Comparative description of lexical systems (on the material of the Serbian-Russian dictionary)

Texto integral

Когнитивно-дискурсивная научная парадигма принесла с собой много- аспектность лингвистических исследований и синкретизм интерпретаций внутрисистемных и межсистемных связей языковых систем. Устойчивый интерес к базовой системе языка – лексике – подтверждается развитием лексикографического жанра, в рамках которого реализуются новые способы упорядочивания лексических единиц. Многослойным становится и сопоставление лексических систем в межъязыковом аспекте, выявляющее особенности языков на разных уровнях семантической организации – от деривационно-семантического до коммуникативно-прагматического. Составление большого современного сербско-русского словаря на этом фоне представляется его создателям не просто императивом эпохи интенсивных межъязыковых контактов, но и лингвистическим корпусом, который обеспечит ценные сведения о лексико-семантическом устройстве обоих языков.

Последние достижения славянских лексикологов нашли свое отражение в коллективных сборниках «Развитие славянской лексикологии и лексикографии» [Современное развитие 2022]; «Лексикографија и лексикологија у светлу актуелних проблема» [Лексикографија и лексикологија 2021], «Лексикологија и лексикографија у светлу савремених приступа» [Лексикологија и лексикографија 2016]; известных трудах по семантике Е. С. Кубряковой [Кубрякова 1981], Ю. Д. Апресяна [Апресян 1995], А. Вежбицкой [Вежбицкая 1999]; М. А. Кронгауза [Кронгауз 2005], Е. В. Рахилиной [Рахилина 2008]; Анны А. Зализняк [Зализняк 2013]; сопоставительной семантике в аспекте словообразования [Сопоставительное изучение 1987]; трудах сербских исследователей И. Грицкат [Грицкат 1995], Д. Гортан-Премк [Гортан-Премк 1997], Р. Драгичевич [Драгићевић 2007, Драгићевић 2001]; Н. Миланов [Миланов 2021], Г. Штасни [Штасни 2017], Д. Вујовић [Вујовић 2018] и др.; в работах по сопоставлению русского и сербского языков [РСЯ 2011, Шапич 2021, 2022b, Николаева, Наянова 2022], а также в немногочисленных работах по переводу, затрагивающих тему эквивалентности и русско-сербского межъязыкового взаимодействия [Шапич 2022а].

Словник нового переводного сербско-русского словаря опирается на «Речник српскога језика» 2018 (далее – РСЯ) [РСЯ 2011]. В настоящем исследовании наряду с указанным источником используются также «Словарь русского языка» (МАС) [МАС 1985], «Сербскохорватско-русский словарь» (СХРС) [СХРС 1970] и «Руско-српски речник» (РСР) [РСР 1998].

Толкование лексем словника по сути является системным сопоставлением лексики двух языков. Несмотря на генетическое родство языков, широкий пласт общеславянской базовой лексики и идентичность заимствований из неславянских языков, в процессе сопоставления выявляется неполная эквивалентность у лексем, на первый взгляд имеющих общие денотаты. При этом многие трудности семантизации проявляют черты системности, указывая на типологические особенности лексических структур.

Толкование сербских слов происходит с помощью переводных эквивалентов. Как исходные слова, так и их эквиваленты в основе многозначны, а в их семном составе, кроме прочего, содержатся информация о словообразовательной (например, номинация свойства) и морфологической (грамматической) категории (например, номинация действия). Так как для данных категорий характерны определенные синтаксические функции, эквивалент, который дается в зоне толкования, должен учитывать категорию, по возможности – деривационные особенности, а также функциональность и стилистический регистр языка. Этим переводное описание лексем отличается от перевода, скажем, художественного текста – если одному из языков не свойственны те или иные формы, переводчик (подсознательно) распределяет семантическую информацию на другие, более «удобные» и типичные для данного языка грамматические категории без опасности искажения общего смысла текста, образуя синтаксические дериваты в том значении, в котором этот термин употребляет Ю. Д. Апресян [Апресян 1995, 165].

