О некоторых случаях отфраземной деривации существительных в языке и речи второй половины XIX в. (на материале эпистолярных текстов русских писателей)

Полный текст

Вторая половина XIX в. — время активного пополнения словарного состава русского языка отвлеченными существительными. Самым продуктивным способом образования таких слов была суффиксация [Захарова 2021: 718], например, в эту эпоху появился ряд дериватов с суффиксом -ость- (бонтонность, зализанность, интеллигентность, интимность, картинность, покладливость, портативность, прочувствованность, тенденциозность, целесообразность), -ств- (вегетарианство, декадентство, злопыхательство, ипокритство, культуртрегерство, реставраторство, смутьянство), -ниj- (-ениj-) (бойкотирование, игнорирование, самоистребление, самооскопление), -изм- (бакунизм, китаизм, нигилизм, штундизм) и др.

Еще одним способом образования неологизмов являлось создание отфразеологических дериватов — новых слов, производных на базе устойчивых сочетаний [Алексеенко и др. 2003]. Эпистолярные тексты русских писателей содержат интересные примеры таких единиц узуального (языкового) и неузуального (речевого) типа. Новое отвлеченное существительное могло появляться в составе так называемого фразеодеривационного [Белоусова 1992] (разноуровневого [Ермакова 2008], отфразеологического словообразовательного [Ван 2019]) гнезда. Под разноуровневым гнездом понимается межсистемное образование, включающее фразеологизм и его лексические дериваты, созданные разными способами и упорядоченные отношениями формально-семантической производности на каком-либо хронологическом срезе [Ермакова 2008: 34]. Семантическое единство такого гнезда строится на общем значении, конденсированном в исходном фразеологизме, а структурное — на наличии во всех производных хотя бы одного компонента (основы компонента) производящего фразеологизма [Белоусова 1992: 14].

Судя по материалу Национального корпуса русского языка (далее — НКРЯ), в конце XVIII — начале XIX в. в русском языке сформировалась серия фразеологизмов с опорным компонентом ходули: поднимать(ся) / подняться на ходули («создавать впечатление значительности, внушительности»); стать на ходули, быть на ходулях («гордиться собой», «испытывать чувство превосходства»), подставлять ходули («возвышать, облагораживать что-либо / кого-либо»). Ср.: «Какая-то на чертах его изображалась угрюмость, которая приводила меня в робкое молчание, а его подымала на ходули»; «Мало, конечно, чести спорить о столь низком предмете, но если люди низки и предмет такой впору их мелким подвигам, то мое ли было дело подставлять под них ходули и возвышать их образ мыслей?» (И. М. Долгоруков. Повесть о рождении моем... Ч. 4. 1791–1798); «Несмотря на свое значение, они совсем не на ходулях, как большая часть таких людей, которым неожиданно улыбнулось счастье» (С. П. Жихарев. Записки современника. 1808–1809) и др.

По наблюдениям Ю. С. Сорокина, в русской критике 1820–1830-х гг. началась борьба с ложными эффектами классицизма и романтизма, их склонностью к «парению» над действительностью [Сорокин 1965: 460]. В связи с этим в приводимых ученым контекстах можно заметить изменения в семантике фразеологизмов быть / стоять на ходулях, стоять / становиться / ставить на ходули, сойти с ходуль: они начинают обозначать вычурность, высокопарность (и вместе с тем банальность) языка литературных произведений или неестественность художественных образов, их оторванность от реальности. Существительное ходули постепенно вычленяется из состава фразеологизмов и приобретает самостоятельное (мотивированное фразеологизмом) значение «о том, что содержит в себе (или сообщает кому-, чему-нибудь) высокопарность» [Чернышев (гл. ред.) 1965: 298]. В лингвистике это явление также получило названия имплицирование компонента фразеологизма [Ермакова 2008: 29], вычленение компонента [Блинова 2005: 68], усечение фразеологизма [Ташлыкова 1987: 124], лексико-фразеологическая конденсация [Пугач 1997: 29]. Приведем примеры из НКРЯ: «Что ни стих, то фигура, ходули беспрестанные <...> Бенедиктов блестит яркими, холодными фразами, звучными, но бессмысленными или натянутыми стихами» (Н. В. Станкевич. Письма Я. М. Неверову. 1835); «Истинный русский человек ненавидит всякие ходули, всякое театральничанье. <...> На юбилеях, выборах и всяких официальных или публичных торжествах, устроенных по заранее составленной программе, нам или смешно, или скучно, все кажется, будто играешь комедию, и большей частью смешно» (И. С. Аксаков. Письма родным. 1849–1856).

