UNKNOWN LETTER FROM A. I. BRAUDO TO M. GORKY CONCERNING THE ARREST OF M. L. LOZINSKY IN 1921

Abstract

Publication of a previously unknown letter to Gorky, informing him about the arrest of M. L. Lozinsky, translator and editor of Vsemirnaya Literatura Publishing House, is a reconstruction of the events of August 1921, that are relevant to the fate of N. S. Gumilyov. The article traces the fate of the persons involved, as well as elucidates certain details.

Full Text

© Л. Г. ЖуховицкаяНЕИЗВЕСТНОЕ ПИСЬМО А. И. БРАУДО К М. ГОРЬКОМУ ОБ АРЕСТЕ М. Л. ЛОЗИНСКОГО В АВГУСТЕ 1921 ГОДА1В череде трагических событий августа 1921 года вслед за арестом Н. С. Гумилева (1886–1921) произошел арест М. Л. Лозинского (1886–1955); обе новости взбудоражили литературный Петербург. Незамедлительно последовали хлопоты родных, друзей и коллег об освобождении, увенчавшиеся успехом только в отношении Лозинского.Письмо, обнаруженное и атрибутированное спустя столетие, добавляет к известным фактам новые подробности и новых непосредственных участников событий. Отнесенное к категории «неустановленных лиц» – обработчики текста привели лишь начальные буквы неразборчивой подписи «Абр…» – письмо было к тому же обречено на забвение резолюцией: «В каталог не включать». Содержание письма не оставляет сомнений в мотивах, которыми руководствовались архивисты подцензурных времен.Прочтение «Абр…» опровергается догадкой М. Ю. Любимовой о том, что подпись принадлежит Александру Исаевичу Браудо (1864–1924), в 1921 году занимавшему должность заместителя директора Публичной библиотеки. Датировать документ 5 августа 1921 года позволяет сопоставление чисел, указанных в обращении правительственного комиссара Российской публичной библиотеки В. М. Андерсона2 в Петроградскую губернскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем от 6 августа 1921 года: «Вчера, 5 августа, в помещении “Дома Искусств”3 был задержан заведывающий художественным отделением Российской Публичной библиотеки, Михаил Леонидович Лозинский, пришедший в комнату, где проживал за день до того арестованный писатель Гумилев».4Приведем текст письма полностью:Глубокоуважаемый Алексей Максимович,сегодня утром арестован библиотекарь М. Л. Лозинский, попавший в засаду на квартире арестованного вчера Гумилева. Библиотека просит Вас не забыть в Ваших постоянных хлопотах о М. Л. Лозинском.Искрен Ваш А. БраудоПодательница Р. Н. Блох – помощница Лозинского по библиотеке. Она сообщит Вам подробности.5Профессиональная деятельность А. И. Браудо, историка, библиографа, общественного деятеля, посвященная главным образом работе в Публичной библиотеке, началась после окончания историко-филологического факультета Дерптского университета в 1900 году и продолжалась в буквальном смысле до последнего дня жизни. Летом 1924 года ученый был командирован в Европу с целью комплектования Библиотеки иностранной литературы; 8 ноября А. И. Браудо скоропостижно скончался в Лондоне. Утро своего последнего дня он провел в библиотеке Британского музея.6По инициативе и под руководством А. И. Браудо создавались справочно-библиографическая служба и Центр справочного бюро Публичной библиотеки, Кабинет новой иностранной литературы, Институт библиотековедения в Москве и журнал «Библиографический обзор». По инициативе Браудо в 1922 году в Публичной библиотеке был создан Кабинет новой иностранной литературы.7Обращение Браудо за помощью к Горькому не случайно; не подлежит сомнению их знакомство, основанное на близости интересов и направлений общественной деятельности. Браудо был привлечен к работе «Русского общества для изучения жизни евреев», созданного в 1914 году по инициативе Максима Горького, Леонида Андреева и Федора Сологуба; по