Анизоморфизм лексико-семантических структур сербского и русского языков проявляется на эксплицитном и имплицитном уровне. Под эксплицитным уровнем подразумевается такой уровень организации лексической системы, при котором особенности семантической структуры многозначных лексем сербского языка (далее – СЯ) и их эквивалентов в русском языке (далее – РЯ) имеют морфемные (словообразовательные) или грамматические (морфологические) маркеры и могут отчасти интерпретироваться через морфемы или граммемы¹. Связь словообразования с семантикой не требует доказательств [Кубрякова 1981; Иванова 1987 и др.], и она оправдана при сравнении близкородственных языков [Волоцкая 1987, 22]. В свою очередь, имплицитным можно назвать уровень языка, где различия между сопоставляемыми эквивалентами не привязаны к формантам и относятся к более глубокой структуре многозначности. В этом случае релевантным для рассмотрения является набор подзначений, способы их развития (метонимия, метафора и т. д.), синтагматическая сочетаемость и другие показатели. Этот второй более объемный уровень будет рассмотрен нами отдельно в продолжении исследования по сопоставлению лексики.

Не претендуя на полноту охвата темы, рассмотрим некоторые семантические особенности лексической структуры СЯ, обозначенные нами как эксплицитные и проявившие себя на фоне структуры РЯ уже на сравнительно небольшом образце лексикографического материала².

1. Морфемный уровень

При сопоставлении лексики в обоих языках выделяется группа, неоднозначная по своему деривационно-семантическому потенциалу, мотивированная прилагательным бео ‘белый’. Данная группа рассматривается нами на примере существительных вместе с производными от основы црн ‘черный’ – внутри эквиполентной семантической оппозиции ‘белый-черный’.

1.1. Существительные, мотивированные основами с семами ‘белый’, ‘черный’

Группа существительных, мотивированных прилагательными с семантикой цвета бео и црн, к которым можно присоединить также гарав ‘черный’, образованные от одной основы («цельнооформленные», в отличие от «раздельнооформленных» [Там же, 20]) в СЯ имеет разветвленную структуру. Ее можно представить в виде лексико-семантических групп (некоторые единицы внутри групп повторяются):

• наименования цвета, краски; название свойства: белина, белоћа, белило, црнило, црноћа, црност, гаравило (ср. в РЯ белизна, белила, побелка, чернота, чернила, чернь);
• наименования людей по цвету кожи, волос, одежды (монашеской): белац; белкиња, белка и белкица; црнац, црнкиња, црнче, црнка, црнчић, црнчуга, црница, црнојка, црнојчица, црноока, црња, црњо[3], а также гаравац, гаравица, гаравко, гаравуша, гаравче; (в РЯ от слова белый образовано только белянка; от черный – чернавка, чернушка; чернь, чернядь; чернец и черница);
• наименования животных и рыб по цвету кожи, шерсти, чешуи – многие указывают на неопределенное животное⁴: беовица (рыба), белац, белка, белкица, белов, белко, белоња, белоњица; црнка и црнчина (змея); гара (в РЯ белёк, белка, белуга, белуха, беляк представляют денотаты конкретных животных, в СЯ их не имеется среди производных от данной основы);
• наименования растений: дуба бел, црника и црниковина, пшеницы белица и белиja, конопли белојка и црнојка, а также бељика ‘подкорка’, црница и црњуша ‘эрика; маслина; инжир; черешня’; некоторые соответствия с РЯ проявляют црњика ‘нигелла / нар. чернушка’, црњ и црњевац ‘черноголовка’ (в РЯ имеются «свои» образования от названия цвета, эквивалентов которых не имеется в данной группе в СЯ: черника и чернушка ‘гриб’);
• наименования земли: црница, црнојка, црнојчица (в РЯ от двух основ – чернозем);
• наименования ткани, одежды: белача, бељ ‘подстилка’; црнина ‘траурная одежда’ (ср. в РЯ белье, траур);
• некоторые другие: беланце ‘белок’, беланчевина ‘белок’, црњак ‘красное вино’ и ‘черный юмор’, а также црњиш ‘зло, плохое’ (в РЯ белок; черняк ‘баллотировочный шар’, беловик и черновик; чернуха ‘показ мрачных сторон жизни’).

