Роль габитуса в поддержании идентичности
- Авторы: Солодова Г.С.1
-
Учреждения:
- Институт философии и права СО РАН
- Выпуск: Том 6, № 2 (2025)
- Страницы: 163-169
- Раздел: СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ И ИСТОРИЧЕСКАЯ ДИНАМИКА
- URL: https://ogarev-online.ru/2713-3125/article/view/305642
- DOI: https://doi.org/10.47850/RL.2025.6.2.163-169
- ID: 305642
Цитировать
Полный текст
Аннотация
В статье рассматриваются два ключевых понятия современной социологии – идентичность и габитус. Справедливости ради отметим, что последнее существенно уступает в частоте исследовательского приложения, а в публицистической практике оно практически не встречается. Одна из причин – определенная понятийная сложность. Принципиальной новизной данной статьи является то, что помимо описания механизма обретения идентичности, в работе показана связь габитуса и идентичности, его ключевая роль в сохранении и поддержании идентичности.
Ключевые слова
Полный текст
Прежде чем обратиться к понятию идентичности, процессу ее обретения и влиянию габитуса на процесс ее воспроизводства, уместным и необходимым представляется более подробно рассмотреть само понятие габитуса. Как и многие другие термины и понятия, используемые в социологии, габитус не является социологическим неологизмом. Его истоки укоренены в древнегреческой философии и ведут к Аристотелю (упрощенно – многократно повторяющееся действие, способствующее его воспроизводству). Дальнейшая генеалогия понятия связана с Фомой Аквинским и его переводом аристотелевского экзиса на латынь как габитуса (habitus). При этом основное смысловое наполнение как предрасположенности сохранилось. И в ранних, и в более поздних интерпретациях подчеркивается значимость прошлого опыта, его влияние на диапазон потенциальных практик и предпочтений. Усвоенные, интернализированные в прошлом установки и представления имеют тенденцию к своему воспроизводству и даже экстернализации.
Габитус – не просто предшествующий опыт, приобретенный в определенной среде и варьирующийся в зависимости от социального контекста, но в терминологии Бурдье это – структурированная и одновременно структурирующая предрасположенность. Иначе говоря, это система прочных предрасположенностей, сформированных прошлым опытом и предназначенных для упрощения функционирования в настоящем и будущем, но уже в качестве активных «структурирующих структур».
Габитус не предполагает сознательной нацеленности на результаты. Это латентные, интернализированные и не рефлексируемые индивидом установки, однако обладающие деятельностным потенциалом. Наделенный активной составляющей габитус производит отбор и в определенном смысле селекцию социальных представлений и практик. В некотором роде это встроенный измерительный и оценочный инструмент, который выбирает и воспроизводит только те практики, которые не только не противоречат, но совпадают с ранее полученными и интернализированными установками. В дальнейшем они воспринимаются как конвенциальные, естественные и в общем-то безальтернативные. Отбор и достраивание уже существующих представлений и практик новыми происходит непротиворечиво и непреднамеренно. В свою очередь он обеспечивает основу для дальнейшей согласованности и преемственности уже обретенных и новых идентичностей.
Защищенный от изменений самим принципом отбора новой информации, отрицанием информации, способной поставить под сомнение уже накопленную информацию, габитус имеет тенденцию к временной устойчивости и постоянству. В этих условиях идентичность получает большую стабильность и отчетливость. В качестве иллюстрации Бурдье приводит эмпирически подтверждаемую ситуацию – люди склонны говорить о политике и религии с теми, кто придерживается аналогичных взглядов: «Производя систематические выборы мест, событий, людей для знакомств, габитус защищает себя от кризисов и критических нападок, обеспечивая себе, насколько это возможно, среду, к которой он уже приспособлен, т. е. относительно постоянный круг ситуаций, усиливающий его предрасположенности. Самое парадоксальное качество габитуса – отбирается информация, необходимая для того, чтобы уклониться от информации». Иными словами, человек интуитивно избегает ситуаций, нарушающих согласованность прежней картины мировосприятия и самовосприятия. Габитус – «это принцип выборочного восприятия индикаторов, направленных скорее на подтверждение и усиление габитуса, нежели на его трансформацию, это матрица, генерирующая реакции, заранее приспособленные ко всем объективным условиям, идентичным или гомологичным (с прошлыми) условиями производства габитуса». Как система предрасположенностей – это прошлое, которое присутствует в настоящем, но устремлено в будущее [Бурдье, 1995, с. 31]. При таком рассмотрении габитуса одним из напрямую вытекающих следствий является его непосредственное участие в сохранении постоянства идентичности.
