The Motive of the Father's Blessing in F. M. Dostoevsky's Novel "The Humiliated and the Insulted"
- Authors: Kexin W.1
-
Affiliations:
- Peking University
- Issue: Vol 22, No 2 (2024)
- Pages: 114-122
- Section: Articles
- URL: https://ogarev-online.ru/1026-9479/article/view/264465
- DOI: https://doi.org/10.15393/j9.art.2024.13822
- EDN: https://elibrary.ru/KBFOEQ
- ID: 264465
Cite item
Full Text
Abstract
The article presents an interpretation of the motif of the father’s blessing in F. M. Dostoevsky’s novel “Humiliated and Insulted,” which is the key to the plot of this work. By depicting Natasha’s and Nelly’s mother’s departure from home and return to their fathers, the writer presented a female version of the biblical motif of the “prodigal son.” However, the two stories have different plots due to the absence or presence of a father’s blessing. Nellie’s mother died without receiving blessing and forgiveness. Natasha Ihmeneva, after ultimately receiving her father’s repentance, forgiveness and blessing, returned to her former life. The article notes that a parent’s blessing is an important motif in Russian folklore. In the fairy tale “Sivko-Burko,” recorded by A. N. Afanasyev, it is given as a reward for passing a test, and the fool Ivan manages to conquer the heart of the princess. Ihmenev’s condition at the time of his daughter’s escape is similar to that of the hero of Pushkin’s “Stationmaster” Samson Vyrin: the torments of the fathers are caused not so much by human shame as by the implied punishment of God. In ‘Humiliated and Insulted,” it was Ihmenev who took the first step towards reconciliation with his daughter, forgiveness and paternal blessing. While preserving significant folklore and biblical connotations, in Dostoevsky’s work the motif of the prodigal son is complemented by the motifs of Christian forgiveness and compassion.
Full Text
Отражение евангельского сюжета о блудном сыне в романе Ф. М. Достоевского «Униженные и оскорбленные» уже отмечалось исследователями. Так, С. А. Аскольдов писал, что все повести и романы писателя «есть, в известном смысле, жизненные вариации на притчу о блудном сыне» [Аскольдов: 41]. В свою очередь, М. С. Альтман указал, что суть романа «Униженные и оскорбленные» — это вариация истории блудного сына [Альтман: 23].
Уход из дома и возвращение к отцам Наташи, а также матери Нелли — женская версия мотива «блудного сына» в романе Достоевского. Однако у двух историй совершенно разные сюжеты. Обусловлены они отсутствием или наличием отцовского благословения. Смит проклял дочь (мать Нелли). Не получив прощения, она умерла. Наташа же, дождавшись отцовского прощения и благословения, возвратилась к прежней жизни.
Благословение родителей было обязательным условием свадебного обряда в России XIX — начала XX в. Без их благословения брак считался незаконным. Покинув с соблазнителем родительский дом, Наташа Ихменева, подобно героине Пушкинского «Станционного смотрителя» Дуне Выриной, разрывала семейные и социальные связи, обрекала себя на позор «гражданского» брака.
Обращая внимание на символический подтекст романа Достоевского, нельзя не отметить следующую его особенность: он состоит именно из четырех частей. Это аналогично четырем картинам, висящим на стене дома станционного смотрителя, героя Пушкина, и иллюстрирующим библейскую историю блудного сына. На эту связь указали М. С. Альтман еще в 1920-е гг. [Альтман: 23], американский исследователь Дж. Томас Шоу [Shaw: 3], немецкий ученый Вольф Шмид [Шмид: 102] и В. И. Габдуллина [Габдуллина: 236-237]. Думается, не менее важен и мотив благословения отца в романе «Униженные и оскорбленные».
В повести Пушкина подробно раскрывается содержание библейских картин. На первой картине «почтенный старик в колпаке и шлафроке отпускает беспокойного юношу, который поспешно принимает его благословение и мешок с деньгами»1. Наташа также просит родительского благословения перед уходом из дома. Ихменев поначалу благословляет дочь, не зная, чем на самом деле вызвана эта просьба дочери. И хотя Наташа не получает от отца «мешок с деньгами», ее уход дает князю Валковскому преимущество в тяжбе с Ихменевым.
На второй картине «яркими чертами изображено развратное поведение молодого человека: он сидит за столом, окруженный ложными друзьями и бесстыдными женщинами» (Пушкин: 85). По мнению В. И. Габдуллиной, это состояние блудного сына можно определить как период его разорения [Габдуллина: 237]. В подобное положение попала Наташа Достоевского: она вынуждена снимать скромную квартиру, искать, как заработать на жизнь.
Примечательно, что Ихменев, вызывая князя на дуэль, надеется, что таким образом он восстановит честь дочери:
«Она <Наташа> должна сознать, что главнейший позор заключается для нее в этом браке, именно в связи с этими подлыми людьми, с этим жалким светом. Благородная гордость — вот ответ ее свету»2.