Бросается в глаза многозначность и обобщенность семантики лексем СЯ, повторяемость форм внутри групп: белац ‘человек’, ‘священник’, ‘конь’; белача ‘верхняя одежда’, ‘носки’; белица ‘пшеница’, ‘(белая) слива’, ‘черешня’, ‘куница’, ‘рыба’ и др.; белка ‘овца’, ‘коза’, ‘корова’, ‘кобыла’, ‘собака’, ‘кошка’, ‘женщина’, ‘рыба’; белко ‘баран’, ‘козел’, ‘конь’, ‘кот, ‘пес’; ‘мужчина, мальчик’; црнац ‘человек с темной кожей’, ‘монах’, ‘человек на тяжелой работе’; црнка ‘женщина’, ‘змея’; црњуша ‘эрика’, ‘маслина’, ‘инжир’, ‘черешня’. Цельнооформленных соответствий в РЯ меньше, а семантика мотивированных слов конкретнее (уже). Слова с корнем гар-, имеющиеся и в РЯ, не имеют производных с семантикой носителей признака черного цвета.

Рассмотрим ситуацию со сложением основ.

1.2. Лексика, образованная сложением корневых морфем

‘Белый’/ ‘черный’ + …

Существительные с семантикой цвета в СЯ образуются также путем сложения двух корневых морфем, первая – с семой цвета, вторая – характеризуемого цветом человека, животного, растения, предмета. Идентичная словообразовательная модель имеется в РЯ: белоручка, белошвейка, чернотроп, чернокнижник; она характерна также для прилагательных – белобокий, чернобровый и др. и образует универбативы – чернобурка, черноплодка.

Нетипичными для РЯ являются эквиваленты наименований людей: белокапић ‘человек в белой шапке, арбанас’, белогаћа и белогаћан ‘человек в белых штанах, арбанас’, белокожац ‘белокожий человек’, црнокожац ‘чернокожий человек’, црнобрадаш ‘чернобородый человек’, црноберзијанац и црноберзијанка ‘мужчина или женщина, занимающиеся черной биржей’ – ср. невозможные в РЯ *белошапошник, *белоштанник, *белокожец, *чернокожец, *чернобородач, *чернобиржец, *чернобиржица. Однословными эквивалентами представлены белогардејац и белогардист(а) ‘белогвардеец’, црнокошуљаш ‘чернорубашечник’, Црногорац ‘черногорец’ (но без производных эквивалентов Црногорче, Црногорчина, црногорство, црногорштина), црностотинаш ‘черносотинец’, црноризац ‘черноризец’ (в СЯ еще и црноклиралац, црномантијаш и црношколац ‘семинарист’). В группе животных имеется црногривац ‘черногривый конь’ ⁵ (см. также топоним Бјелогривац) и белориба ‘белая рыба’ (ср. рус. белорыбица), растений – сосен белобор и црнобор (см. также топоним Златибор), листопадных и хвойных деревьев белогорица и црногорица, слив – белошљива и црношљива и др.

В РЯ черноклен или белорыбица образованы по той же модели, что и црнобор и белорыба в СЯ, однако деривационные межъязыковые параллели еще не означают семантического тождества: ср. рус. чернослив ‘сушеные ягоды особых сортов’, чернолесье ‘лиственный лес’ (эквивалент СЯ имеет диаметрально противоположный корень белогорица). Отметим, однако, что в источниках по-разному фиксируется периферийная лексика, фитонимы, зоонимы и др. Так, например, в МАС отсутствуют наименования птицы черноголовка, рыбы черноперка, растений черноплодка (но приводится черноплодная рябина) и черноголовка, в отличие от чернобурка (лиса; мех) и черноклён. Релевантным для нас является критерий возможности / невозможности перевода сербского слова однословным эквивалентом той же категории с сохранением стилистического регистра, т. е. ядерности семантики.

Приведем и другие лексические группы, не имеющие формально-семантических параллелей в РЯ.

