Карельский языковой ландшафт в диалектометрической парадигме
- Авторы: Новак И.П.1
-
Учреждения:
- Институт языка, литературы и истории Карельского научного центра РАН
- Выпуск: № 6 (2024)
- Страницы: 58-84
- Раздел: Статьи
- URL: https://ogarev-online.ru/0373-658X/article/view/272463
- DOI: https://doi.org/10.31857/0373-658X.2024.6.58-84
- ID: 272463
Полный текст
Аннотация
Изучение карельской диалектной речи ведется силами отечественных и зарубежных феннистов на протяжении полутора столетий, но такие проблемы карельской диалектологии, как территориальная неясность распространения диалектных единиц, выбор основного принципа диалектного членения, определение языкового статуса отдельных идиомов и др., до настоящего момента оставались нерешенными. В статье обобщены результаты исследования карельской диалектной речи, проведенного на основе архивных рабочих материалов 1930–1970-х гг. «Диалектологического атласа карельского языка» (1997) с применением диалектометрического метода кластерного анализа: перечислены основные сопоставительные явления фонологического, морфонологического, морфологического и лексического языковых уровней, описаны ареалы и дана типология их членов, представлена актуальная трехуровневая диалектная классификация, а также периодизация истории карельского языка. На разработанной диалектной карте намечено три наречия: собственно карельское, ливвиковское и людиковское. Фундаментом для их формирования послужили изоглоссы морфологической и морфонологической систем, восходящие к раннему периоду развития языка. В основе собственно карельского наречия лежат прибалтийско-финские праязыковые и общекарельские инновационные черты, ливвиковского — прибалтийско-финские архаизмы, системно представленный древневепсский субстрат, древнекарельские инновации и собственные диалектные особенности, людиковского — общекарельские инновационные черты и ярко выраженный древневепсский субстрат. В составе собственно карельского наречия было вычленено три диалекта: северный, южный (говоры Центральной России) и характеризующийся промежуточным между наречиями положением переходный. В составе людиковского — два: исконно людиковский и ощутивший сильное позднее влияние со стороны контактных ливвиковских говоров пряжинский (людиковские говоры Пряжинского района Карелии). Говоры ливвиковского наречия продемонстрировали относительное единство. Сложение диалектов основано на поздних древнекарельских диалектных различиях и результатах интенсивных контактов в пограничной между наречиями зоне, тогда как выделение двадцати групп говоров — на поздних фонетических и лексических инновациях и влиянии соседних языков.
Полный текст
Введение
Фиксация и изучение карельской диалектной речи ведется российскими, финляндскими и эстонскими феннистами непрерывно на протяжении полутора столетий. Результаты этой работы обобщены в виде «Диалектологического атласа карельского языка» [ДАКЯ], диалектных словарей, дескриптивных описаний отдельных групп говоров. Однако последние затронули далеко не все территориальные варианты карельского языка. Междиалектные исследования проведены лишь по отдельным явлениям и категориям карельской диалектной речи. Имеющиеся лакуны до настоящего момента не позволяли подойти вплотную к решению актуальных проблем карельской диалектологии, касающихся состава и истории сложения диалектной системы карельского языка, границ и статуса образующих ее элементов и требующих переработки имеющейся диалектной карты.
Согласно традиционной в российском финно-угроведении классификации, карельский язык подразделяется на три наречия: собственно карельское, ливвиковское и людиковское, обнаруживающие существенные различия на всех языковых уровнях [Бубрих 1950: 86; Zaikov 2017; Новак 2019]. В работах финляндских феннистов людиковские говоры относятся к самостоятельному прибалтийско-финскому языку [Virtaranta 1972: 26; Pahomov 2017: 285]. В последнее десятилетие проблема определения языкового статуса распространилась также на язык карелов-ливвиков и тверских карелов [Сюрюн и др. 2021: 13–22, 42–43].
Современный карельский языковой ландшафт — результат длительного процесса, включившего в себя внутренние языковые изменения, продолжавшиеся на протяжении нескольких столетий влияния со стороны близкородственных вепсского и финского языков и неродственного русского языка, а также вызванные интенсивными разнонаправленными миграциями карелов межнаречные и междиалектные контакты.
Сложение народности корела в северо-западном Приладожье относится к началу II тысячелетия. Войны XVI–XVIII вв. повлекли за собой массовые переселения карелов с исторической родины на территории Северной и Средней Карелии, а также в Центральную Россию, где оформились диалекты собственно карельского наречия, а также на Олонецкий перешеек, населенный носителями древнеливвиковских и древнелюдиковских говоров [История Карелии 2001: 103–134].
В основу разработанной в 1980–1990 гг. системы диалектного членения карельских наречий (рис. 1) положен предложенный Э. Лескиненом административный принцип [KKN II: 5–6], заключающийся в использовании волостных границ Карелии начала XX в. в качестве диалектных. Далеко не между всеми диалектами из этой классификации удается обнаружить какие-либо существенные отличия. Кроме того, довольно часто наблюдается несовпадение границ отдельных из них с изоглоссами диалектно-дифференцирующих явлений [Новак 2022].
Рис. 1. Традиционная диалектная классификация карельского языка1
Ситуацию существенно усугубляет процесс стремительной утраты карельским языком диалектного разнообразия, что связано как с сокращением числа носителей, так и с угасанием целых групп говоров. Согласно итогам Всероссийской переписи населения 2020 г. число носителей карельского языка составило менее 14 тыс. человек [Итоги]. «Уснувшими» к настоящему моменту являются валдайские, кондушские, зубцовские, кандалакшские карельские говоры. Серьезные опасения вызывает и ситуация в остальных регионах компактного проживания карелов.
Настоящее исследование предпринято с целью комплексного анализа фонологической, морфонологической, морфологической и лексической систем локальных вариантов карельского языка методами диалектометрии, дополненного лингвогеографической и сравнительно-исторической интерпретацией результатов. Итогом этого анализа является построение многоуровневой диалектной классификации.
В качестве теоретической основы выступили работы по карельской диалектологии [Turunen 1946; 1950; Беляков 1958; Itkonen 1971; Virtaranta 1972; 1985; ДАКЯ; Leskinen 1998; Zaikov 2017] и др., труды Московской школы лингвистической географии [Вопросы теории; Пшеничнова 2008; Бромлей 2010] и др., материалы по методике диалектометрии американских и финляндских лингвистов [Wiik 2004a; 2004b; Wieling, Nerbonne 2015; Honkola et al. 2019] и др.
Основными источниками данных для выявления членов междиалектных соответствий и определения ареалов их распространения явились хранящиеся в Научном архиве КарНЦ РАН рабочие материалы 1930–1970-х гг. «Диалектологического атласа карельского языка» (1997) [Программы]. Вопросники для атласа были заполнены более чем в 200 населенных пунктах Карелии и Тверской области. В каждом из них представлены ответы на около 2 тыс. вопросов по фонетике, фонологии, морфологии и лексике. В атлас была отобрана лишь десятая часть из них. Дополнительный сбор данных был произведен по отсутствующим в атласе тихвинскому, валдайскому и кондушскому говорам.