Слова такого типа, как ходули, семантически соответствующие фразеологической единице и формально совпадающие с одним из ее компонентов, называются в лингвистических работах отфраземными и подразделяются на три типа: 1) изоморфные образования (не имеющие формальной или формально-семантической корреляции с другим словом); 2) омонимы существующих слов; 3) лексико-семантические варианты многозначных слов [Пугач 1997: 28].

Новое значение слова ходули является лексико-семантическим вариантом имевшейся в языке лексемы, оно было встроено в ее семантическую структуру (интегральная сема для первичного значения и значения, мотивированного фразеологизмом, — «поднимать»), и правильнее называть его не отфраземным словом, а отфраземным семантическим дериватом. Прилагательное ходульный появилось в середине XIX в. и было отфраземным словообразовательным дериватом, поскольку слова ходульный в значении относительного прилагательного в русском языке еще не существовало: самые ранние примеры употребления прилагательного в НКРЯ демонстрируют отфраземное значение (ходульная эпопея, ходульная благонамеренность, актер ходульной школы, ходульная драма и др.). Таким образом, то значение, которое в современном русском языке воспринимается как производное, переносное, исторически появилось раньше прямого («относящийся к ходулям, ходуле (в 1-м знач.)», например ходульный шест [Чернышев (гл. ред.) 1965: 299]).

Отвлеченное существительное ходульность стало употребляться в русском языке с 1860-х гг. Оно встречается в письме И. С. Тургенева 1872 г. в значении «надуманность, искусственность»: «Что же касается до Репина, то откровенно Вам скажу, что хуже сюжета я для картины и придумать не могу — и искренно об этом сожалею: тут как раз впадешь в аллегорию, в казенщину, в ходульность, “многозначительность и знаменательность” — словом, в каульбаховщину» (В. В. Стасову, 1872) [Тургенев 1999: 228].

Фразеодеривационное гнездо, включавшее рассмотренные неологизмы XIX–XX вв., можно представить следующей схемой:

X (глагол) на ходули / на ходулях → ходули → ходульный → ходульность

ходульно

Похожую со словом ходульность историю имело отвлеченное существительное лазарничество. Оно также было образовано в рамках фразеодеривационного гнезда, в котором наблюдается как имплицирование компонента фразеологической единицы, так и образование суффиксальных дериватов от него. Неологизм встречается в одном из писем А. И. Герцена: «Пошлю через недельку деньги Нид<ергуберам>, но теперь я вижу еще в более гадком свете их. Для чего писали вам — все это немецкое лазарничество» (М. К. Рейхель, 1853) [Герцен 1961: 74].

Это и несколько других слов разноуровневого гнезда были мотивированы фразеологизмом петь Лазаря, употреблявшимся в значениях «льстиво выпрашивать» и «жаловаться на свою судьбу, на затруднительное положение и пр.» и восходившим к традиции нищих, богомольцев и калек петь фольклорные духовные стихи о бедном Лазаре, прося милостыню [Даль 1905: 603]. Материал словарей и НКРЯ свидетельствует о том, что во второй половине XIX в. наблюдалось вычленение компонента этого фразеологизма: существительное Лазарь конденсировало в себе семантику всей фразеологической единицы, деонимизировалось и приобрело значение «льстивый и жалобный попрошайка» [Там же: 603]. Нарицательное существительное лазарь стало производящим для двух глаголов: лазарить и лазарничать, которые были территориально ограничены в употреблении. Слово лазарить в значениях «плакаться, жаловаться на что-нибудь; жалобно выпрашивать, канючить», «притворяясь бедным, просить подаяния» употреблялось, например, в Петербургской, Псковской губерниях [Обнорский (ред.) 1915: 105], лазарничать («просить, побираться») — в Псковской и Тверской [Даль 1905: 603]. Производное от лазарничать существительное лазарничество в НКРЯ не отражено, встретилось нам только в письме А. И. Герцена, кроме того, оно зафиксировано в очерке Г. П. Данилевского «Пенсильванцы и каролинцы» (1860 г.) и получило лексикографическую фиксацию в словаре Академии наук под редакцией С. П. Обнорского [Обнорский (ред.) 1915: 105]. В других словарях эта лексема не регистрируется, случаи ее употребления единичны, производящий глагол имел диалектный характер, поэтому причислить ее к узуальным неологическим единицам нельзя. На наш взгляд, она принадлежала к потенциальной лексике, поскольку относится к узуальному словообразовательному типу (отглагольные существительные, произведенные с помощью суффикса -(е)ств- и имеющие значение «действие или состояние, названное мотивирующим глаголом (преимущественно действие, склонность, занятие человека)», ср. лодырничество, угодничество и др. [Лопатин, Улуханов 2016: 637]), и была понятна вне контекста, так как семантически мотивирована широко известным фразеологизмом.