‘Часть тела’ + боља

Дериваты, образованные по типу сложения двух корневых морфем, одна из которых означает ‘часть тела’, а вторая -боља ‘боль / болезнь’, образуют общую лексико-тематическую группу медицинских состояний. Они не имеют однословных эквивалентов в РЯ, за исключением медицинских терминов (артрит, туберкулез и т. д.). Это такие слова, как вратобоља, главобоља, грлобоља, грудобоља, гушобоља, душобоља, зубобоља, костобоља, ногобоља, очобоља, петобоља, прсобоља, срдобоља, трбобоља, увобоља, умобоља, устобоља, ушобоља и т. д. (см. также необычные для РЯ прилагательные умоболан, вратоболан и др.)

‘Угроза / предмет’ + бран

К данной группе относятся дериваты, образованные по типу сложения двух корневых морфем, вторая из которых образована от глагола ‘защищать’, а первая – от существительного со значением угрозы, от которой требуется защита, или защищаемого объекта. Они образуют лексико-тематическую группу ‘защищающий от’ + сущ. и не имеют однословных эквивалентов в РЯ. Это слова блатобран, бокобран, бродобран, громобран, падобран, кишобран, сунцобран (ср. также топоним и имя Србобран); в РЯ данная группа некомпактна: брызговик, громоотвод, зонтик, парашют и т. д.

1.3. Афиксальный способ

Продуктивной и многочисленной в СЯ является группа лексем – имен среднего рода с формантом -иште со значением ‘место / место, где было…’ («nomina loci»), таких как блатиште, бритвиште, бобовиште, боравиште, вртиште, гађалиште, гајилиште, градилиште, згариште, обданиште, одмаралиште, одмориште, степениште, светилиште, сметилиште, узгајалиште и др. О продуктивности свидетельствуют современные лексемы паркиралиште и стајалиште[6]. Имеющаяся в РЯ модель пастбище, убежище, училище, хранилище и др. менее продуктивна, так что далеко не все лексемы СЯ группы с суффиксальной семой ‘место’ имеют конгруэнтные (не только словообразовательные) соответствия в РЯ: *садище ‘место, где был сад; *бобовище ‘место, где были засажены бобы’ (в отличие, например, от сопоставимых суффиксов: сунашце – солнышко, саџија – часовщик и др.).

Не имеет формального эквивалента в РЯ группа многозначних лексем с семой ‘плата за…’ нечто, содержащееся в названии корневой морфемы. Это слова типа баждарина, друмарина, лежарина, путарина, станарина, чланарина, школарина и др. (даже врачарина и гатарина).

Группа пекара, месара, гвожђара, пиљара, цвећара, књижара имеет разные соответствия в РЯ: менее продуктивной в современном РЯ является группа пекарня, маслобойня, сыроварня и белильня; современные названия мест продажи, производства или оказания услуг образованы путем метонимии по названию товара – булочная, мясо, овощи-фрукты, цветы, пользователя – букинист, охотник или гастроном и т. д.

Диминутивные и аугментативные суффиксы имеют межъязыковые расхождения на функциональном уровне. Сомнение вызывает функциональность в РЯ эквивалентов сербских лексем блитветина, бритветина, бритвурина, бродина, пасуљчина, купусина; или бритвица, војводица, базенчич, бресквица, воћкица – ср. рус. бритвища, кораблище, фасолище или бассеинчик, персичек. Проблема недостаточно освещена в связи с неоднозначным статусом диминутивов между словом и словоформой [Виноградов 2001, 101] и традиционным непредставлением их в словарях [МАС 1985, т. 1, 7; Ожегов, Шведова 1999, 6; СХРС 1970, 5]. В ряде случаев нетипичность эквивалентов РЯ очевидна: вранкаст коњ не может быть *слегка вороным.