В целях реконструкции истории становления карельской диалектной системы были привлечены представленные в диалектном подкорпусе Открытого корпуса вепсского и карельского языков тексты образцов карельской речи, собранные начиная с конца XIX в. [ВепКар], а также тексты восьми памятников карельской письменности [Мещерский 1961; Муллонен, Панченко 2013; Мызников 2010; Перевод Евангелия от Марка; Перевод Евангелия от Матфея; Перевод некоторых молитв; Савельева (ред.) 2023; Сравнительные словари]. Кроме того, были использованы полевые данные, полученные автором в период с 2014 по 2023 г. в ходе экспедиционных работ в 13 традиционных ареалах проживания карелов Республики Карелия, Тверской, Ленинградской и Мурманской областей.
Исследование основано на применении диалектометрического метода кластерного анализа, заключающегося в разбиении множества говоров (населенных пунктов, в которых были записаны диалектные данные) по заданному набору диалектных различий на группы (кластеры), компоненты которых обнаруживают между собой минимальное число отличий. Для применения иерархических (полной связи, одиночной связи, центроидный, Соллина) и итеративного (k-средних) методов кластеризации2 [Новак, Крижановская 2022] была разработана и наполнена рабочими материалами атласа база данных [Murreh]. Соответствующий модуль базы представляет результаты кластеризации в виде кластерных карт, содержащих наглядную информацию о границах ареалов распространения членов междиалектных соответствий.
В работе использована методика многоступенчатой кластеризации. На первом этапе на основе совокупности вопросов и ответов, содержащих анализируемую фонему или морфему, были разработаны карты отдельных явлений и категорий, представляющие собой традиционные лингвогеографические карты. В данном случае применение кластерного анализа позволило максимально объективно провести изоглоссы в переходных зонах. Далее на основе данных полученных карт были обсчитаны сбалансированные сводные кластерные карты по вокализму, консонантизму, фонологии, именному словоизменению, глагольному словоизменению и лексике. Анализ диалектных различий этих уровней играет решающую роль в процессе выделения единиц разных ярусов иерархической структуры языка. На заключительном этапе на основе данных сводных карт была произведена итоговая кластеризация, демонстрирующая усредненные границы диалектных ареалов.
В качестве дополнительных в процессе исследования были привлечены диалектометрический метод анализа когнатов лингвистической платформы ЛингвоДок [LingvoDoc], использованный для определения основных фонологических сопоставительных явлений, сравнительно-исторический метод с приемами внешней и внутренней реконструкции, филологический метод, а в ходе полевой работы также методы непосредственного наблюдения за речью носителей диалектов, прямого опроса, интервьюирования с записью на цифровые носители.
В настоящей статье представлен комплекс сопоставительных явлений, послуживших основой для разработки диалектной карты карельского языка, основанной исключительно на структурных критериях.
1. Фонологические диалектные различия
Для карельской фонологической системы характерна доминирующая роль гласных над согласными. Привлечение диалектометрических алгоритмов позволило выявить несколько комплексов диалектных различий в вокалической системе карельского языка.
1.1. Наиболее богатой на членов сопоставительных явлений оказалась система расширяющихся дифтонгов. В карельских говорах представлено по шесть рефлексов прибалтийско-финских долгих гласных *aa, *ää ударного слога, например, maa / mua / moa / muo / moo / mi̮a ʻземляʼ, pää / piä / peä / pie / pee / pöä ʻголоваʼ, см. Приложение (табл., строка 1). Пару рефлексов aa ~ ää следует относить к архаизмам, широко распространенные пары oa ~ eä, ua ~ iä — к общекарельской инновации, тогда как остальные члены представляются поздними образованиями.
Рефлексы заударных *аγа, *äγä, *аδа, *äδä в собственно карельских и ливвиковских говорах в целом совпадают с ситуацией ударного слога, например, elää / eleä / elyä / eliä / elee / elöö / elie / elöä ʻжитьʼ (строка 2). На месте праязыковых *uγa, *yγä, *uδa, *yδä, *oγa, *oδa, *eγa, *eγä, *eδa, *eδä, *iγa, *iγä, *iδa, *iδä (строки 3, 4) выступают пракарельские ua, yä, ia, iä (koivua парт. ед. ч. от koivu ʻберезаʼ, pimiä ʻтемныйʼ), общекарельские инновационные uo, yö, ie (koivuo, pimie), древнеливвиковский ei (pimei), а также в собственно карельских держанских говорах поздние uu, yy, i (koivuu, kivi). Людиковское наречие отличается сохранением интервокальных согласных d, g в заударной позиции (elädä, koivud, pimed), что возводится к древневепсскому наследию.
1.2. Рефлексы сужающихся дифтонгов представлены более единообразно. Однако для южных собственно карельских говоров Карелии и северных людиковских говоров характерен относимый к вепсскому субстратному явлению переход второго компонента дифтонгов на y в заднерядное соответствие u (keuh(ä/e) < keyhä ʻбедныйʼ), для тихвинских собственно карельских — поздняя монофтонгизация (lookko < loukko ʻдыркаʼ), для ряда собственно карельских южных и основной части ливвиковских говоров — позднее развитие полугласного w / согласного v в позиции перед v (uv/wvet ʻновыеʼ < uuvet) (строка 5).
Сужающиеся дифтонги на i ударного слога утратили второй компонент перед sk / šk, st / št (строка 6) в ливвиковском (кроме северных говоров) и людиковском наречиях (las/šk(u) ʻленивыйʼ, ср. с.к.: laiska). Выпадение второго компонента дифтонга затронуло также формы имен на *-ise (строка 7) в собственно карельских и ряде ливвиковских говоров (kuldane/i ʻзолотойʼ, kuldaz/žet ʻзолотыеʼ, ср. люд.: kuldaine, kuldaizet / kuldaižet). Михайловским людиковским говорам свойственно позднее явление монофтонгизации (kuldaane, kuldaazet).
Сохранение праязыковых ауслаутных дифтонгов *oi, *öi (строка 8) свойственно ливвиковским и северным людиковским говорам (reboi ʻлисаʼ). В собственно карельском наречии второй компонент дифтонга не представлен (rebo), в южно- и среднелюдиковских говорах обнаружены трифтонги (rebuoi > rebuo), а в михайловских — монофтонги (rebuu) позднего происхождения.
1.3. Важнейшие диалектные различия обнаруживает конечная огласовка начальных форм номинатива единственного числа одноосновных имен на -a, -ä (строка 9). В двусложных именах с долгим3 первым слогом гласные сохраняются в собственно карельском наречии (leibä ʻхлебʼ), в современных ливвиковских говорах продолжение нашел древнеливвиковский переход *a > u, *ä > y (leiby; в кондушских говорах — в o, ö (leibö)), в среднелюдиковских и южнолюдиковских говорах — в e (leibe), в остальных говорах людиковского наречия и держанском собственно карельском говоре конечные гласные бесследно исчезли (leib). Выпадение конечных гласных *a, *ä также характерно для ряда многосложных имен ливвиковских и людиковских говоров (ikkun ʻокноʼ, ср. с.к.: ikkuna).
1.4. Анализ диалектных данных выявил наличие более и менее обильных нерегулярных случаев отступления от закона гармонии гласных (строка 10) в севернолюдиковских, среднелюдиковских и михайловских говорах, что объединяет их с вепсским языком (ižand(e) ʻхозяинʼ, kezrata ʻпрястьʼ, ср. с.к., ливв.: izändä/y, kezrätä).