Отфраземное образование имеет и слово беспардонность. Прилагательное беспардонный отмечается в НКРЯ с 1830-х гг., отвлеченное существительное — с 1875 г. В нашей картотеке употребление слова беспардонность датируется 1869 г.: «Есть не только патологическая разница от остановки мозга, но и разница логическая между вашей беспардонностью на словах — и откровенным скрутаторством моим и других»; «Язык Бак<унина> точно накануне катастрофы — его тешит быть пугалом одних, подавлять других смелостью беспардонности» (А. И. Герцен — Н. П. Огареву, 1869) [Герцен 1964: 207–208].

Адъектив беспардонный появился на базе устойчивого сочетания без пардона, имевшего значение «без прощения, помилования» (франц. pardon) [Чернышев (гл. ред.) 1950: 407]. Семантикой устойчивого сочетания было мотивировано и первоначальное значение деривата беспардонный, который впервые фиксируется в первом издании словаря В. И. Даля (1863 г.): «Нещадный, не дающий пощады, жестокий; отчаянный, сорви-голова», ср. примеры: беспардонная резня, — голова [Даль 1863: 69]. Дефиниция прилагательного, которое квалифицируется как принадлежность просторечия, в словаре Академии наук (1891 г.) уже включает значение «нахальный», свойственное современному русскому языку [Грот (ред.) 1891: 151].

Е. Н. Ермакова полагает, что дериваты типа беспардонный образуются агглютинативным способом: происходит «склеивание» компонентов фразеологизма и их превращение в единую морфему, одновременно агглютинированная основа осложняется словообразующим аффиксом, и появляется новая лексема [Ермакова 2008: 30], в нашем примере: без пардона → беспардон + -н- → беспардонный. Позднее в составе фразеодеривационного гнезда образуется отвлеченное существительное беспардонность. Такой способ словообразования напоминает сращение (с суффиксацией) только внешне: значение слов в составе устойчивого сочетания преобразуется, и производная лексема оказывается мотивированной семантикой целого фразеологизма, а не двух отдельных слов, как это бывает при сращении [Там же: 30].

Отфраземный дериват мог иметь окказиональное происхождение, затем начать воспроизводиться в какой-либо профессиональной среде и постепенно получить всеобщее распространение после изменений в семантике. Такова история существительного отсебятина, авторство которого, согласно словарю В. И. Даля, принадлежит художнику К. П. Брюллову. В. В. Виноградов писал: «Известно, что К. П. Брюллов расшатал классические устои русского живописного искусства. Он требовал от учеников точного воспроизведения модели в рисунке. <...> Любовь к жизни и природе у Брюллова вызывала резкий протест против художества “от себя”. Таким образом, слово отсебятина экспрессивно отражало существенные стороны художественного мировоззрения Брюллова, его склонность к реализму» [Виноградов 1999: 420].

Неологизм фиксируется в первом издании словаря (1865 г.) со значением, связанным со сферой изобразительного искусства: «Плохое живописное сочиненье, картина, сочиненная от себя, не с природы, самодурью» [Даль 1865: 1328].

Существительное образовано на базе устойчивого сочетания разговорного характера от себя, имеющего значение «от своего имени, с своей стороны, исходя только из своей особы, из собственных вкусов, желаний и потребностей» [Виноградов 1999: 420]. Как и в случае со словом беспардонный, имело место «склеивание» компонентов фразеологизма с суффиксацией (суффикс -ятин- обладает разговорной окраской и выражает пренебрежительную оценку): от себя → отсеб + -ятин- → отсебятина. Материал НКРЯ говорит о том, что широкое распространение в речи слово отсебятина получает с 1880–1890-х гг. В это время намечаются изменения в семантике деривата, расширение сферы его употребления.

