Hamlet and Ludi (Commentary on Two Words in Hamlet: Quarto vs Folio)

Texto integral

На сопоставлениях текстов прижизненных кварто пьес Шекспира и первого посмертного фолио 1623 г. базируются многие наши представления, догадки, гипотезы об «авторских» рукописях, «театральных» экземплярах, «пиратских» изданиях, специфике авторской лексики, правописания и пунктуации, ошибках и небрежностях наборщиков, предположительных авторских правках, обоснованных и нет вмешательствах редакторов¹. В конечном счете, внимательное изучение существующих ранних редакций текстов Шекспира дает нам свидетельства мировосприятия этого глубочайшего художника, в прямом смысле слова ведет нас от «буквы» к «духу» его произведений.

Оба исследуемых в статье вариативных места в пьесе «Гамлет» в подавляющем большинстве случаев воспроизводятся в версии фолио 1623 года (F1), по нему сделаны и русские переводы. Мы же, напротив, обнаруживаем здесь преимущества прочтения, предложенного вторым кварто «Гамлета» (Q2). Оно открывает важные нюансы в образе Гамлета как «человека играющего», согласно широчайшему определению Й. Хейзинги [3].

Здравомыслие или святость?

Первое разночтение содержится в реплике Полония в сторону при встрече с Гамлетом с книгой:

“How pregnant sometimes his replies are – a happiness that often madness hits on, which reason and sanity [sanctity] could not so prosperously be delivered of” (II, 2, 205–208)².

«Как содержательны иной раз его ответы! Удача, нередко выпадающая на долю безумия и которою разум и здравия не могли бы разрешиться так счастливо» (Пер. М. Лозинского). Пер. Б. Пастернака: «Как проницательны подчас его ответы! Находчивость, которая часто осеняет полоумных и которой люди в здравом уме иногда лишены».

Наиболее полный (на 160 строк длиннее фолио) и высокоавторитетный³ текст второго кварто 1604 года [6] дает sanctity. В версии первого кварто 1603 г. [7] сцена с Полонием и актерами значительно сокращена и переформатирована, и в ней исчезает данное разночтение. Редакторы же мемориального фолио 1623 г. [8], руководствуясь некими соображениями, заменили sanctity на sanitie.

В современных изданиях, предпочитающих вариант фолио (а их подавляющее большинство), редакторы либо ограничиваются самим указанием на исправление [9, p. 249], либо сопровождают его скупым комментарием, наподобие «sanctity Q2 представляется ошибочным» [4, p. 253]. Редактор единственного известного нам современного издания второго кварто «Гамлета» Джон Ф. Эндрюс сохраняет sanctity с кратким замечанием “virtue, holiness of life, Here the Folio reads sanity” [5, р. 104] и тут же отсылает к другому месту (I, 3, 20), где фолио, напротив, меняет safety на sanctity [5, р. 42].

В драме Шекспира, особенно обладающей качествами проблемной пьесы, обсуждающей идеи общественной значимости (“some necessary question of the play… to be considered” III, 2, 40–41), каковой является «Гамлет», принципиально важен субъект речи. Если высказывания Гамлета всегда исполнены смысла, даже когда кажутся нам «темными», то речь Полония насыщена алогизмами под маской логики и пафосной бессмыслицей. Это действенный способ характеристики персонажа, но также инструмент переключения внимания слушателя или фонетической фиксации на тех или иных ключевых словах. Редактор фолио определенно считал, что исправляет ошибку, заменяя в реплике Полония «святость» (sanctity) на «здравый ум» (sanity), апологетом которого выглядит придворный, и тем самым а) создал тавтологию, поскольку разум и здравомыслие примерно одно и то же; б) привнес слово, отсутствующее в словаре Шекспира (слова ‘sanity’ нет в его текстах, в отличие от слова ‘sanctity’, которое присутствует от «Как вам это понравится» и «Двенадцатой ночи» до «Зимней сказки»; в) и затемнил важную новозаветную аллюзию, указателем для которой, полагаю, служило слово ‘sanctity’.

В Q2 здесь а) отсутствует тавтология, б) употреблено слово из шекспировского лексикона, и главное, в) вечный путаник «хитрец» Полоний противопоставляет язык безумия, оборачивающегося мудростью, языку разума и… святости. Тогда как в Священном Писании они связаны. Этой нелепостью, оксюмороном, звучащим из уст «умудренного и дальновидного» царедворца, Шекспир отсылает «имеющую уши» аудиторию к известным рассуждениям ап. Павла в Первом послании Коринфянам:

«Но мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога, что и возвещаем не от человеческой мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святого, соображая духовное с духовным. Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сём надобно судить духовно. Но духовный судит о всём, а о нём судить никто не может»⁴ (1Кор 2: 12–15).