1.5. В позиции ударного слога в положении после губно-губных (p, b, m) и губно-зубного (v) согласных и перед ними или перед лабиализованными гласными (u, y) лабиализация гласного i (строка 11), имеющая явные древневепсские корни, прослеживается в говорах ливвиковского и людиковского наречий и примыкающих к ним южных собственно карельских говорах (pystäy / pyštab ʻколетʼ, ср. с.к.: pistäy). Гласный е в заударной позиции перед согласными m, v (строка 12), напротив, подвержен регрессивной лабиализации в основной массе собственно карельских говоров Карелии и центральных толмачевских говорах (vägövät ʻсильныеʼ, lugomah III инфинитив, иллатив от ʻчитатьʼ, ср. ливв., люд.: vägevät, lugemah/i), что дает основание относить явление к древнекарельской инновации.
Карельский диалектный консонантизм отличается от вокализма отсутствием многочленных диалектных различий.
1.6. Для северных собственно карельских диалектов характерно отсутствие оппозиции согласных по глухости / звонкости (koti ʻдомʼ, vesi ʻводаʼ, ср. южнокарельские диалекты с.к., ливв., люд.: kodi, vezi), что объясняется результатом позднего влияния со стороны соседних говоров финского языка (строка 13).
1.7. Один из важнейших диалектно-дифференцирующих признаков карельского консонантизма — дистрибуция переднеязычных щелевых согласных s / š, z / ž (строки 14–29). Она зависит от нескольких факторов, в одних диалектах выступающих независимо друг от друга, в других — в совокупности и при этом в различных возможных комбинациях: позиция в слове, фонетическое окружение, качество гласных слова. Согласно результатам сводной кластеризации по данному фонологическому явлению, современные карельские говоры подразделяются на две крупные зоны: собственно карельскую, характеризующуюся использованием свистящих согласных в позиции после гласного i (šeizou ʻстоитʼ, laiska ʻленивыйʼ) и широким употреблением шипящих согласных в остальных позициях (šeinä ʻстенаʼ, uuži ʻновыйʼ, lapši ʻребенокʼ), и ливвиковско-людиковскую, демонстрирующую противоположную ситуацию (seižov, lašku/e, seiny/(e), uuzi, laps(i)). Формирование двух зон с полностью противоположной картиной дистрибуции переднеязычных щелевых указывает на их древнекарельский инновационный характер. На территории Средней Карелии после массовых переселений карелов в результате перекрестного влияния этих двух зон произошло смешение случаев употребления свистящих и шипящих согласных, что привело к появлению здесь широкой полосы переходных говоров.
1.8. К отличительным чертам, объединяющим южнокарельские говоры собственно карельского наречия Карелии, северо-западные и кондушские говоры ливвиковского наречия, а также все людиковские говоры, относится переход j > d’ (d’yvä ʻзерноʼ, kard’u ʻстадоʼ, ср. севернокарельские говоры с.к.: jyvä, karja). Данный переход следует возводить к довольно молодым явлениям карельской диалектной речи (примерно конец XVII — начало XVIII в.) с чисто ареальной природой (строки 30, 31).
1.9. Степень палатализации переднеязычных согласных (строки 32–44) в карельских говорах значительно варьируется и зависит как от их артикуляционных свойств и положения в слове, так и от непосредственного фонетического окружения. В ливвиковском наречии явление представлено минимально (lehmy ʻкороваʼ, tedri ʻтетеревʼ, nenä ʻносʼ, n’ivel ʻсуставʼ). Людиковское наречие обнаруживает здесь общие черты с вепсскими говорами (l’ehm, t’edri / tedri, nenä, n’ivel’ / n’ivel). Наиболее широкое распространение палатализация получила в южнокарельских говорах собственно карельского наречия (l’ehmä, t’edr’i, n’en’ä, n’ivel’), что возводится еще к древнекарельскому периоду развития языка. В его старокарельский период двуязычие карелов способствовало расширению явления на востоке собственно карельской территории и в Центральной России, тогда как влияние финского языка на северо-западе, наоборот, сдерживало его развитие.
1.10. Ряду ливвиковских и людиковских лексем (наречиям, числительным и частицам) свойственна утрата конечного согласного n (kaheksa ʻвосемьʼ, enne / ende ʻпреждеʼ, ср. с.к.: kahekšan, enne(i)n), что относится к довольно древнему фонетически обусловленному явлению (строка 45).
1.11. В системе удвоенных согласных (строка 46) удалось очертить ареал относительно позднего сокращения постсонорных смычно-взрывных геминат говорами собственно карельского наречия Центральной России, юго-западной половиной ливвиковских, михайловскими и отдельными средне- и севернолюдиковскими говорами, например, värtin(ä) ʻверетеноʼ, čirk(u) / čirkoi ʻворобейʼ, ср. говоры с.к. Карелии: värttinä, čirkku.
1.12. Для михайловского людиковского говора характерны такие поздние инновационные черты, вызванные влиянием со стороны соседних говоров вепсского языка, как нерегулярный переход l > u в словах заднерядного вокализма4 (peud / peudo ʻполеʼ, ср. с.к., ливв.: peldo) (строка 47) и использование геминированной аффрикаты сс (mecc ʻлесʼ, ср. с.к., ливв.: meččä/y) (строка 48).
1.13. Южнокарельским говорам собственно карельского наречия, северо-восточным и кондушским ливвиковским, а также людиковским говорам свойственно позднее инновационное явление метатезы сочетания согласных nh (строка 49), например, tahn / tahnut / tahnuo ʻдворʼ, ср. севернокарельские говоры с.к.: tanhut / tanhuo.
1.14. Собственно карельские паданские и восточные ругозерские говоры обнаруживают позднее явление выпадения интервокального согласного v (hyä ʻхорошийʼ, ср. остальные говоры: hyvä) (строка 50).
Результаты сводной кластеризации по вокализму разбили говоры карельского языка на три группы, соответствующие наречиям с традиционной диалектной карты. Формирование основной части диалектно-дифференцирующих явлений вокалической системы восходит к древнекарельскому периоду функционирования языка. На более дробном уровне кластеризации (рис. 2) из красного собственно карельского кластера обособились фиолетовая группа паданских и синяя группа поросозерских и мяндусельгских говоров, из оранжевого ливвиковского — коричневая группа северных сямозерских, темно-зеленая группа кондушских и зеленая группа видлицких и южных тулмозерских говоров, людиковский кластер разбился на три группы — малиновую группу севернолюдиковских и северных среднелюдиковских, голубую группу южнолюдиковских и южных среднелюдиковских и бирюзовую группу михайловских говоров.
Рис. 2. Сводная кластеризация по вокализму
Консонантная диалектная система карельского языка определенно представляется более молодой, чем вокалическая. Большая часть выявленных диалектных различий — поздние инновации ареального характера. К древнекарельским восходят лишь переход свистящих щелевых в шипящие, отдельные случаи палатализации и выпадение конечного n. На сводной кластерной карте по консонантизму сформировалось три крупные группы говоров: собственно карельский с севернолюдиковскими и северными среднелюдиковскими говорами, ливвиковско-людиковский и михайловский (коричневый). На более дробных уровнях кластеризации (рис. 3) из первого красного кластера выделилась малиновая группа паданских говоров и синяя группа южных говоров Карелии с северными людиковскими говорами, из голубого ливвиковско-людиковского — зеленая группа северных тулмозерских и западных ведлозерских говоров и оранжевая группа видлицких и южных тулмозерских говоров. Таким образом, за счет большого числа поздних инноваций сводные изоглоссы по консонантизму разошлись с аналогичными по вокализму и, соответственно, с границами наречий.
