: 31–32]. Он предлагает классификацию способов обращения древнерусских книжников к Библии. Эти приемы наблюдаются при детальном рассмотрении отдельных памятников древнерусской книжности [Карбасова] — их использует и Иван Посошков.

Прямые ссылки на Евангелие у Посошкова очень редки. Судя по всему, чаще всего он воспроизводит текст Писания по памяти.

Встречается в «Завещании» и сочетание новозаветных и ветхо-заветных цитат, причем в отношении обоих источников это не прямое цитирование, а пересказ избираемых из Писания чтений с сохранением и верным пониманием их сути:

Несомненно, это свидетельствует, прежде всего, о начитанности Посошкова. Следует сказать, что совмещение нескольких цитат в утверждении одной мысли (повтор тезисов и положений, возвращение к одной и той же теме, важной для автора) — в целом характерная черта сочинения И. Посошкова. Такой вид дидактизма прослеживается, по нашим наблюдениям, во многих произведениях Петровской эпохи разных стилей и жанров. Думается, это, в числе прочего, отражение риторических приемов древнерусских книжников еще с эпохи стиля плетения словес, когда надлежало создавать «как бы "сверхсмысл", доходивший до самого ленивого из слушателей» [Лихачев: 397]. Прием убеждения через повторение — один из основных в ди-дактической литературе, и в раннее Новое время, в особенности в ораторском искусстве, этот прием был доведен до совершенства. В этом смысле И. Посошков, несомненно, находится в русле традиций средневековой книжности. М. Гардзанити утверждает, что в традиции постоянного и многовариантного обращения к Библии (в виде эксплицитного или имплицитного использования цитат, их контаминации и изменения, перефразирования и актуализации в рамках повествовательных стратегий авторского текста, аллюзий на отдельные чтения или непреднамеренных цитирований тех чтений Священного Писания, которые составляют культурный код христиан [Гардзанити: 38]) реализуется не риторическая амплификация, но «углубление духовного смысла в поучительно-толковательных целях», направленное «в первую очередь на изменение жизни человека» [Гардзанити: 39].

Дидактизм (или, вернее, учительство) И. Посошкова наблюдается также в детальных пояснениях к какому-либо жизненному явлению или нравственному правилу, выраженному Евангельским Словом. Так, утверждая мысль об отказе от осуждения других людей, Посошков комментирует слова Евангелия «И не судите, и не судятъ вамъ: [и] не осуждайте, да не осуждени будете: отпущайте, и отпустятъ вамъ…» (Лк. 6:37) таким образом:

«Зриши ли, сыне мой, коль велико есть, еже не осуждати, ибо аще ты не осудиши никого, то и самъ отъ Бога осужденъ не будеши. Что есть се, еже не осуждати людей, а Господь такое великое милосердiе обѣщалъ за неосужденiе токмо едино. О Боже, Боже нашъ, кто отъ человѣкъ можетъ милость и щедроты Твоя исъчислити» (Посошков, 1873: 20–21).

Такое простое, проникновенное объяснение евангельских истин может говорить лишь о том, что слова Христа из Нового Завета И. Посошков принимает как духовное откровение, делает их основой своего мировоззрения, которое он старается передать сыну как своему духовному чаду.

Большое число фрагментов «Завещания», с их детальностью описания, сходно с картиной мира, явленной в «Домострое». Таковы, например, советы И. Посошкова о том, как рубить дерево для своих нужд (вплоть до пояснений, какие ветви рубить и для каких целей) (Посошков, 1873: 18) или как аккуратно ездить по дороге, чтобы ездовой конь не причинил вреда или неудобства не только людям, но и животным — собакам, курам и т. д. В своих поучениях он словно увлекается описаниями бытовых ситуаций, однако ни одну из сцен не приводит как таковую — все у него сводится к ясным и простым истинам-обобщениям, подкрепленным словом Священного Писания:

«И аще ты, сыне мой, поѣдеши на кони, блюдись того, дабы ти какова человѣка, богата или убога, конемъ своимъ не потѣснити, и з дороги бы пѣшеходные нe стиснути въ грязь <…> и не токмо человѣки люби, но и скоты жалуй, аще и курицу на пути наѣдеши, въ песцѣ рыющуюся, не потѣсни ее, аще мочно объѣдь ю и аще сiе дѣло и не велико есть, обаче ты храни, понеже и она тварь есть Божiя. И аще и иную какую скотину, или и пса на пути наѣдеши спяща или не спяща, да распростершися по земли лѣжаща, не досаждай и ей, но такожде объѣди ю, дабы и псу досажденiя какова не учинити ти. Тебѣ отъ того трудности великiя нe будетъ, еже ее поберечь и объѣхать или обоитить, а она аще и безсловесна есть, обаче ей любо будетъ. Вѣси ли, чадо, яко Святое Писаніе тѣхъ людей блажитъ, кiи скотину жалуютъ, и наречени тiи люди праведниками» (Посошков, 1873: 16).

Слова Священного Писания «Праведникъ милуетъ душы скотовъ своихъ: утробы же нечестивыхъ немилостивны» (Притч. 12:10) Иван Посошков как бы вплетает в свою речь, делая Библию своим «собеседником», главной Книгой учителей и их воспитанников. Многочисленны советы автора «Завещания отеческого» о том, как разговаривать с людьми, вести себя на людях, как внимательно относиться к каждому своему действию — и в обществе людей, и наедине с миром и самим собой. Таким образом, мыслитель петровского времени не просто смотрел на жизнь практически, т. е. со здравым умом и сметливостью, но и видел в каждом явлении жизни тот смысл, который дано видеть человеку как подобию Божию.

Один из фрагментов Нагорной проповеди Христа приводится Посошковым фактически целиком:

Взяв за основу пятую главу Евангелия от Матфея, Посошков создает своего рода ее «конспект», избирая нужные ему стихи и предваряя их фразами-связками. Важно отметить, что этот фрагмент пространного цитирования одной из важнейших частей Евангелия приведен И. Посошковым в той части «Завещания», где он горячо выступает против лютеран. В этом случае, по его мысли, только само Евангельское Слово может стать главным аргументом в споре. Так, «Преобразовательная сила слова угадывается уже в ветхозаветной традиции. Она продолжает набирать мощь в Новом Завете и в самой церковной практике. <…> речь идет не об элементарном следовании моральным правилам, но о могучем воздействии Духа, действующего посредством повелевающего слова. Таким образом использовались библейские цитаты в рамках церковнославянской книжности, в первую очередь в таких ее жанрах, как гомилетика или аскетическая и учительная литературы, ориентируемые на преображение образа жизни человека» [Гардзанити: 37].

Своего рода вершиной мастерства автора «Завещания» в работе с евангельским текстом является наставление сыну в главе 4 «О мирском молении и молитве». В ней говорится о том, как читать главную молитву православных — «Отче наш» (Посошков, 1873: 77–85). Рассказ об этом распространяется у Посошкова на девять страниц печатного текста и представляет собой своего рода гипертекст, поскольку каждую фразу молитвы он сопровождает рекомендациями о том, куда смотреть в момент ее произнесения, о чем думать, а также ссылками на иные части Священного Писания, в том числе Ветхого Завета, и собственными комментариями и попутными замечаниями. Энциклопедизм Петровской эпохи и более раннего барокко — в стремлении сказать как можно больше о предмете рассуждения — виден в этом примере наиболее отчетливо.

Как пишет Л. И. Сазонова, «библейско-литургические тексты <…> относятся к культуре готового слова, сохраняющей свое значение от раннего Средневековья до поэзии XX века <…>. Библия и богослужебные книги обладают статусом прецедентного текста, имеющего сверхличностный характер, и входят в культурный тезаурус всех носителей данной культуры» [Сазонова: 14–15]. Молитва «Отче наш», мыслимая И. Посошковым как центр христианского мировоззрения, воспринимается и толкуется им не просто как канон, но как живое слово, не утрачивающее свой основополагающий и при этом глубоко личностный смысл.