Гамлет и прямо называет Полония «большим младенцем», не вышедшим из пеленок (“That great baby … not yet out of his swaddling clouts” (II, 2, 319–320)), что также отсылает к проповеди ап. Павла о духовной мудрости Божией:

«И я не мог говорить с вами, братия, как с духовными, но как с плотскими, как с младенцами во Христе» (1Кор 3:1). Так и Гамлет говорит с Полонием не как с духовным (as unto spiritual men), а как с плотским (as unto carnal), с «младенцем во Христе» (even as unto babes in Christ) [10, 1Кор 3:1].

Таким образом, мы видим, как произвольная замена, допущенная редакторами фолио, нивелирует второй намек на мудрое безумие, присутствующий в реплике чуткого к словам, но не их сути, небрежно поигрывающего словами «мудреца» Полония. Первым указателем двумя строками выше был подмеченный Полонием «метод» в «безумии» Гамлета: “Though this be madness yet there is method in’t” (II, 2, 202–203).

И конечно, данный смысловой обертон исключительно важен драматургу: он подсказывает публике правильное понимание «причуд», в которые после встречи с призраком отца начал облекаться Гамлет: “As I perchance hereafter shall think meet / To put an antic disposition on” (I, 5, 169–170). И в целом поясняет смысл «божьего скоморошества» героя, на которое он сам недвусмысленно укажет очень скоро, в сцене придворного спектакля-«мышеловки»: “O God, your only jig-maker!” (III, 2, 118). Надетый Гамлетом по собственной воле шутовской колпак позволит ему на протяжении всего действия говорить правду, оставаться честным [11, c. 482–483].

Подытоживая эту часть рассуждения, отметим, что данная правка редакторов фолио не представляется нам обоснованной и может быть сочтена ошибочной⁵. При переизданиях и новых переводах «Гамлета» в этом месте нужно следовать, как сказано на его титуле, “true and perfect”⁶ тексту второго кварто: sanctity. Сопровождая подробным комментарием о мотиве «мудрого безумия», который имеет в пьесе Шекспира евангельское происхождение, и при этом сходен, а возможно, и восходит к софистическому (сократическому) игровому философскому любомудрию, описанному Хейзингой [3, c. 143–146].

Предчувствие или игрище?

Второе разночтение – это загадочное слово Гамлета после полученного от Короля приглашения состязаться на рапирах с Лаэртом:

“It is but foolery, but it is such a kind of gain-giuing [gamgiuing] as would perhaps trouble a woman” (V, 2, 193–194).

«Это, конечно, глупости; но это словно какое-то предчувствие, которое, быть может, женщину и смутило бы» (пер. М. Лозинского). Пер. Б. Пастернака: «Совершенные глупости. И вместе с тем какое-то предчувствие, которое остановило бы женщину».

В «плохом» кварто 1603 года (Q1) отсутствует данное разночтение по причине предельной сжатости самого рассматриваемого эпизода. Второе кварто 1604 года (Q2) содержит загадочное gamgiuing. Редакторы же посмертного Первого фолио исправили это слово на gain-giuing, образовав его по типу gainsaying («отрицание», с gain- в значении “in opposition to”).

Проблема, однако, в том, что слово gaingiving в словаре Шекспира отсутствует. Нет его и у современников драматурга: глоссарий слов эпохи Тюдоров и Стюартов дает его единственное употребление, и это шекспировское первое фолио [12, р. 162]. Оксфордский словарь английского языка [13] знает два значения gain-giving: 1) «отдача взамен, возврат» (a giving in return, making return), изредка встречающееся с конца XV века и 2) «опасение», «предчувствие» (a misgiving), первый и единственный раз употребленное именно в шекспировском фолио 1623 года. Словарь Мэррион–Уэбстер отмечает, что «представление о том, что это слово означает «предчувствие», является всецело предположительным (completely conjectural, as gain- does not have the meaning ‘mis-’)» [14].