Рис. 3. Сводная кластеризация по консонантизму
2. Морфонологические диалектные различия
Характерной особенностью людиковской морфонологии, объясняемой результатом влияния древневепсского строя, является практически полное отсутствие в ней качественного вида альтернации согласных, заключающейся в выпадении или замене другими согласными в определенных словоизменительных формах смычно-взрывных k, g, t, d, p, b. Собственно карельская и ливвиковская системы чередования ступеней согласных обнаруживают здесь ряд диалектных различий.
2.1. Слабоступенными альтернантами одиночных g, d в зависимости от непосредственного фонетического окружения выступают нуль звука (0) или носящие вставочный характер альтернанты j (после i, e) и v (при наличии рядом лабиализованного гласного).
По позиции после кратких гласных i, e (строки 51, 52) выделилась группа собственно карельских северных говоров и говоров Центральной России, например, hiješšä ʻв потуʼ (< hige-), vejet ʻводыʼ (< vede-), ср. южнокарельские говоры с.к. Карелии, ливв.: hieššä / hies, viet / veet / veit. Очевидно, изначально вставочные согласные в слабой ступени в древнекарельском языке были представлены лишь в позиции после долгих ударных слогов, но постепенно они стали проникать и в другие интервокальные позиции, что привело к формированию членов рассмотренного междиалектного соответствия.
Паданские собственно карельские говоры, в свою очередь, выделяются поздними инновационными явлениями. К ним относятся использование в слабой ступени нуля звука даже при наличии в непосредственной близости лабиализованного гласного (hauat ʻямыʼ (< hauda), maot ʻчервиʼ (< mado), ср. остальные говоры с.к. и ливв.: hauv/vvat, mavot) (строка 53), а также отсутствие чередования b : v (hebot ʻлошадиʼ (< hebo), ср. остальные говоры с.к. и ливв.: hevot) (строка 54).
2.2. Слабоступенными соответствиями сочетаний lg, rg (строка 55) в северной половине говоров собственно карельского наречия выступают одиночные согласные l, r (jalat ʻногиʼ (< jalga), arat ʻробкиеʼ (< arga)), тогда как в остальных собственно карельских и ливвиковских говорах представлены геминированные ll, rr (jallat / d’allat, arrat). Сочетания согласных ld, rd, nd, mb (строка 56) в слабой ступени ведут себя везде одинаково, но в ливвиковских говорах важную роль сохранило положение содержащего чередующийся согласный слога в слове (pellot ʻполяʼ (< peldo), но ливв.: izändät ʻхозяеваʼ (< izändä-), ср. с.к.: izännät) — чередование возможно только в позиции после ударного слога5.
2.3. Наличие диалектных различий демонстрирует также альтернация смычно-взрывных, выступающих в позиции после глухих согласных. В ливвиковском наречии, как и в людиковском, чередование здесь не представлено (pitkät ʻдлинныеʼ (< pitkä-), lehtet ʻлистьяʼ (< lehte-), mustat ‘черные’ (< musta-), kosket ‘пороги’ (< koske-)). В собственно карельских говорах смычно-взрывные согласные сочетаний tk, ht выпадают (pität, lehet) (строка 57), дентальный согласный из сочетания st / št (за исключением ряда позиций в говорах Центральной России) ассимилируется с переднеязычным щелевым (muššat / mussat) (строка 58), велярный согласный сочетания sk / šk в южнокарельских говорах подвержен ассимиляции (kosset / koššet), а в севернокарельских — выпадению (košet / kožet / koset) (строка 59). Широкое распространение этих видов чередования во всех собственно карельских говорах позволяет возводить их к древнекарельскому периоду функционирования языка.
На верхнем уровне сводной кластерной карты по качественной альтернации согласных образовалось три группы говоров, изоглоссы которых совпали с границами наречий. Практически лишенная внутренних диалектных различий ливвиковская альтернация (рис. 4, с. , голубой кластер) выделилась за счет своего архаичного характера. Людиковская морфонология (малиновый кластер) продемонстрировала наличие сильного древневепсского субстрата. Определенная диалектная вариативность древнекарельской морфонологии послужила причиной разбиения собственно карельского кластера на более дробном уровне кластеризации на четыре группы: оранжевую группу севернокарельских говоров, коричневую группу говоров Средней Карелии и две группы (красную и зеленую) говоров Центральной России.
Рис. 4. Сводная кластеризация по морфонологии
3. Морфологические диалектные различия
Членами морфологических соответствий карельского языка выступают как отдельные словоизменительные аффиксы (алломорфы и их фонемный состав), так и целые словоизменительные парадигмы.
3.1. Количество падежей в именной словоизменительной системе в диалектах карельского языка варьируется, что объясняется результатом слияния нескольких падежных аффиксов в один или разной степенью продуктивности отдельных из них. Диалектные различия обнаруживает структура показателей следующих падежей:
- генитива множественного числа: говоры с.к. Карелии, ливв.: lapši-en ʻребенок-pl.genʼ, говоры с.к. Центральной России: lapšii-n / lapšiloi-n, люд.: lapši-den (строка 60);
- партитива единственного числа: с.к., ливв.: kivi-e / kive-e / kivi-ä / kivi-i ʻкамень-partʼ, люд.: kive-d / kive-t; с.к.: korgie/ia-da ʻвысокий-partʼ, ливв.: korgie/ia-du, люд.: korgeda-d / korgeda-t (строка 61);
- партитива множественного числа: говоры с.к. Карелии: šano-ja ʻслово-pl.partʼ, говоры с.к. Центральной России: šanoi-da, ливв.: sanoi / sanoi-du, люд.: sanoi-d / sanoi-t (строка 62);
- эссива: с.к.: paimeni-na ʻпастух-pl.essʼ, ливв.: paimoloi-nnu, люд.: paimoloi-n (строка 63);
- транслатива: с.к.: opastaja-kši ʻучитель-transʼ, ливв.: opettaja-kše, люд.: opendaja-ks (строка 64);
- инессива и адессива: с.к.: kylä-ššä ʻдеревня-inessʼ, veiče-llä ʻнож-adʼ, ливв., люд.: kylä-s, veiče-l (строка 65);
- элатива и аблатива: с.к.: mečä-štä ʻлес-elʼ, kaivo-lda ʻколодeц-ablʼ, ливв., люд.: mečä-s / mečä-späi / mečä-spiäi, kaivo-l / kaivo-lpäi / kaivo-lpiäi (строка 66);
- аллатива: с.к.: uko-lla ʻстарик-allʼ, ливв.: uko-l, люд.: uko-le (строка 67);
- иллатива: с.к., ливв., южнолюдиковские говоры: kyly-h ʻбаня-illʼ, паданские и тихвинские говоры с.к.: kyly-y, северно- и среднелюдиковские говоры: kyly-i, михайловские говоры люд.: kyly-he / kyly-hy; михайловские говоры люд.: venehe-ze ʻлодка-illʼ, остальные говоры: venehe-h / venehe-e / venehe-i (строка 68);
- абессива: с.к.: denga-tta / raha-tta ʻденьги-abbʼ, ливв.: d’enga-ttah, южные говоры люд.: den’ga-ta, северные говоры люд.: denga-ttai (строка 69);
- комитатива: говоры с.к. Карелии: akko-neh ʻстаруха-comʼ, говоры с.к. Центральной России, ливв., люд.: tuatto-nke(n/na/l/r) ʻотeц-comʼ (строка 70). В говорах собственно карельского наречия Карелии значение комитатива передается также послеложной конструкцией: tuaton kera ʻc отцомʼ.