И Самсон Вырин, и Ихменев испытывают страдание и стыд за дочь. Оба отца ограничены своими взглядами: Самсон Вырин «весь движущийся мир видит с неподвижной станции и в тесные рамки своей скудной жизни и плоских “картинок” хочет втиснуть жизнь своей молодой дочери» [Альтман: 28], а Ихменев не понял, что он не может выиграть у князя Валковского.
На третьей картине «промотавшийся юноша, в рубище и в треугольной шляпе, пасет свиней и разделяет с ними трапезу; в его лице изображены глубокая печаль и раскаяние» (Пушкин: 85). Здесь важны печаль и раскаяние, которые в библейской истории становятся причиной возвращения блудного сына домой, однако в романе Достоевского (как и в повести Пушкина) сюжет развивается в другом направлении.
Ихменев объявляет свое вечное проклятие, навсегда лишая дочь родительского благословения. Отцовское проклятие выступает как антитеза отцовскому благословению. Предсмертный крик Смита и первое чувство Наташи после ухода из дома в романе обозначаются одним и тем же русским словом «душно» (Д30; 3: 195). Возможно, это неслучайная авторская задумка. Наташе суждено страдать в отсутствие «отцовского благословения» не меньше, чем старику самому Смиту, который отказался дать отцовское благословение для дочери. Наташа, которая должна была быть свободна, как птица, вырвавшаяся из клетки, чувствует себя «душно». По этой же причине усиливается религиозное чувство Наташи: помолившись, она пытается вернуться — внешний уход из дома перерастает во внутреннее возвращение. «Смерть» Наташи и ее «воскресение» после возвращения домой составляют «пасхальный сюжет», что может также намекать на «перерождение убеждений» самого Достоевского, «когда недавний петрашевец стал убежденным почвенником» [Захаров: 131].
На четвертой картине «представлено возвращение сына к отцу; добрый старик в том же колпаке и шлафроке выбегает к нему навстречу: блудный сын стоит на коленах» (Пушкин: 85). Достоевский изменяет эту сцену [Габдуллина: 243]: здесь отец преклоняет колени перед дочерью, раскаиваясь в своем проклятии. Отец и дочь как бы меняются ролями.
Не случайно Наташа на протяжении всего действия проявляет свою проницательность, догадываясь о главной причине гнева отца и разоблачая хитрость князя Валковского. Ихменев же сначала проклинает дочь, а затем отправляется на ее поиски, узнав о трагедии семьи Нелли. В этом смысле значимы слова князя Валковского о том, что Ихменев — «колпак-отец, шестидесятилетний младенец» (Д30; 3: 356). Хотя это выражение является преувеличением, слово «младенец» указывает на почти детскую незрелость и наивность растерянного отца. Униженный и измученный побегом дочери, он в гневе топчет медальон с фотографией Наташи, одновременно бесконечно страдая. Состояния Ихменева и Самсона Вырина подобны: муки отцов вызваны не столько взрослением и побегом дочерей, сколько подразумеваемым наказанием Божьим.
В романе «Униженные и оскорбленные» Наташа просит благословения у отца, который в то время еще не знает о ее планах ухода из дома. Ихменев говорит: «Да благословит же тебя Бог, как я благословляю тебя, дитя мое милое, бесценное дитя!» (Д30; 3: 195). Суть благословения заключается в том, чтобы искать защиты и убежища у Бога.
В других произведениях русского фольклора мотив благословения также подразумевает помощь со стороны родителей. Так, в сборнике русских народных сказок, составленном А. Н. Афанасьевым, есть сказка «Сивко-Бурко», в которой отцовское благословение дается в награду за прохождение испытания и дураку Ивану удается с помощью отцовского слова покорить сердце царевны3.
В отличие от евангельского сюжета, в этой сказке подчеркивается важность послушания: только так можно получить благословение родителя и добиться успеха. Точнее, благословение отца представляет собой символ традиционного правила (послушание — награда), а его отсутствие символизирует измену и нарушение традиции, за которой следует наказание — смерть духовная или физическая.
В романе существует и новый порядок, новые правила общества — закон. Наташа и дочь Смита (княгиня Валковская), покинувшие дом, находятся в тяжелом положении, лишившись благословения отцов. Дочь Смита была замужем за князем Валковским и могла бы отстаивать свои права в силу закона. Но она отказывается от этого права и просит прощения у отца.
Следует отметить и другие религиозно-культурные коннотации в реализации мотива отцовского благословения в романе Достоевского. Так, очевидна разница между нетерпимостью англичанина Смита к дочери и терпимостью Ихменева к Наташе. В. И. Габдуллина объясняет это различиями между духом европейского индивидуализма и русской народной верой, предполагающей прощение и сострадание [Габдуллина: 244].