Объяснением этому феномену служат особые прагматические функции, выражаемые данными словоформами в РЯ (диминутивы – для выражения вежливости, эмпатии, оттенков экспрессии), не связанных прямо со спектром значений уменьшительности. В такой функции диминутивность в РЯ характеризует высказывание целиком, тогда как в словаре возникает необходимость зафиксировать соответствие на уровне изолированной вокабулы, а не высказывания. Если взять пример перевода с РЯ на СЯ, высказывание «Ну и темка диплома у тебя!» может передавать отрицательное отношение говорящего к теме, но слово темка вряд ли следует переводить той же формой и фиксировать в диминутивно-уничижительном значении в словаре; эквивалентной данной фразе на СЯ могла бы быть: «Aла ти je темa за дипломски (ужас)!» Возможно, фиксация диминутивов в РСЯ отражает их тенденцию к лексикализации [Грицкат 1995, 10], тогда как в РЯ их употребление обусловлено стилистически или прагматически. С этим связана и проблема выбора адекватного диминутива из арсенала, имеющегося в РЯ на все функциональные случаи, в условиях отсутствия контекста. Выбор может быть слишком большим: божић – и божок, и боженька (не говоря о празднике Божић); ручица – ручка, рученька, ручонка; хладњикав – холодноватый, холодненький, прохладный и др.; или, наоборот, может быть скудным или даже отсутствовать.

Особый статус имеет характерная для СЯ группа диминутивных глаголов [Там же, 25–29]: бљуцкати, боцкати, брискати, воскати се, возакати се, возикати се, врцкати, гађнути, гацкати, гаркати, гаћкати (се), гвиркати, гегуцкати се, гладуцкати, пискарати, ручкати скакутати и др. На то, что глаголам РЯ не свойственна уменьшительность, указывал еще В. В. Виноградов вслед за А. М. Пешковским [Виноградов 2001, 685]. Префиксально-суффиксальный комплекс в РЯ обеспечивает некоторые эквиваленты со схожей семантикой – пописывать, попрыгивать, покалывать, но далеко не все, ср. брискати – слегка вытереть или ручкати – немножко пообедать.

1. Грамматико-семантический уровень

Не менее эксплицитными маркерами анизоморфизма изобилует грамматико-семантический уровень языковой организации. При сопоставлении лексем обнаруживается ущербность лексической парадигмы в структуре грамматической (морфологической) категории, несоответствия на уровне граммем в рамках категорий рода и числа у имен, вида и рефлексивности у глаголов и т. д. Интересны также случаи вынужденной межъязыковой конверсии морфологических категорий. Рассмотрим сказанное подробнее.

2.1. Категория числа

В рамках категории числа обращают на себя внимание не столько грамматические запреты на употребление одного из чисел (в СЯ груди, плућа, леђа – только во мн. ч., в РЯ грудь, легкое, спина возможно в ед. ч.; ср. также новац в ед. ч. в СЯ и деньги во мн. ч. в РЯ), сколько функциональная нетипичность ряда форм, образующих лексико-семантические поля. Так, в СЯ допустимы формы множественного числа для лексем с абстрактной семантикой: телевизије (видимо, под влиянием метонимического сдвига с лексемы канал, имеющей мн. ч.), активности, делатности, информације, искуства, а также полиције, спортови и некоторые другие – ср. невозможное в РЯ *спорты. И наоборот, ряды лексем, имеющих в СЯ форму единственного числа, не имеют конгруэнтной формы в РЯ, как, например, в группе с семантикой наименований красящих веществ: белило – белила, вранило – чернила, руменило – румяна, см. также гаравило, гарило и т. д. Некоторые существительные, собирательные и имеющие в РЯ только форму единственного числа, в СЯ не имеют такого ограничения: срп. бисери (от бисер ‘жемчуг’) – рус. бисер; пецива – выпечка и т. д.

2.2. Категория рода

Межъязыковые пары формально схожих существительных, отличающихся по родовому признаку, выделены давно. Например, группа слов женского рода в СЯ с абстрактным или иным значением типа анализа, прогноза, метода, диплома и т. д. или продуктов питания супа, банана, салата, чоколада и др. С другой стороны, группа существительных мужского рода в СЯ соответствует в РЯ существительным женского рода: минут, секунд, систем, проблем, програм и др.