Падеж послеложного образования аппроксиматив с формантами -lluo / -llyö представлен в ливвиковских и южнокарельских говорах собственно карельского наречия Карелии и южнолюдиковских говорах, с формантом -nno, -nnu — в людиковских говорах, тогда как в остальных собственно карельских говорах для выражения данного значения используется послеложная конструкция (строка 71). Терминатив на -ssah / -ssäh характерен только для ливвиковских и соседних с ними южнолюдиковских говоров (строка 72).
3.2. В системе глагольного словоизменения наличие диалектных различий демонстрируют лично-числовые окончания:
- 3 лица единственного числа: с.к., восточные говоры ливв., люд: šano-u / šano-v ʻсказать-pres.3sgʼ, западные говоры ливв.: šano-h / sano-o, михайловские говоры люд.: sanu-b (строка 73);
- 1 и 2 лица множественного числа: с.к.: löyvä-ttä ʻнаходить-pres.2plʼ, kando-ma ʻнести-pres.1plʼ, ливв.: löyvä-ttö, kannoi-mmo, люд.: löydä-tte, kandoi-mme, михайловские говоры люд.: löydä-t, kandoi-m (строки 74, 75);
- 3 лица множественного числа: паданские и тихвинские говоры с.к.: pu-rra-a ʻкусать-pres-3plʼ, северно- и среднелюдиковские говоры: pur-da-u / pur-da-v, михайловские говоры люд.: pur-da-ze, остальные говоры: pur-ra-h / pur-da-h (строка 76).
Кроме того, отличия обнаруживает образование форм 3 лица множественного числа от одноосновных глаголов с основой на -e. В ливвиковских, собственно карельских говорах Центральной России и в северо-восточной части южнокарельских говоров Карелии присоединение показателя осуществляется напрямую к форме I инфинитива (lugie-ta-h ʻчитать-pres-3plʼ при форме I инфинитива lugie), тогда как в остальных говорах — к основе слова (с.к.: leve-ta-h, люд.: luge-da-h, ср. luve-n / luge-n ʻчитать-pres.1sgʼ) (строка 77).
3.3. Наличие диалектного различия показало образование форм имперфекта от двуосновных стяженных глаголов (строка 78). Формант -(i)zi- / -ži- в них представлен только в собственно карельских говорах Карелии и людиковских говорах (ava-(i)zi-t / ava-ži-t ʻоткрыть-imperf-2sgʼ, остальные говоры: ava-i-t). Для собственно карельских говоров Центральной России, юго-восточных ливвиковских и михайловских людиковских говоров, в отличие от всех остальных, характерно также употребление геминированного показателя имперфекта -ii- (ot-ii-n ʻбрать-imperf-1sgʼ, ср. остальные говоры: ot-i-n) (строка 79).
3.4. Из косвенных наклонений наибольшее число диалектных различий обнаружили показатели 2 лица множественного числа императива: с.к.: anda-kkoa / anda-kkua / anda-kkaa / anda-kkuo / anda-kki̮a ʻдавать-imper.2plʼ, люд.: anda-gat / an-kat / anda-gatte, ливв.: аndo-at / anda-at / andu-at / ando-ot / andu-ot / andu-ade / ando-ade / anda-atto (строка 80). Кроме того, южнокарельские говоры собственно карельского наречия и отдельные ливвиковские говоры демонстрируют возможность употребления слабой ступени согласных компонентов лексической основы слова в позиции перед показателем императива (строка 81).
Формы 3 лица императива в говорах собственно карельского наречия образуются с помощью аффикса -kkah / -kkäh (elä-kkäh / elä-kkää ʻжить-imper.3ʼ), в западных ливвиковских говорах — -hez(e) (elettä-hez), тогда как в остальных говорах синтетические формы не сохранились (строка 82).
Отличия демонстрируют также анлаутная огласовка отрицательных форм императива: с.к., северные людиковские говоры: elgyä / elgiä / elgeä / elgat ʻneg.imper.2plʼ, ливв., южнолюдиковские говоры: älgeä, михайловские говоры люд.: algat (строка 83).
3.5. Кластеризация позволила выделить ареалы употребления в говорах карельского языка полного (люд.: anda-iži(i)-n / anda-izi-n ʻдавать-cond-1sgʼ, с.к., люд.: anda-is / anda-iž / anda-iš ʻдавать-cond.3sgʼ) и сокращенного (с.к., ливв.: anda-zi(i)-n / anda-ži-n; ливв.: anda-s / anda-š / anda-ž) показателей кондиционала (строки 84, 85). Кроме того, ливвиковское и людиковское наречия дифференцируют возводимое к вепсскому языку наличие особых синтетических форм имперфекта кондиционала, не свойственных собственно карельским говорам (строка 86).
3.6. Диалектные различия демонстрирует показатель потенциала, выступающий в говорах карельского языка с геминированным или негеминированным согласным: говоры с.к. Центральной России: anda-nno-u ʻдавать-pot-3sgʼ, говоры с.к. Карелии, ливв., люд.: anda-no-u (строка 87).
3.7. Из именных глагольных форм диалектно-дифференцирующим потенциалом обладают показатели:
- I инфинитива одноосновных глаголов с основой на дифтонг: с.к., ливв.: sua-ha / soa-ha ʻдостать-infʼ, люд.: su/oa-da, неккульские и рыпушкальские говоры ливв.: suo-ja (строка 88);
- II инфинитива: с.к.: oštu-o-šša / oštu-o-s’s’a ʻпокупать-inf2-inessʼ, ливв.: osta-je-s / osta-e-s, люд.: osta-de-s/z (строка 89);
- I причастия актива: с.к.: lugi-ja ʻчитать-ipfv.ptcp.actʼ, ливв., люд.: lugi-i (строка 90);
- II причастия актива: тунгудские, паданские, ребольские, поросозерские говоры с.к. и видлицкие говоры ливв.: et tul-lut ʻneg.2sg приходить-pfv.ptcp.actʼ, остальные говоры с.к.: et tul-lun, остальные говоры ливв.: et tul-luh, люд.: et tul-nu (строка 91);
- партитивной формы II причастия пассива: говоры с.к. Карелии и южные говоры ливв.: ošš-ttuo / ošte-ttuo ʻкупить-pfv.ptcp.pass.partʼ, говоры с.к. Центральной России, северные говоры ливв., люд.: osta-huu / osta-hui / osta-huo / osta-hut, северно- и среднелюдиковские говоры: osta-ttuhut (строка 92).
3.8. Характерной чертой, выделяющей ливвиковские и людиковские говоры на фоне собственно карельских, является наличие в них возвратного спряжения, обладающего особым набором лично-числовых окончаний (строка 93), что вновь объясняется влиянием со стороны древневепсского языка.
Сводные кластерные карты по именному и глагольному словоизменению на верхних уровнях продемонстрировали наличие четких пучков изоглосс, совпадающих с границами между тремя наречиями. Формирование основной части выведенных изоморфов восходит, очевидно, к раннему периоду функционирования языка.
На более подробном уровне сводной кластеризации по именному словоизменению (рис. 5) из оранжевого собственно карельского кластера отделились красная группа собственно карельских говоров Центральной России с юго-восточными южнокарельскими говорами Карелии, бирюзовая группа южных мяндусельгских говоров, а также малиновая группа держанских говоров, из зеленого ливвиковского — фиолетовая группа кондушских говоров, из коричневого людиковского — голубые южнолюдиковские говоры.