воспоминаниям С. В. Познера,8 его мнение считалось в Обществе наиболее авторитетным. Продолжая деятельность Горького по продовольственной поддержке петроградской интеллигенции, Браудо участвовал в работе АРА9 в 1922 году, тогда же им был основан Комитет, осуществлявший материальную помощь нуждающейся интеллигенции.10Необычайная отзывчивость и готовность оказать внимание любому оказавшемуся в трудном положении – черта характера, о которой неизменно вспоминали все, знавшие А. И. Браудо. «Постоянные хлопоты» сопровождали его, как и Горького, всю жизнь: «В самые ответственные моменты его общественной деятельности, у него были полные карманы записок для памяти о том, за кого надо просить власть имущих…».11Передавшая Горькому письмо А. И. Браудо Раиса Ноевна Блох (1899–1943), историк-медиевист, поэт и переводчик, работала в Публичной библиотеке в 1920–1921 годах в Отделе изящных искусств и технологий под руководством М. Л. Лозинского. Занималась в его студии стихотворного перевода. В 1920 году была принята в Петроградское отделение Всероссийского союза поэтов. По сведениям биографического словаря РНБ, была арестована по делу «Петроградской боевой организации, возглавляемой проф. В. Н. Таганцевым», провела в заключении полгода и была освобождена 28 октября 1921 года.12 Однако публикуемое письмо вносит уточнение: 5 августа Р. Н. Блох еще находилась на свободе.В июне 1922 года Блох была командирована в Германию от Петроградского университета, продолжила образование в Берлинском университете и защитила диссертацию. Там же вышло два прижизненных сборника ее стихов.13 В 1933 году вместе с мужем, М. Г. Горлиным,14 эмигрировала во Францию. Находясь в Париже, продолжала сотрудничество с Публичной библиотекой, в основном – с О. А. Добиаш-Рождественской,15 аннотируя выходящие научные издания; при ее посредничестве в журналах Италии и Франции продолжали публиковаться статьи о рукописных сокровищах библиотеки. В оккупированной Франции скрывалась под чужим именем. При попытке перехода швейцарской границы Раиса Блох была задержана и депортирована в Германию. В 1943 году погибла в Освенциме.Поэт и переводчик Михаил Леонидович Лозинский работал в Публичной библиотеке с 1914 по 1938 год, двенадцать лет – с 1918 по 1930-й – заведовал Отделом изящных искусств и технологий.16 Параллельно с работой в Коллегии экспертов издательства «Всемирная литература» Лозинский вел студию стихотворного перевода, где применялся разработанный им метод коллективного, «соборного» перевода. Перевод Лозинского «Божественной комедии» Данте, заказанный Горьким для издательства «Academia» в 1932 году, признан лучшим из русских переводов.Обстоятельства ареста Лозинского становятся известны из письма от 26 августа его брата, Григория Леонидовича Лозинского,17 старшей сестре Елизавете Леонидовне Миллер:18 «В четверг19 по невыясненным еще причинам был арестован Н. С. Гумилев, проживавший с женой в общежитии Дома Искусств на Мойке. Весь день только и была речь, что о нем и о засаде, оставленной у него на квартире. Все об этом знали, знал и Миша (М. Л. Лозинский. – Л. Ж.), даже, по-видимому, предупреждавший о засаде кого-то из знакомых. Мы расстались с ним в четверг часов в 12 ночи, после того, как он помогал мне выклеивать марки из альбома. В пятницу утром ко мне незнакомый женский голос и спрашивает, когда можно застать меня дома. Говорю – в 12. Около 12 является молоденькая барышня, Мишина ученица по поэтич студии,20 и в волнении заявляет, что Миша утром попал в засаду в комнате Гумилева; она видела, как он шел туда, но не успела догнать, чтобы предупредить его. Понимаешь, какое эта новость произвела впечатление! Неизвестно, по какому делу попался Гумилев: согласно одному