Далее хотелось бы обратиться к понятию идентичности и механизму ее выстраивания. Первоначально несколько вводных замечаний. Тема идентичности, ее разных аспектов, более чем изучена. Она стала предметом бесконечного множества отечественных и зарубежных публикаций. Вместе с тем заметим, что рассмотрение механизмов обретения и функционирования идентичности часто оставалось вне зоны исследовательского внимания, что обусловливает наше обращение к этой теме.
Термин идентификация (от позднелат. identificare – отождествлять) введен З. Фрейдом и означает процесс эмоционального или иного самоотождествления индивида с другим человеком, группой, образцом. Зарождение научного интереса к понятию идентичности и проблемам, связанным с процессами идентификации (проблематизация идентичности), принято относить ко второй половине прошлого века. Несмотря на работы Э. Дюркгейма и его понятие коллективного сознания и коллективных представлений как основы социальной идентичности; несомненный вклад Ч. Кули и Дж. Мида – символический интеракционизм с понятием зеркального Я; психосоциальную теорию Э. Эриксона, включившую в научный оборот понятие кризиса идентичности, обзор ранее вышедших научных и публицистических изданий не позволяет говорить о научной востребованности данной тематики, ее оформлении в самостоятельное исследовательское направление. Соответственно, в отличие от современных публикаций, которые пестрят обсуждениями и вариациями трактовок и видов идентичности, вопросы религиозной, политической, гендерной, этнической и иных идентичностей не стояли на повестке исследовательских или общественных обсуждений. Не было дискуссий и о двусмысленности, многомерности, и тем более кризисе и потере идентичности.
Активное введение в научный оборот и зарождение научного и социального интереса к данной теме – результат более позднего времени. Прочное укоренение внимания к вопросам идентичности связывают с последней четвертью ХХ в. Подобную актуализацию научных обсуждений рассматривают как закономерную реакцию на потребность в анализе и осмыслении влияния социокультурных и политических изменений на самовосприятие и социальное поведение человека. Высокая скорость и качественный характер трансформаций, происходящих на макроуровне, создали условия для расширения диапазона возможных самоопределений. Расхождения, диссонанс между традиционным и современным, локальным и глобальным, реальным и виртуальным сделал процесс идентификации более сложным. Внятность, устойчивость и в некотором роде однозначность и безальтернативность индивидуальной идентификации дополнились, а в некоторых ситуациях и заменились ее многозначностью и множественностью. При этом множественность идентичностей стала зеркальной реакцией на разнообразие социальных контекстов и сопутствующее ему различие в превалирующих ценностях и предпочтительных практиках. Однако множественность идентичностей оказалась не только ресурсом, но и социальной проблемой.
Базовым, определяющим тезисом в социологических теориях идентичности является ее рассмотрение как результата социальных взаимодействий. В первую очередь это постулируется в символическом интеракционизме и социальном конструктивизме. Строго говоря, идентичность не является объективной данностью и аскриптивным и неизменным признаком, это результат социальной включенности и внешней идентификации человека. Социальным следствием и продолжением такой идентификации является формирование определенного типа установок и практик.
Подчеркивается динамичность и растянутость самоопределения – обретение идентичности как процесс. Идентичность может служить и маркером отличий, выполнять функцию разграничения свой-чужой. Более того, сам процесс самоидентификации носит атрибутивный, маркирующий характер – вхождение или исключение. Такой тип идентификации называют дифференциальной, различительной – идентификация не по подобию, а по различению, т. е. не только вместе со своими, но и против чужих [Солодова, Краснопольская, 2020]. Иными словами, идентичность – одно из проявлений социального разделения и категоризации.