Здесь хотелось бы выделить специфическую лексико-семантическую группу носителей признака мужского (в ряде случаев они помечены мужским и средним родом) с оценочной семантикой, чаще негативной, с окончанием -ко или -о, не имеющую формальных эквивалентов в РЯ. Это аљкавко ‘неряха’, базало ‘бездельник’, бајало ‘гадатель’, бало ‘слюнтяй’, белко ‘беляш’, блесавко, бленто ‘дурачок’, брљавко / брљивко ‘неряха’, буцко ‘карапуз’, врљавко ‘косой’, см. также баљезгало, безазленко, блањало, бушкарало, гунђало, гакало, гатало, гегало, закерало, џангризало и др.

В своем исследовании прилагательных с семантикой характеристик человека в СЯ Райна Драгичевич выделяет группу nomina attributiva с формантами: -ац, -ак, -ко, -ан, -(н)ик, -oња, -аш, -аћ, -ач, -ашце, -ез, -о, -ов, -че, -чина [Драгићевић 2001, 51]. Некоторые из перечисленных формантов имеют формально-семантические параллели в РЯ ⁷ (срб. -ац / рус. -eц; -ак / -ок; -ик / -ик; -ашце / диминутивный формант; -чина / аугментативный формант). Примеры, приведенные выше, не имеют соответствий такого рода в РЯ. Коннотативная составляющая лексем является дополнительным усложняющим фактором при поиске эквивалентов. Интересны примеры среднего, а также мужского рода с окончанием -о, указывающим на некую тенденцию перехода к среднему. Еще В. В. Виноградов, говоря, правда, о диминутивах, заметил, что при экспрессивном преобразовании слова нейтрализуются его половые признаки [Виноградов 2001, 62].

В рамках категории рода в СЯ выделяется группа существительных со значением носителя признака, который субстантивирован в имена мужского и женского рода. В РЯ носитель признака может не иметь субстантивированной формы или иметь ее лишь в мужском роде. Приведем пары слов мужского и женского рода из РСЯ: агент ‘агент’ – агенткиња; астматичар ‘aстматик’ – астматичарка; бедник ‘подлец’ – бедница; безазленик ‘незлобивый человек’ – безазленка; безбрижник ‘беззаботный человек’ – безбрижница; бесавесник ‘бессовестный человек’ – бесавесница; беседник ‘оратор’ – беседница; бескућник ‘бездомный’ – бескућница; бесловесник ‘бессловеснoе создание’ – бесловесница; бесмртник ‘бессмертный, вошедший в историю человек’ – бесмртница; бесник ‘бесноватый человек’ – бесница (беснуља); бесомучник ‘безумец’ – бесомучница; бешчасник ‘бесчестный человек’ – бешчасница и т. д.

Тема субстантивации, с одной стороны, связана с вопросом продуктивности деривационных моделей, а с другой – она свидетельствует о стремлении к категоризации, на которое указывает А. Вежбицкая [Вежбицкая 1999]. Это поднимает вопрос когнитивнолингвистического уровня о причинах более «легкой» субстантивации от признака к носителю признака в СЯ, а также о более продуктивном образовании феминитивов в СЯ по сравнению с РЯ.

2.3. Категория вида

При сопоставлении ряда глаголов выявляются ограничения в употреблении одного из видов в одном языке, не характерного для другого языка. Так, например, глагол бацити в синтагме бацити икру или бацити бисере пред свиње в РЯ употребляется лишь в форме несовершенного вида – метать икру, бисер, в то время как *метнуть икру и бисер невозможно. Практика межъязыковых контактов выявляет и другие несоответствия. Например, видовой паре в СЯ соответствует только несовершенный вид в РЯ: пара одушевити се – одушевљавати се соответствует в РЯ только глаголу восторгаться; припадати – припасти соответствует глаголу принадлежать. Имеются и случаи наоборот: заспати не имеет видовой пары в СЯ, но в РЯ имеет: засыпать – заснуть.

Большое число распространенных двувидовых глаголов в СЯ вeжбати, видети, вечерати, питати, причати и др. требует внимания при приведении эквивалентов на РЯ (также как и при семантизации глаголов движения) из-за их дивергентных отношений; это обстоятельство также требует учета семантико-синтаксических функций вида.