Общим местом при переизданиях и переводах, тем не менее, стало признание варианта фолио и трактовка «предчувствие», «опасение». Х. Дженкинс, всецело принимая gaingiving, комментирует так: «неправильное прочтение Q2 и предположительная поправка Q3 говорят о том, что слово было непривычным» [9, p. 406 fn]. Редакторы Ардена третьей серии, «учитывая редкость слова», стоящего в фолио, иронически называют вариант Q2 «минимальной ошибкой» в его воспроизведении [4, р. 447 fn]. Даже подготовитель научного издания второго кварто Дж. Эндрюс прочитывает это слово как misgiving, объясняя тем, что орфография Q2 может быть «диалектным вариантом gaingiving фолио». Вместе с тем он допускает и то, что «‘gam’ в ‘gamgiving’, возможно, происходит от ‘game’, особенно от игр, связанных со ставками и опасениями от исхода азартных игр» [5, р. 312]. Это последнее допущение Дж. Эндрюса аналогично варианту, который давало Q3 «Гамлета» (кварто 1611 года, представлявшее собой переиздание Q2 с незначительными изменениями). Оно заменило неясное gamgiuing на game-giving [15]. Дело, однако, в том, что и такое слово отсутствует в словаре шекспировской эпохи и ранее, современные лексикографы также его не фиксируют.

Наша версия, разумеется, тоже предположительна. Мы исходим из общей с редакторами фолио предпосылки, что в Q2 была допущена опечатка, небрежность наборщика. Следовательно, нужно понять, что стояло в оригинале. Вместо фантастического gain-giuing я предлагаю прочтение gam<giu>ing, допустив, что наборщик по невнимательности мог добавить лишние буквы (заключенные в угловые скобки). Ошибка наборщика привела к искажению слова gaming, совершенно логичного и уместного в контексте обсуждаемого Гамлетом и Горацио приглашения к игре, придворному состязанию на рапирах. Это всего лишь глупая игра, но такая, в которой его интуиция (обычно свойственная женщинам) угадывает опасность.

Следует учесть и такой аргумент. В староанглийском языке существовало слово gamen[7] (вариант game), ко времени Шекспира оно уже вышло из употребления, но встречалось в религиозной литературе, в жестах и романах (о разрушении Трои, о Тристане, у Томаса Мэлори). Его глагольные формы gamning и gamnian. Первую использовал учитель королевы Елизаветы Роджер Эшем в «Любителе стрельбы из лука» (Toxophilus) в 1545 г.: “To him that compared gamning with shoting somewhat wyll I answere…” [16, p. 51], там же встречаем и слово gamnes (мн. ч. для gamen, game) [16, p. 52]. Шекспир определенно читал это сочинение, написанное в форме диалога между Любителем лука (Toxophilus) и Любителем слов (Philologus). Один из его разделов – “Agaynste vnlawfull gammes and namelye cardes and dife” [16, p. 23] – посвящен дискуссии о природе, достоинствах (или вреде) игр и спортивных упражнений, развивающих (или развращающих) человека⁸. Вскоре, в самом начале состязания на рапирах, Гамлет уподобит себя не самому искусному лучнику, невольно ранившему брата (так в Q2 и Q1) или мать (так в F1)⁹.

Так что в рукописи «Гамлета», с которой набиралось «хорошее» кварто 1604 года, могло стоять даже не привычное нам gaming, а устаревшее gamning, претерпевшее дополнительное искажение при наборе. Не исключено, что в самой рукописи слово было написано неразборчиво.

Дополнительным аргументом является то, что ‘gaming’ – слово пьесы «Гамлет» (встречается в ней еще трижды, помимо рассмотренного места), больше Шекспир нигде его не употребляет. Пристрастие к игре (азартным играм) предстает в «Гамлете» – в полном согласии с рассуждением Роджера Эшема! – как дурное пристрастие. По мнению Полония, не настолько порочное, чтобы обесчестить его сына (II, 1, 24, 56), но по убеждению Гамлета, препятствующее спасению (“no relish of salvation in’t”) и способное утянуть отягощенную другими грехами душу в ад (III, 3, 91–95). Таким образом, при выборе gaming, в рассматриваемой фразе Гамлета подходящими русскими эквивалентами, в зависимости от стилистического регистра, могут быть как «игрище», так и «заигрывание» (которое «возможно, женщину и смутило бы»).

Какие выводы позволяет сделать наше сопоставительное исследование двух конкретных разночтений, проведенное в несколько более широком, чем чистая текстология, идейном контексте эпохи?

Гамлет – особый тип «человека играющего», действующий внутри публичной театральной игры, каковой является сама пьеса «Гамлет» [17, c. 51–63]. Если он играет, то «в трудные игры», как сказал Парменид, включаясь в рассуждения о глубочайших вопросах бытия [3, c. 146]. Лживость «посулов игрока» (“false as Dicer’s Oaths” – III, 4, 43) отвратительна Гамлету, его шутовство и мудрое безумие – способ оставаться честным на всем протяжении действия. Он стремится сохранить свой духовный стержень, не желает растворять его во всеобщности и амбивалентности игры: “But I have that within that passes show” (I, 2, 85). У этого «скомороха Господня» (joculator Domini) особая миссия: он пытается исцелить само время, вправив его сустав (I, 5, 186–187). Его тревожит игра, в которую его втягивает преступный шулер на троне со своим слабодушным «орудием». и после поездки в Англию – на казнь – он уже вполне ясно понимает, что такое их игры.