Несколько ключевых тезисов, на которых хотелось бы остановиться:
В основе идентификации – эволюционно выработанная антропологическая потребность в групповой принадлежности. Процесс отождествления себя с группой, сходная идентификация рассматривается как условие и основание групповой интеграции и сплоченности. В этом смысле идентичность выступает как показатель единства с общностью, результат одновременно и внешней идентификации, и самоопределения, и самоидентификации.
Стоит отметить и такой нюанс, как степень самоотождествления с группой. Высокий уровень приверженности целям, образцам и ценностям группы может вести к сплошной, тотальной самоидентификации с нею вплоть до утраты собственного мнения, собственного я, если оно отличается от группового мы, – группе придается высокая степень исходной гомогенности. Будучи автором и соавтором теорий социальной идентичности и социальной категоризации, Джон Тернер отмечал, что актуализация групповой идентичности (отождествления с группой) должна неизбежно тормозить установки и поведение, порождаемые личностной идентичностью, и, наоборот, актуализация личностной идентичности подавляет работу и эффекты идентичности социальной [Тернер, 2003]. Чем больше включенность молодого человека в ту или иную структуру, тем выше уровень его самоиндентификации с ней и, соответственно, активнее процесс интериоризации групповых норм. Наряду с фиксированием и демонстрацией принадлежности к группе, иной задачей идентификации является функция отделения от чужих, от чужой группы. Следствием высокой степени самоотождествления с группой может стать снижение и обесценивание представлений иных групп.
Механизм обретения идентичности непосредственным образом связан с процессами интернализации или, другими словами, переводом в систему внутренних ценностей и убеждений внешних представлений и установок. Это ключевой этап и условие бесконфликтной встроенности пополняющих общество поколений в уже существующий социокультурный контекст. В наибольшей степени он характерен для процессов обретения первичных, базовых идентичностей. С социологической точки зрения процесс интернализации обстоятельно рассмотрен П. Бергером и Т. Лукманом применительно к первичной социализации [Бергер, Лукман, 1995].
Важной функцией интернализации является обеспечение соответствия внешних, задаваемых обществом социальных норм и реального поведения человека. Благодаря интернализации, некогда чуждые нормы и ценности принимаются и не воспринимаются как что-то внешнее и давящее. Интернализация способствует ненасильственному, но согласованному с внутренними представлениями и желаниями индивида, сохранению и поддержанию общественных норм и, как следствие, социального порядка общества в целом. Наличие и осуществление процесса интернализации, т. е. интернализация индивидом социальных норм, позволяет рассматривать человека как результат общественных воздействий, иначе говоря, как социальный продукт. Иными словами, идентичность и идентификация в их базовых формах – результат интернализации индивидом оценок и представлений его ближайшего, но внешнего окружения.
В основе интернализации лежат две величайшие способности человека: первая – конформность, социальность, потребность в инкорпорации; вторая – восприимчивость, способность к обучению, подражанию, «перениманию от другого». Французский социолог и один из основоположников социальной психологии Г. Тард полагал, что принцип подражания лежит в основе человеческих взаимоотношений, а отношение учитель-ученик, в самом широком его толковании, является типовым социальным отношением. Более того, человек не только подражает другим, но желает, чтобы другие делали то же самое и походили на него. Неисполнение этого вызывает враждебность. Перенимание, восприятие от другого ведет к тому, что между людьми (значимыми другими и конкретным индивидом, ребенком) происходит непрерывная сходная идентификация и интерпретация событий, людей. Это обеспечивает социальные координаты и маркеры, встраивает человека в координатную сетку социальной системы, позволяет лучше ориентироваться и взаимодействовать в социальном пространстве, быть узнаваемым.
Успешность и прочность идентификации в значительной степени определяются обстоятельствами, в которых она происходит. Чем выше эмоциональная привязанность к человеку, влияющему на процесс самоидентификации, тем органичнее и результативнее интернализация и более укоренена обретаемая идентичность.
Основная функция обретения идентичности для индивида – субъективно понятное определение и размещение себя в социальном пространстве. Отсутствие идентичности, ее неопределенность ведут к фрустрации, человек теряется, не знает кто он. Приобретение идентичности предполагает освоение и выполнение определенных социальных, ментальных и поведенческих практик. Это продукт соотнесения с социальной реальностью, ее интернализации и тождественного отражения. Структурная сложность и семантическая многомерность современного социального пространства подразумевают множественность идентичностей, разную степень их интернализации и востребованности. Базовая идентичность может уходить на периферию социального взаимодействия, приобретать латентный характер и фрагментарную востребованность.