Сочинение Ивана Посошкова было создано в одно время с пособиями, обучающими новое поколение правилам поведения в обществе. Очевидна связь «Завещания отеческого» с «Юности честным зерцалом». Однако «Завещание», в отличие от второго сочинения, содержит наставления, касающиеся не этикета, а христианского воспитания молодого человека, в жизни которого Евангелие становится главным ориентиром. Обилие цитат из Нового Завета в «Завещании» определяет главный модус человеческого существования в меняющемся обществе, вписывает сиюминутность общей и частной истории в мировую вечную историю человечества, смысл которой определяется Божественным Словом. Характеризуя дидактическое сочинение И. Посошкова, В. А. Кошелев пишет: «В своем "Завещании отеческом…" Посошков ориентируется на иной социальный круг, чем тот, который подразумевался в известном пособии петровской эпохи "Юности честное зерцало". <…> Сын Посошкова (или его читатель) может сделаться купцом, крестьянином, работником, нищим, может пойти в причетники, попы, монахи, удостоиться архиерейства и даже патриаршества, попасть в приказные и сделаться судьей, поступить в солдаты и выслужиться до офицерского чина. Одного он не может: сделаться помещиком и дворянином. Автор — сам крестьянин — пишет правила добродетельной жизни для "подлого состояния"» [Кошелев: 159]. Стоит отметить, что в том сословии, к которому принадлежал Иван Посошков, патриархальность, вернее традиционность, взглядов русского общества, не подверженного необратимым трансформациям в условиях секуляризации Церкви и государства, позволила сохранить незыблемыми вековые связи людей и те выраженные Евангельским Словом «вечные истины», которые составляют основу человеческого бытия.

¹ Посошков И. Т. Завещание отеческое к сыну. М.: Тип. А. П. Мамонтова и К˚, 1873. 247 с.; Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве. Завещание отеческое / сост., вступ. ст. и коммент. Н. В. Козловой, Л. Н. Вдовиной. М.: Российская политическая энцикл., 2010. 591 с. Далее ссылки на издание 1873 г. приводятся в тексте статьи с использованием сокращения Посошков, 1873 и указанием страницы в круглых скобках.

² Наставление отца к сыну // Библиотека литературы Древней Руси / под ред. Д. С. Лихачева и др. СПб.: Наука, 1999. Т. 6: XIV — середина XV века. С. 490–493.

³ Эпитет «мраморный» в данном топосе не встречается в агиографической литературе древнерусского периода и, несомненно, является яркой приметой времени, когда вошедший в активное применение мрамор стал синонимом твердости материала. И. Посошков, судя по всему, контаминирует чтения о столпах веры (Пс. 74:4, Пс. 98:6–7, Гал. 2:9, Апок. 3:11–12, 1 Тим. 3:15), [Руди: 212–213] и мраморных столпах из «Песни Песней» (Песн. 5:15). В русифицированном варианте употребление подобного эпитета известно только для более позднего времени — второй пол. XIX в. — в переводе «Песни Песней» Порфирия Успенского [Добыкин].

⁴ Сошлемся на доклад И. А. Есаулова «Евангельский текст в эпоху русского Просвещения», прочитанный на Пленарном заседании XI Всероссийской научной конференции «Евангельский текст в русской словесности» (Петрозаводский университет, 5 июня 2023 г.), в котором ученый убедительно аргументировал этот тезис [Электронный ресурс]. URL: https://rutube.ru/video/6766da9e69ae2ad5d1bf5ef6f635a1cf/ (16.08.2024).

Об авторах

Дарья Борисовна Терешкина

Автор, ответственный за переписку.
Email: terdb@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-2079-1116

доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой билингвального образования

Список литературы

Дополнительные файлы