из слухов, в связи с какой-то организацией, переправлявшей людей в Фдию. В понедельник 8/VIII до меня дошли еще более удручающие слухи, заставившие даже усомниться в Мишиной нормальности. По словам первой вестницы, Миша вошел в комнату Г, никого не замечая, подошел к сидевшей там (под дом арестом жене Гум и спросил ее: “Дома Н Ст?”, затем увидел направленные револьверы, сказал: “Ах, Боже мой!” – и все. На него нашло какое-то помутнение рассудка; он забыл о засаде и вспомнил, когда уже было поздно. До вечера он сидел в комнате Г вместе с его женой и каким-то попавшимся провинциалом».21Письмо Г. Л. Лозинского опровергает версию о том, что в засаде на квартире Гумилева Лозинский очутился, еще не зная об его аресте, вместе с другими гостями (не случайно их имена остались неизвестными). Так, в воспоминаниях Ирины Одоевцовой говорится: «Если бы мы (с Георгием Ивановым. – Л. Ж.) в тот вечер поднялись к Гумилеву, то, конечно, тоже попали бы в засаду, как в нее попали многие обитатели Дома, желавшие навестить Гумилева, в том числе и Лозинский».22Основания для волнений у Григория Лозинского были более чем серьезные: днями решался его отъезд в эмиграцию через Финляндию. Михаил Лозинский, разумеется, знал о готовящемся отъезде; более того, – что особенно беспокоило Григория Леонидовича, – у него могли оказаться адреса и письма, свидетельствующие о планах брата.Однако, несмотря на то, что Лозинского допрашивал следователь Якобсон, ведущий дело Гумилева, улик против Лозинского он не нашел, и 8 августа Михаил Леонидович был уже на свободе.23Немаловажную роль, вероятно, в его освобождении сыграло письмо В. М. Андерсона (Григорий Лозинский упоминает и о нем: «За Мишу хлопотал все время комиссар П Бки Андерсон»): «Я совершенно не знаю Гумилева и потому не могу сделать никакого предположения о причинах его ареста, но зато хорошо и давно знаю Лозинского. Берусь очень настоятельно утверждать, что он всегда стоял и стоит совершенно в стороне от каких бы то ни было политических интересов. Это человек, работающий исключительно в области литературы, отдающий все свое время, помимо службы в библиотеке, выполнению литературных заказов, порученных ему А. М. Горьким.24 Имея на руках семью с больными детьми,25 Лозинский, личность очень прямая и откровенная, всегда очень отрицательно относился к каким бы то ни было вмешательствам интеллигенции в советскую политику и все его знакомства были лишь в кругу литераторов. Гумилев пользуется широкой известностью в этих кругах и потому Лозинский, работая в области стихотворства, не мог тоже не быть знаком с Гумилевым и если он зашел к нему, то для меня нет ни малейших сомнений, что причиною этого была только какая-нибудь литературная надобность».26Лозинский был освобожден из-под ареста 8 августа; 10 августа он присутствует на похоронах Александра Блока;27 20 августа присоединяется к ходатайству петроградских литературных организаций об освобождении Гумилева под поручительство, подписав его как «тов пред П О В С поэтов».28 В 1924 году, получив разрешение на поездку в Финляндию, Михаил Лозинский писал своей сестре Е. Л. Миллер: «Конечно, жить в России очень тяжело, во многих отношениях. Особенно сейчас, когда все увеличивается систематическое удушение мысли. Но не ibi patria, ubi bene,29 и служение ей – всегда жертва. И пока хватает сил, дезертировать нельзя. В отдельности влияние каждого культурного человека на окружающую жизнь может казаться очень скромным и не оправдывающим приносимой им жертвы. Но как только один из таких немногих покидает Россию, видишь, какой огромный и невосполнимый он этим приносит ей ущерб; каждый уходящий подрывает дело сохранения культуры; а ее надо сберечь во что бы то ни стало».30