2.4. Рефлексивность

Рефлексивность глаголов в СЯ не всегда соответствует русской. Так, концерт почиње ‘концерт начинается’, текст датира ‘текст датируется’, овце пасу ‘овцы пасутся’, стреми високом циљу ‘стремится к высокой цели’ в СЯ нерефлексивные; и наоборот: тeст се састоји (oд) ‘тест состоит из’, oна се сунча ‘она загорает’, смрзао сам се ‘я замерз’, лепо се дружимо ‘мы хорошо общаемся’ рефлексивные в СЯ, в отличие от семантически схожих глаголов в РЯ.

В ряде случаев прослеживаются некоторые закономерности: так, выделяется группа рефлексивных глаголов в СЯ, которые в РЯ требуют соответствующего лексического дополнения в виде местоимения себя: например, гладити се – поглаживать себя по лицу, себе бороду, себя по волосам (свои волосы) и т.п. (ср. нетипичную форму *гладиться); oсећати се – чувствовать себя, лизати се – лизать себя; гледати се – смотреть на себя / свое отражение (наряду со смотреться).

Эквиваленты взаимовозвратных глаголов в РЯ требуют обязательной лексической экспликации: волети се – любить друг друга, знати се – знать друг друга, ударати се (кресати се) – бить друг друга, дрмати се – трясти друг друга и т. д.

2.5. Межъязыковая конверсия

Необходимость конверсии (транспозиции) в иные грамматические категории при подборе эквивалентов может свидетельствовать о семантических ограничениях на категориальном уровне в одном из языков или предпочтениях грамматических категорий в целом.

Так, уже упомянутые существительные мужского и женского рода со значением носителя признака и суффиксами -лaц, -ик-, -иц-, -ач-, -ан- и др. соответствуют в РЯ прилагательным (причастиям) с различной степенью субстантивации: гасилац / ватрогасац – пожарный, говорник – говорящий, драгана – дорогая, пролазник – прохожий, рањеник – раненый, научник – ученый, места за пушаче – места для курящих, за стране ученике – для иностранных учащихся, житарице – зерновые, носни гласови – носовые гласные, пратилац – сопровождающее лицо, рачунарске компоненте – комплектующие, oсуђеник – осуждённый; см. также болесник, гаравац, гароња, гаћан (о человеке), гводзењак, звоздењача, генерализатор, генералштабац, генијалац, гладник, гладница и др.

Примечательны наречия на -ски и на -о. Oни традиционно исключаются из переводных словарей как формально и функционально схожие с прилагательными по функции характеризации (первые – действия, вторые – предмета). Перевод адвербиальных конструкций на РЯ часто не имеет наречных соответствий: богато ручати – *богато пообедать, гладно гледати – *смотреть голодно, ходати несано – *бродить бессонно, бити војно јачи – *быть военно сильнее, живети бескућно – *жить бездомно; а также богато се удати, војно поражен, војно неспреман, враголански намигнути, бити стресно, гајтанасто се пружати, изгледати воштано, решити бескрвно, живети бескровно, радити бесплански, подлога бело обојена, обојити бледо, гледати бледо, учити је паметно, воловски гледати, вулкански колонијално питање, вунасто мек, шетати је здраво, гладно гутати погледом и др. Внешнюю схожесть с этими формами составляют и субстантивированные прилагательные среднего рода: офарбати косу у зелено, немати ситно и т. д., также не имеющие формальных соответствий в РЯ (ср. также местоимение свако зна ‘каждый / всякий (не *каждое / всякое) знает’.

На синтагматическом уровне межъязыковые частеречные несоответствия и предпочтения становятся выраженными еще сильнее. Синтагма гаравило лица соответствует, скорее, словосочетанию тёмное лицо, чем чернота лица, и при употреблении данной синтагмы, возможно, первый вариант будет преимущественным. Межъязыковое лексико-семантическое варьирование происходит и в рамках идиоматики: семантика словосочетания воловско здравље ‘воловское здоровье’ реализуется в сравнении здоров как бык; такие же отношения у словосочетаний гавранов глас – накаркать беду.