В важной для романа Достоевского сцене примирения показано, как изменяется отношение Ихменева к собственной дочери в ходе рассказа Нелли о жизни матери. В нем вспыхивает чувство раскаяния, которое прорывается при неожиданном появлении Наташи в родительском доме. Если в евангельской истории основное внимание уделяется исповеди и раскаянию блудного сына перед его возвращением домой, то в произведении Достоевского мы наблюдаем эту сцену измененной. Исповеди Наташи предшествует исповедь и раскаяние отца, несколько раз в его речи звучит слово «верить»:
«А ты, ты, Наташа: и могла ты поверить, что я тебя проклял! И поверила — ведь поверила! Не надо было верить! Не верила бы, просто бы не верила!» (Д30; 3, 421).
Шестикратное повторение глагола «верить» передает чрезвычайное воодушевление Ихменева, сохраняющего любовь к дочери. Если раньше Ихменев играл роль отца, ожидающего покаяния дочери, то здесь он открывает дверь, в раскаянии бежит к Наташе, готовый простить и благословить ее.
Здесь родительское благословение — результат покаяния и изменения самого отца. Хотя Ихменев проклинает дочь, он несколько раз украдкой пробирается к ней:
«...так сколько раз я, Наташа, по вечерам к тебе ходил, хоть на свечку твою посмотреть, хоть тень твою в окне увидать, благословить тебя на ночь» (Д30: 3, 422).
Именно Ихменев первым сделал шаг к прощению и отцовскому благословению.
В целом очевидно, что в романе «Униженные и оскорбленные» женская версия притчи о блудном сыне дополнилась трансформированным мотивом отцовского благословения в альтернативных вариантах его отсутствия (проклятие отцом матери Нелли) и присутствия (прощение Наташи). Из-за отсутствия отцовского благословения мать Нелли потеряла свою жизнь и Наташа попала в ситуацию «постепенного омертвения» [Габдуллина: 237]. Только с благословением отца она смогла восстановить свою прежнюю жизнь.
Сохраняя значимые фольклорные и библейские коннотации, в произведении Достоевского мотив блудного сына дополняется мотивами христианского прощения и сострадания. Это подтверждается ключевой сценой, измененной писателем: исповеди и раскаянию дочери предшествует исповедь и раскаяние отца, что делает возможным его благословение.
1 Пушкин А.С. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 5. М.: Правда, 1981. С.85. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с использованием сокращения Пушкин и указанием страницы в круглых скобках.
2 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л.: Наука, 1972. Т. 3. С. 291. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте статьи с использованием сокращения Д30 и указанием тома и страницы в круглых скобках.
3 Афанасьев А. Н. Сивко-Бурко // Народные русские сказки. Т. 2. М., Наука, 1984. С. 9.
About the authors
Wang Kexin
Peking University
Author for correspondence.
Email: wkxlalila@163.com
ORCID iD: 0009-0008-7123-891X
PhD Student, Department of Russian Language and Russian Literature
China, BeijingReferences
- Al’tman M. S. The Prodigal Daughter, or Roman Belkina. In: Dostoevskiy. Po vekham imen [Dostoevsky. Milestones for Names]. Saratov, Saratov State University Publ., 1975. 279 p. (In Russ.)
- Askol’dov S. A. Religious and Ethical Significance of Dostoevsky. In: F. M. Dostoevski. 1881—1981. London, Overseas Publications Interchange Ltd Publ., 1981, pp. 31—59. (In Russ.)
- Gabdullina V. I. Variations’ of the Prodigal Daughter Motif in the Narrative of the Novel “The Insulted and Humiliated” by F. M. Dostoevsky. In: Problemy istoricheskoy poetiki [The Problems of Historical Poetics]. Petrozavodsk, Petrozavodsk State University Publ., 2015, vol. 13, pp. 234—250. Available at: https://poetica.pro/files/redaktor_pdf/1449825433.pdf (accessed on January 22). doi: 10.15393/j9.art.2015.2981 (In Russ.)
- Zakharov V. N. Problemy istoricheskoy poetiki. Etnologicheskie aspekty [The Problems of Historical Poetics. Ethnological Aspects]. Moscow, Indrik Publ., 2012. 263 p. (In Russ.)
- Shmid V. Proza Pushkina v poeticheskom prochtenii. “Povesti Belkina” i “Pikovaya Dama” [Pushkin’s Prose in Poetic Reading. “The Belkin Tales” and “The Queen of Spades”]. St. Petersburg, Saint Petersburg State University Publ., 2013. 354 p. (In Russ.)
- Shaw Th. Puškin’s “The Stationmaster” and the New Testament Parable. In: The Slavic and East European Journal, 1977, vol. 21, pp. 3—29. (In English)
Supplementary files