В обоих рассмотренных случаях предпочтение следует отдавать «подлинному и полному» тексту кварто 1604 г. и исходить из него при переизданиях и новых переводах «Гамлета». Оба места в научных изданиях пьесы нуждаются в подробном комментарии, важном для понимания мировоззрения Шекспира; кроме того, gamgiuing требует исправления на gaming с обоснованием вероятной причины опечатки. Наконец, оба слова поясняют развертывание сложного мотива игры в пьесе и конкретно отношение Гамлета к игре: предрасположенность героя к мудрой игре словами и смыслами, почитаемой «плотскими» людьми «безумием» (1Кор 2: 12–15), и неприятие им азартных игр в логике, сходной с трактатом Р. Эшема «Любитель стрельбы из лука» (1545).

¹ Из недавно опубликованных собраний исследований этого типа отметим кембриджское 2015 г. [1] и арденское 2021 г. [2].

² Пьеса «Гамлет» цитируется с указанием акта, сцены, строки по изданию [4], основанному преимущественно на тексте фолио 1623 г., и сопровождается в квадратных скобках вариантом по кварто 1604 г.

³ Преобладающее мнение ученых о Q2: текст, «несомненно авторизованный драматургом и его коллегами» [5, р. xlvii], основанный на рукописи самого Шекспира, вероятнее всего, ее черновом варианте (“foul papers”, “an author’s uncorrected play manuscript”) [4, р. 81].

⁴ Примечания Женевской Библии [10] к этому месту поясняют: (14) “…This is not to be marveled at, sayeth the Apostle, seeing that men in their natural powers (as they termed them) are not endued with that faculty, whereby spiritual things are discerned (which faculty cometh another way) and therefore they accompt spiritual wisdom as folly: and it is as if he should say, It is no marvel that blind men cannot judge of colors, seeing that they lack the light of their eyes, and therefore light is to them as darkness”. (15) “The wisdom of the flesh, saith Paul, determined nothing certainly, no not in its own affairs, much less can it discern strange, that is, spiritual things. But the Spirit of God, wherewith spiritual men are endued, can be deceived by no means, and therefore be reproved of no man” (1Cor 2:14–15; курсив мой – Н.М.).

⁵ Первое кварто (Q1 1603) в своем кратком переложении этой сцены тоже отсылает к «мудрому безумию», используя такие выражения, как “full of wits” и “shrewd”: How pregnant his replies are, and full of wits……Very shrewd answers [7, p. 34–35].

⁶ Титул кварто 1604 года описывает пьесу как ‘Newly imprinted and enlarged to almost as much againe as it was, according to the true and perfect Coppie’ [6]. “True and perfect” обычно переводят как «подлинный и точный», однако “perfect Coppie” может пониматься и как «полный», и как «законченный», но также и как «чистый» список, что не вполне совпадает с представлением о «не выправленном авторском черновике» [4, p. 81].

⁷ Old English. n. gen. An activity which provides amusement or fun; an amusement, a diversion, a pastime. Formerly also as a mass noun: †play, diversion (obsolete); Old English. v. intransitive. To amuse oneself; to play, sport, jest; (occasionally) to indulge in amorous or flirtatious play [13].

⁸ К популярному дидактическому сочинению Роджера Эшема, полагаю, отсылает внушительный каталог азартных игр, выявляемый в пьесе «Гамлет»: игра в кости (I, 3, 127; III, 4, 43), игра в шары (II, 1, 62; III, 1, 64), игра в монеты (III, 3, 58), игра с деревянными то ли кеглями, то ли фишками (V, 1, 87), заклады, ставки и пари, как на скачках и турнирах (типа тотализатора: IV, 5, 141–142; IV, 7, 132, 153; V, 2, 88 и далее 4 раза; см. также IV, 4, 55). Особого упоминания заслуживает мотив охоты (олень, лиса) и сквозная тема преследования и убийства оленя (II, 2, 502, 518; III, 2, 263–264; V, 2, 348), которые, однако, не обнаруживают связи с азартными играми. Особняком стоит инструментарий профессионального шута, чей перечень дан в сцене на кладбище с черепом Йорика: Jest, Fancy, Gibes, Gambols, Songs, flashes of Merriment, Grinning (V, 1, 175–182).

⁹ That I have shot my arrow o’er the house

Sobre autores

N. Mikeladze

Autor responsável pela correspondência
Email: fornatalia@bk.ru

Doct. Sci. (Philol.), Professor 

Bibliografia