Рис. 5. Сводная кластеризация по именному словоизменению
На соответствующей карте по глагольному словоизменению (рис. 6, с. ) из оранжевой собственно карельской группы обособились красный кластер собственно карельских говоров Центральной России и синий кластер собственно карельских восточных поросозерских и западных мяндусельгских говоров с северными ливвиковскими говорами, людиковская группа разбилась на малиновый кластер севернолюдиковских и северных среднелюдиковских говоров, голубой кластер южнолюдиковских и южных среднелюдиковских говоров и коричневый кластер михайловских говоров, тогда как зеленая ливвиковская группа сохранила свое единство.
Рис. 6. Сводная кластеризация по глагольному словоизменению
4. Лексические диалектные различия
В целях разработки диалектной карты карельского языка, основанной на данных максимального числа языковых уровней, к представленным в статье сводным кластеризациям была добавлена также карта по лексике, разработанная на основе материалов соответствующего раздела диалектной базы Murreh. На верхнем уровне этой карты говоры карельского языка разбились на два кластера: собственно карельский (например, ovi ʻдверьʼ, tuah ʻнавозʼ, mujeh ʻряпушкаʼ, valehella ʻлгатьʼ, kuotella ʻпробоватьʼ) и ливвиковско-людиковский (например, uksi ʻдверьʼ, höštö ʻнавозʼ, riäpöi ʻряпушкаʼ, kielastua / muanittada ʻлгатьʼ, oppie ʻпробоватьʼ).
При более дробной кластеризации (рис. 7, с. ) собственно карельский кластер разделился на три группы: обнаруживающие довольно большое число общих черт с финским языком северные говоры собственно карельского наречия (оранжевый кластер, например, hiät ʻсвадьбаʼ, laulu ʻпесняʼ), ощутившие заметное влияние со стороны ливвиковского и людиковского наречий южные собственно карельские говоры Карелии (голубой кластер, не обнаруживает каких-либо ярких собственных черт) и демонстрирующие наличие высокого процента поздних заимствований из русского языка собственно карельские говоры Центральной России (красный кластер, например, broni ʻворонаʼ, juablokka ʻкартофельʼ). Ливвиковско-людиковская группа разбилась на два кластера: зеленый ливвиковско-южнолюдиковский, выделившийся за счет наличия характерного исключительно для него пласта лексики (например, vuitti ʻдоляʼ, sälgy ʻжеребенокʼ, leuhkia ʻхвастатьсяʼ, suittoa ʻкопитьʼ), и малиновый людиковский (без южнолюдиковских говоров), обнаруживающий наибольшую концентрацию общих с вепсским языком лексем (например, ägez ʻборонаʼ, verduda ʻсердитьсяʼ).
Рис. 7. Сводная кластеризация по лексике
Заключение
Карельский языковой ландшафт — сложная многоуровневая система, сформировавшаяся в результате разновременных и разнонаправленных миграций карелов, сопровождавшихся контактами с носителями близкородственных и неродственных языков. В ходе настоящего исследования кроме большого числа диалектных различий карельские говоры продемонстрировали общность многих черт всех языковых уровней. В совокупности с этим, убедительно проявивший себя на картах дискретно-континуальный характер карельской диалектной речи позволяет сделать вывод об отсутствии сравнительно-исторических оснований для отделения людиковских, ливвиковских и тем более тверских карельских говоров от карельского языка.
На основе данных шести сводных карт была проведена итоговая кластеризация (рис. 8), на верхнем уровне которой оформилось три группы, соответствующие наречиям карельского языка из традиционной классификации: собственно карельскому, ливвиковскому и людиковскому. Оформление наречий базируется на совокупности изоглосс обладающих устойчивым характером морфологической и морфонологической систем, восходящих к раннему периоду развития языка (задолго до периода массовых переселений карелов).
Рис. 8. Диалектная карта карельского языка
По пучкам изоглосс морфонологической и фонологической (в большей степени вокалической) систем, отражающих поздние древнекарельские диалектные различия, а также результаты интенсивных контактов в пограничных между наречиями зонах, в собственно карельском наречии оформилось три диалекта: северный (говоры Лоухского, Калевальского, Кемского, Беломорского, Муезерского районов и Костомукшского ГО Карелии), южный (говоры Тверской, Ленинградской и Новгородской областей) и характеризующийся промежуточным положением между наречиями переходный (говоры северной части Суоярвского, северо-западной и центральной частей Медвежьегорского и северо-западной части Кондопожского районов Карелии).
Людиковское наречие разделилось на два диалекта: исконно людиковский (людиковские говоры Кондопожского и Олонецкого районов Карелии) и демонстрирующий наличие сильного влияния со стороны контактных ливвиковских говоров пряжинский (людиковские говоры Пряжинского района Карелии). Внимание на себя обращает довольно однородное в языковом плане ливвиковское наречие.
По изоглоссам фонологической (особенно консонантной) и лексической систем, изобилующих поздними инновациями (особенно в сегозерских, зубцовских, тихвинских, кондушских и михайловских говорах), следам как позднего влияния соседних финского (в северных и западных собственно карельских говорах Карелии), вепсского (в самых южных людиковских и ливвиковских говорах) и русского (в собственно карельских северо-восточных говорах и говорах Центральной России) языков, так и продолжавшегося межнаречного взаимодействия, диалекты карельского языка разбились на 20 групп говоров (рис. 9).
Рис. 9. Дендрограмма групп говоров карельского языка
Намеченные на итоговой карте границы диалектных ареалов, основанные на комплексе изоглосс всех языковых уровней, существуют не сами по себе. Повторяя географические, этнические, исторические, топографические границы, они четко укладываются в единую систему, подтверждая тем самым достоверность полученных результатов.
Работа в экспедициях 2014–2024 гг. показала, что разработанная трехуровневая диалектная классификация с учетом более не заселенных носителями территорий, отмеченных на итоговой карте точечной штриховкой, актуальна для современного карельского языка.
Проведенное исследование не просто помогло существенно расширить состав карельских диалектно-дифференцирующих явлений и уточнить границы ареалов, обнаруживающих их членов, но в совокупности с материалами памятников письменности и данными близкородственных языков позволило систематизировать эти диалектные различия во времени, благодаря чему была разработана периодизация карельского языка, представленная четырьмя периодами:
1) пракарельским (начало II тысячелетия — XIV в.), на который приходится формирование ижорского и древнекарельского языков, а также восточных диалектов финского языка;
2) древнекарельским (XIV — конец XVI в.), характеризующимся консолидацией наречий древнекарельского языка, а также началом сложения их диалектных различий. В северо-западном Приладожье оформилось древнее собственно карельское наречие, в котором наряду с прибалтийско-финским праязыковым компонентом реконструируется значительное число инноваций. Вдоль побережья Онежского озера на основе ярко выраженного древневепсского субстрата в результате увеличивавшегося влияния со стороны языка древней корелы выделилось древнелюдиковское наречие. Древнеливвиковское наречие Олонецкого перешейка отразило в своем составе прибалтийско-финские архаичные черты, системно представленный древневепсский субстрат, древнекарельские инновации и собственные диалектные особенности;
3) старокарельским (начало XVII — конец XIX в.), в ходе которого развитие диалектно-дифференцирующих явлений привело к вычленению в составе наречий диалектов и групп говоров;
4) новокарельским (с начала XX в. до настоящего времени), характеризующимся относительной стабильностью диалектной системы, объясняемой постепенным переходом на русский язык, остановившим процессы внутриязыкового взаимодействия между носителями диалектов.