Как об общем процессе, наблюдаемом в современном мире, можно говорить, что идентичности приобретают локальность, эластичность и временность, ситуативность своего активного функционирования, т. е. границы. При этом набор потенциальных идентичностей индивида несвободен от исходного социокультурного контекста и интернализированных в нем представлений и базовых идентичностей. Можно говорить об определенной устойчивости и инертности приобретенных идентичностей. Вероятность обретения новых идентичностей находится в связи, коррелирует с уже сформированными и интернализированными представлениями о себе и о должном. Новые самоидентификации в идеале не должны вступать в конфликт с уже приобретенными. Речь скорее о расширении и согласованности набора потенциальных самоопределений, нежели об их кардинальном пересмотре.
Согласно Бурдье, это как структурированная предрасположенность или диспозиция, т. е. заданная, предопределенная прошлым опытом склонность к повторению определенного типа социальных практик. Происходит воспроизводство поведения, предпочтений, оценок, типов социальных связей, ранее сформированных структурой, т. е. объективными социальными условиями [Бурдье, 1995].
Еще один очень важный момент. Процесс обретения идентичности не является односторонним и механическим. Он предполагает подвижную, гибкую связь между внешней идентификацией и самоидентификацией. Другими словами, это рефлексия, отражение оценок, даваемых другими. Примером, иллюстрирующим связь идентификации и самоидентификации, могут послужить слова из известного произведения: «Если поросенком вслух, с пеленок обзывают, баюшки-баю, даже самый смирненький ребенок превратится в будущем в свинью»1. Связь эта никогда не остается статичной, раз и навсегда установленной, – она представляет собой непрерывное балансирование, динамический процесс.
В современных обществах с высокой интенсивностью и числом реальных и виртуальных контактов процесс выстраивания идентичности становится многофакторным и менее предсказуемым. В этом отношении чрезвычайно важно значение базовых идентичностей, приобретенных в процессе первичной, семейной социализации.
Вместо заключения
Не углубляясь в детали, кратко резюмируем вышеизложенное. В отличие от психологических подходов, социологическое видение процессов формирования идентичности делает акцент на внешних, в том числе не рассмотренных здесь институциональных факторах и структурах. Будучи в значительной степени социальным продуктом, мы становимся такими, какими нас видят и какими нам позволяют быть окружающие. Наша идентичность – продукт нашей жизненной истории, конвенционный баланс между желаемым и должным, возможным и должным. Представляется, что данное утверждение носит общий характер и является релевантным по отношению к различным социокультурным формам и проявлениям идентичности. В современных обществах с высоким уровнем территориальной и социальной мобильности, когда человек менее связан с местом и контекстом своего рождения, чем в традиционных обществах, потребность в идентификации и принадлежности сохраняется. Усложняется структура, число и степень потенциального многообразия идентичностей. На смену, в общем-то, безальтернативности, неизменности и уверенности пришла кратковременность, ситуативность, множественность и двусмысленность. В этих обстоятельствах инструментом, придающим набору идентичностей некую цельность и целеполагание, служит габитус.
1 Высоцкий, В. С. (1973). Песня про ребенка-поросенка. Культура. РФ. URL: https://www.culture.ru/poems/19765/pesnya-pro-rebenka-porosenka (дата обращения: 10.04.2025).
Об авторах
Г. С. Солодова
Институт философии и права СО РАН
Автор, ответственный за переписку.
Email: gsolodova@gmail.com
доктор социологических наук, ведущий научный сотрудник ул. Николаева, 8, Новосибирск
Список литературы
- Бергер, П., Лукман, Т. (1995). Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. Пер. Е. Д. Руткевич. М.: Медиум.
- Бурдье, П. (1995). Структуры, Habitus, Практики. Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас: учебное пособие. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та.
- Солодова, Г. С., Краснопольская, И. И. (2020). Механизм производства этнических границ. Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. № 58. С. 189-197.
- Тернер, Дж. (2003). Социальное влияние. СПб.
Дополнительные файлы