Невозможно полностью отделить лексику от синтаксического уровня, например, при семантизации слова где: Нашао сам га где спава – Я нашел его спящим / я обнаружил, что он спит, но не *я нашел, где / как / что он спит.

1. Заключение

Таким образом, рассмотрение структурных особенностей лексики СЯ, проявляющихся при ее системном сопоставлении с лексикой РЯ в процессе работы над новым двуязычным словарем, является задачей, требующей комплексного подхода, как семасиологического, так и ономасиологического. Состав многозначных слов поддается структурно-семантическому анализу благодаря связи сем с морфемным составом и лексико-грамматическими (морфологическими) характеристиками, что позволяет назвать этот уровень языковых различий эксплицитным.

Некоторые языковые структуры в работе рассмотрены более подробно, как, например, группа существительных, производных от основы бео, црн и гарав. Деривационная группа СЯ отличается от сопоставляемой группы РЯ высокой полисемией и общностью семантики единиц: белица – названия разных фруктов, земли, рыбы; црногорица – названия различных хвойных растений, црноока – о женщине, рыбе, птице, овце, козе и т. п. Далее, среди лексических групп в СЯ выделены микросистемы, не имеющие системных аналогов в РЯ или уступающие им по типичности или частотности. Это производные от двух основ слова с семантикой боли – главобоља, костобоља; угрозы и защиты от нее громобран, сунцобран; от одной основы с формантом с семантикой места – бобовиште, вртиште; с семантикой оплаты услуг – станарина, путарина; мест продажи – пекара, месара и оказания услуг. При рассмотрении диминутивов и схожих с ними словоформ установлено, что они по-разному соотносятся в СЯ и РЯ по языковому статусу и функциональности, что не всегда позволяет зафиксировать их как переводные эквиваленты; за решением необходимо обратиться к прагматике.

На лексико-грамматическом уровне обращают на себя внимание категориальные несоответствия (числа, рода, глагольного вида, рефлексивности), а также функциональное предпочтение грамматических категорий. Системные конверсии в иные грамматические категории, в свою очередь, связаны с (не)типичностью образования существительных от названия какого-л. признака типа бескућник, в том числе феминитивов – бескућница, а также с несоответствиями наречных форм.

Описанные результаты лексикографического сопоставления многозначных слов представляют собой далеко не исчерпывающий список характерных особенностей лексических групп (категорий) и касаются лишь проблем, которые системно проявились на данном этапе работы над созданием сербско-русского словаря. Дальнейшее сопоставление лексико-семантических структур сербского и русского языков обеспечит более полную картину многозначности, эквивалентности и лексической типологии сербского и русского языков.

¹ Так как исследование лексики проводится на словарном материале, возможности рассматривать в качестве семантического материала синтаксемы ограничена.

² Системно лексемы сопоставлены до буквы Д; в работу вошли примеры из зон иллюстрации употребления; некоторые примеры для лучшей иллюстрации добавлены из электронных корпусов.

³ Здесь пренебрегаем стилистическими пометами.

⁴ Замечено, что в СЯ номинации животных по критерию цвета образуются по схожим словообразовательным моделям [Лексикографија и лексикологија 2016, 98–98]. Интерес представляет сопоставление сербских моделей с моделями в РЯ, а также подключение других цветов – плав, златан, сив и т. д.

⁵ Сложением образованы и другие наименования, здесь не рассматриваемые: птиц црноглавица, црнокапица и црноперка; змей белоушка, црнокрпица, црнокруг и црнострел; рыб црноперка и црнопругац и т. д.

⁶ Слово станица ‘остановка’ является в СЯ более фреквентным, однако стајалиште фигурирует в оформлении всех обновленных инструкций пользования общественным транспортом, например, в Белграде; неясно, идет ли речь о стилистическом расслоении или языковой политике.

⁷ Приводится один из вариантов.

Sobre autores

Yulia Shapich

Autor responsável pela correspondência
Email: julija.sapic@gmail.com

PhD (Philology), contract researcher

Bibliografia