Полученные в ходе исследования результаты имеют важное практическое значение в процессе становления нормированных вариантов карельского языка, число которых достигло к настоящему моменту шести (ливвиковский, михайловский людиковский, пряжинский людиковский, северный собственно карельский, тверской собственно карельский и основанный на говорах Приграничной Карелии южный собственно карельский). Они позволят создать комплекс рекомендаций по редактированию их правил и норм, а также определить реально необходимое количество таких вариантов.
Приложение Таблица (Распределение членов сопоставительных явлений карельской диалектной речи)
Приложение содержит данные о следующих группах говоров карельского языка: всг. — весьегонская, гмл.-смч. — гимольско-семчезерская, збц. — зубцовская, клв.-лх. — калевальско-лоухская, км.-блм. — кемско-беломорская, кнд. — кондушская, кнч.-ш. — кончезерско-шуйская, лжм.-мнз. — лижмозерско-мунозерская, мзр. — муезерская, мхл. — михайловская, олн. — олонецкая, прж. — пряжинская, прс.-грв. — поросозерско-гирвасская, с.лвв. — северноливвиковская, сгз. — сегозерская, смз.-ктк. — сямозерско-коткозерская, сн.-влз. — сонско-ведлозерская, тлз.-вдл. — тулмозерско-видлицкая, тлм. — толмачевская, тхв. — тихвинская. Разными цветами в строках залиты члены междиалектных соответствий.
В таблице использованы слудующие сокращения: акт. — актив, безуд. — безударный слог, г.г. — гармония гласных, гл. — глухой, ед. — единственное число, з.р. — заднерядный вокализм, зауд. — заударный слог, зв. — звонкий, имп. — императив, имперф. — имперфект, инф. — инфинитив, к.с. — конец слова, конд. — кондиционал, л. — лицо, мн. — множественное число, н.с. — начало слова, одноосн. — одноосновный, п.р. — переднерядный вокализм, пасс. — пассив, пот. — потенциал, прич. — причастие, с.с. — середина слова, стяж. гл. — стяженный глагол, уд. — ударный слог, A — a, ä, С — любой согласный, D — d, t, O — o, ö, U — u, y, V — любой гласный.
Список сокращений
1, 2, 3 — 1, 2, 3 лицо
ливв. — ливвиковское наречие
люд. — людиковское наречие
с.к. — собственно карельское наречие
abb — абессив
abl — аблатив
act — актив
ad — адессив
all — аллатив
com — комитатив
cond — кондиционал
el — элатив
ess — эссив
gen — генитив
ill — иллатив
imper — императив
imperf — имперфект
iness — инессив
inf — I инфинитив
inf2 — II инфинитив
ipfv — имперфектив
neg — отрицательная форма
part — партитив
pass — пассив
pfv — перфектив
pl — множественное число
pot — потенциал
pres — презенс
ptcp — причастие
sg — единственное число
trans — транслатив
Список источников
ВепКар — Открытый корпус вепсского и карельского языков (ВепКар). 2009–2022. Электронный ресурс: http://dictorpus.krc.karelia.ru/ru.
Мещерский 1961 — Мещерский Н. А. Русско-карельские словарные записи XVI — начала XVIII в. Прибалтийско-финское языкознание, 1961, 23: 16–32.
Муллонен, Панченко 2013 — Муллонен И. И., Панченко О. В. Первый карельско-русский словарь и его автор афонский архимандрит Феофан. Петрозаводск: ПетрГУ, 2013.
Мызников 2010 — Мызников С. А. Карельско-вепсские заговоры Олонецкого сборника. Русские заговоры из рукописных источников XVII — первой половины XIX века. Топорков А. Д. (сост.). М.: Индрик, 2010, 286–310.
Перевод Евангелия от Марка — Перевод Евангелия от Марка на тверское наречие карельского языка 1820 г. Тверские переводные памятники карельской письменности начала XIX века. Громова Л. Г., Новак И. П. (ред.). Петрозаводск: КарНЦ РАН, 2020, 185–224.
Перевод Евангелия от Матфея — Перевод Евангелия от Матфея на тверское наречие карельского языка 1820 г. Тверские переводные памятники карельской письменности начала XIX века. Громова Л. Г., Новак И. П. (ред.). Петрозаводск: КарНЦ РАН, 2020, 31–132.
Перевод некоторых молитв — Перевод некоторых молитв и сокращенного катехизиса на олонецком языке. СПб.: Синодальная тип., 1804.
Программы — Программы по собиранию материала для диалектологического атласа карельского языка. Научный архив КарНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 38. № 16–170, 261–263, 267– 268, 276; Оп. 5. № 79–94, 105–141, 161–166; Оп. 43. № 43–74, 116–132, 138, 140, 179–181, 195, 219–225, 228, 229, 274– 275. Петрозаводск, 1937–1950.
Савельева (ред.) 2023 — Памятники лексикографии в «Цветнике» Прохора Коломнятина 1668 г. Исследования и тексты. Гл. 5: Карельско-русский словарь. Савельева Н. В. (ред.). М.; СПб.: Альянс-Архео, 2023, 397–417.
Сравнительные словари — Сравнительные словари всех языков и наречий, собранные десницею Всевысочайшей особы. Отделение первое, содержащее в себе европейские и азиатские языки. Ч. 1–2. СПб.: Тип. у Шнора, 1787–1789.
KKN II — Karjalan kielen näytteitä II. Leskinen E. (ed.). Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 1934.
LingvoDoc — LingvoDoc: лингвистическая платформа. М.: ИЯз РАН; ИСП РАН, 2012–2024. Электронный ресурс: https://lingvodoc.ispras.ru/.
Murreh — Murreh: диалектная база карельского языка. Петрозаводск: КарНЦ РАН, 2022. Электронный ресурс: http://murreh.krc.karelia.ru.
1 Диалекты: вдл. — видлицкий, вкн. — вокнаволокский, влд. — валдайский, влз. — ведлозерский, всг. — весьегонский, вчт. — вычетайбольский, држ. — держанский, илм. — иломантсинский, имп. — импилахтинский, кнд. — кондушский, кнт. — контоккский, крб. — корбисельгский, крт. — керетский, кст. — кестеньгский, ктк. — коткозерский, мдс. — мяндусельгский, мсл. — маслозерский, мхл. — михайловский, нкл. — неккульский, олг. — олангский, пдж. — подужемский, пдн. — паданский, пнз. — панозерский, прз. — поросозерский, рбл. — ребольский, ргз. — ругозерский, рпш. — рыпушкальский, слд. — севернолюдиковский, слм. — салминский, смз. — сямозерский, смс. — суомуссалмский, срв. — суоярвский, срл. — среднелюдиковский, сст. — суйстамский, тлз. — тулмозерский, тлм. — толмачевский, тнг. — тунгудский, тхв. — тихвинский, тхз. — тихтозерский, ухт. — ухтинский, шзр. — шуезерский, юлд. — южнолюдиковский, юшк. — юшкозерский.
2 Результаты кластеризаций, полученных разными методами, не обнаруживают существенных отличий между собой, но наилучшим образом (при сравнении визуализированных данных вручную) проявили себя методы полной связи и k-средних [Новак, Крижановская 2022].
3 Долгий слог — слог, содержащий долгий гласный, дифтонг или закрытый слог.
4 В словах заднерядного вокализма обязательно наличие гласных заднего ряда a, o, u при их возможном соседстве с переднерядными e, i.