Применительно к театральному искусству этим словом характеризуется игра актера, отступающего на сцене от режиссерского замысла, добавляющего что-либо «от себя»: «Тогда в особой цене была сценическая находчивость. Против отсебятин не только не протестовали, но их одобряли, любили, ждали» (А. И. Шуберт. Записки актрисы. 1883).

В области литературного творчества так именуется художественное произведение, являющееся плодом воображения автора, не основанное на реальных событиях, фактах. Такое употребление лексемы встречается в письме А. П. Чехова. Интересно, что существительное отсебятина, используемое по отношению к смежным с живописью областям искусства, утрачивало отрицательную коннотацию. В письме драматурга оно выражает скорее положительную оценку: «Письма и дневники форма неудобная, да и неинтересная, так как дневники и письма легче писать, чем отсебятину» (И. Л. Леонтьеву (Щеглову), 1892) [Чехов 1977: 123].

В письме Александра Павловича Чехова к брату словом отсебятина названы свои мысли, вербализованные при передаче чужих слов: «Я же всеми силами старался менее всего стеснять тебя и твоих своим присутствием и не предъявлял даже намеков на какие-либо удобства. <...> Поэтому фраза Миши <...> резанула меня по душе. Что, у тебя не хватило храбрости сказать мне это прямо или это “отсебятина” Миши?» (Ал. П. Чехов — А. П. Чехову, 1889).

Таким образом, к концу XIX в. в первоначальном значении существительного нейтрализуются семы «живописный», «картина» и формируются компоненты, свойственные современному русскому языку: «собственные слова, вставляемые в чужую речь при ее передаче», «поступки, совершаемые самовольно, вопреки тому, что приказано, предписано» [Ожегов, Шведова 1997: 479].

К окказиональным единицам относится и существительное гименомания («стремление устроить чей-либо брак»), образованное на базе фразеологизма узы Гименея. Слово употребляется в письме А. И. Герцена по отношению к М. Мейзенбуг, которая хотела устроить семейную жизнь его детей: «Если б не Мейз<енбуг>, у которой вечные идеи гименомании, — и все ищет невест и женихов, — никто не говорил бы и не думал о пропасти семейного счастья» (Н. П. Огареву, 1867) [Герцен 1963: 33].

Итак, сопоставление эпистолярного материала с другими источниками второй половины XIX в. позволяет увидеть тенденцию к образованию ряда отфраземных дериватов как узуального, так и окказионального типа. Неологизмы могли появляться на базе лексикализованного компонента фразеологической единицы (ходули, Лазарь) или быть производными непосредственно от одного из слов в составе устойчивого сочетания (Гименей), а также образовываться от агглютинированных основ (беспардон-, отсеб-).

Источники

Герцен А. И. Собрание сочинений: в 30 т. Письма. Т. 25. М.: АН СССР, 1961. 534 с.; Т. 29. Кн. 1. М.: АН СССР, 1963. 391 с.; Т. 30. Кн. 1. М.: АН СССР, 1964. 475 с.

Грот Я. К. (ред.). Словарь русского языка, составленный Вторым отделением Императорской академии наук. В 9 т. Т. 1. Вып. 1. СПб.: Тип. Имп. АН, 1891. 576 с.

Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. 1-е изд. Т. 1. М.: Тип. А. Семена, 1863. 627 с.; Т. 2. М.: Тип. Лазаревского института восточных языков, 1865. 1351 с.

Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. Т. 2 / Под ред. И. А. Бодуэна де Куртенэ. 3-е изд., испр. и доп. М.: Изд. т-ва М. О. Вольф, 1905. 2030 с.

Обнорский С. П. (ред.). Словарь русского языка, составленный Вторым отделением Императорской академии наук. В 9 т. Т. 5. Вып. 1. Петроград: Тип. Имп. АН, 1915. 320 с.

Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Письма: в 18 т. Т. 11. 2-е изд., испр. и доп. М.: Наука, 1999. 615 с.

Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Письма: в 12 т. Т. 5. М.: Наука, 1977. 678 с.

Об авторах

Юлия Георгиевна Захарова

Автор, ответственный за переписку.
Email: zug1977@inbox.ru
Россия, Хабаровск

Список литературы