5 В карельском языке фиксированное ударение, оно всегда падает на первый слог слова.
Об авторах
Ирина Петровна Новак
Институт языка, литературы и истории Карельского научного центра РАН
Автор, ответственный за переписку.
Email: novak@krc.karelia.ru
Россия, Петрозаводск
Список литературы
- Беляков 1958 — Беляков А. А. Языковые явления, определяющие границы диалектов и говоров карельского языка в КарАССР. Прибалтийско-финское языкознание, 1958, 12: 49–62. [Belyakov A. A. Linguistic phenomena that define the boundaries of dialects and smaller varieties of the Karelian language in the Karelian ASSR. Pribaltiisko-finskoe yazykoznanie, 1958, 12: 49–62.]
- Бромлей 2010 — Бромлей С. В. Проблемы диалектологии, лингвогеографии и истории русского языка. М.: Азбуковник, 2010. [Bromlei S. V. Problemy dialektologii, lingvogeografii i istorii russkogo yazyka [Issues in dialectology, linguistic geography, and history of the Russian language]. Moscow: Azbukovnik, 2010.]
- Бубрих 1950 — Бубрих Д. В. Не достаточно ли емских теорий? Известия Карело-Финской научно-исследовательской базы Академии наук СССР, 1950, 1: 80–92. [Bubrikh D. V. Aren’t yem’s theories enough? Izvestiya Karelo-Finskoi nauchno-issledovatel’skoi bazy Akademii nauk SSSR, 1950, 1: 80–92.]
- Вопросы теории — Аванесов Р. И. (ред.). Вопросы теории лингвистической географии. М.: АН СССР, 1962. [Avanesov R. I. (ed.). Voprosy teorii lingvisticheskoi geografii [Issues in linguistic geography]. Moscow: Academy of Sciences of the USSR, 1962.]
- ДАКЯ — Бубрих Д. В., Беляков А. А., Пунжина А. В. Диалектологический атлас карельского языка. Helsinki: Suomalais-Ugrilainen Seura, 1997. [Bubrikh D. V., Belyakov A. A., Punzhina A. V. Dialektologicheskii atlas karel’skogo yazyka [Dialectological atlas of the Karelian language]. Helsinki: Suomalais-Ugrilainen Seura, 1997.]
- История Карелии 2001 — Кораблев Н. А. (ред.). История Карелии с древнейших времен до наших дней. Петрозаводск: Периодика, 2001. [Korablev N. A. (ed.). Istoriya Karelii s drevneishikh vremen do nashikh dnei [History of Karelia from ancient times to the present day]. Petrozavodsk: Periodika, 2001.]
- Итоги — Итоги Всероссийской переписи населения 2020 г. Т. 5: Национальный состав и владение языками. https://rosstat.gov.ru/vpn/2020/Tom5_Nacionalnyj_sostav_i_vladenie_yazykami.
- Новак 2019 — Новак И. П. Карельский язык и его диалекты. Народы Карелии: историко-этнографические очерки. Винокурова И. Ю. (отв. ред.). Петрозаводск: Периодика, 2019, 56–65. [Novak I. P. Karel’skii yazyk i ego dialekty [Karelian language and its dialects]. Narody Karelii: istoriko-etnograficheskie ocherki. Vinogradova I. Yu. (ed.). Petrozavodsk: Periodika, 2019, 56–65.]
- Новак 2022 — Новак И. П. Проблемы диалектной классификации карельского языка. Ежегодник финно-угорских исследований, 2022, 2: 204–213. [Novak I. P. Problems of dialectal classification of the Karelian language. Yearbook of Finno-Ugric Studies, 2022, 2: 204–213.]
- Новак, Крижановская 2022 — Новак И. П., Крижановская Н Б. Система восходящих дифтонгов в говорах карельского языка Карелии: в поисках алгоритма кластеризации. Вестник угроведения, 2022, 3: 486–496. [Novak I. P., Krizhanovskaya N. B. The system of ascending diphthongs in dialects of the Karelian language: Comparison of clustering methods. Bulletin of Ugric Studies, 2022, 3: 486–496.]
- Пшеничнова 2008 — Пшеничнова Н. Н. Лингвистическая география. М.: Азбуковник, 2008. [Pshenichnova N. N. Lingvisticheskaya geografiya [Linguistic geography]. Moscow: Azbukovnik, 2008.]
- Сюрюн и др. 2021 — Сюрюн А. А., Давидюк Т. И., Евстигнеева А. П. Уточнение списочного состава языков России. М.: ИЯз РАН, 2021. [Syuryun A. A., Davidyuk T. I., Evstigneeva A. P. Utochnenie spisochnogo sostava yazykov Rossii [A refined list of languages of Russia]. Moscow: Institute of Linguistics of the Russian Academy of Sciences, 2021.]
- Honkola et al. 2019 — Honkola T., Santaharju J., Syrjänen K., Pajusalu K. Clustering lexical variation of Finnic languages based on Atlas Linguarum Fennicarum. Linguistica Uralica, 2019, 3: 161–184.
- Itkonen 1971 — Itkonen T. Aunuksen äänneopin erikoispiirteet ja aunukselaismurteiden synty [Phonetic features of the Olonets dialect of the Karelian language and the composition of Olonets dialects]. Virittäjä, 1971, 75: 153–185.
- Leskinen 1998 — Leskinen H. Karjala ja karjalaiset kielentutkimuksen näkökulmasta [Karelia and the Karelians from the point of view of linguistics]. Karjala: historia, kansa, kulttuuri. Nevalainen P., Sihvo H. (eds.). Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 1998, 352–382.
- Pahomov 2017 — Pahomov M. Lyydiläiskysymys: Kansa vai heimo, kieli vai murre? [The Ludic question: Nation or tribe, language or dialect?] Helsinki: Helsingin yliopisto, 2017.
- Turunen 1946 — Turunen A. Lyydiläismurteiden äännehistoria I. Konsonantit [Historical phonetics of Ludic dialects I. Consonants]. Helsinki: Suomalais-Ugrilainen Seura, 1946.
- Turunen 1950 — Turunen A. Lyydiläismurteiden äännehistoria II. Vokaalit [Historical phonetics of Ludic dialects I. Vowels]. Helsinki: Suomalais-Ugrilainen Seura, 1950.
- Virtaranta 1972 — Virtaranta P. Die Dialekte des Karelischen. Советское финно-угроведение, 1972, 8: 7–27. [Virtaranta P. Die Dialekte des Karelischen. Sovetskoe finno-ugrovedenie, 1972, 8: 7–27.]
- Virtaranta 1985 — Virtaranta P. Kriterien zur Klassifizierung der Dialekte des Karelischen. Dialectologia Uralica, 1985, 20: 117–137.
- Wieling, Nerbonne 2015 — Wieling M., Nerbonne J. Advances in dialectometry. Annual Review of Linguistics, 2015, 1: 243–264.
- Wiik 2004a — Wiik K. Karjalan kielen murteet. Kvantitatiivinen tutkimus [Dialects of the Karelian language. A quantitative study]. Turku: Kalevi Wiik, 2004.
- Wiik 2004b — Wiik K. Suomen murteet. Kvantitatiivinen tutkimus [Dialects of the Finnish language. A quantitative study]. Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 2004.
- Zaikov 2017 — Zaikov P. M. Karjalan kielen murteet [Dialects of the Karelian language]. Petrozavodsk: Petrozavodsk State Univ., 2017.












